Законопроект о внесении дополнений в закон «О свободе совести» вызвал немалые споры – главным образом, из-за пункта, который требует, чтобы священнослужители и сотрудники религиозных организаций, получившие духовное образование за рубежом, проходили переаттестацию и получали дополнительное образование в России перед тем, как приступать к своим обязанностям.

Против этого пункта выступил ряд религиозных общин, для которых образование за рубежом – важная или даже единственная возможность подготовки служителей. Пока что Госдума отложила его принятие.

Цель требования переаттестации понятна – в России не должны легально проповедовать те, кто протаскивает, под флагом религии, экстремистскую и насильственную идеологию. Иностранные деньги – а денег этих много – не должны отравлять религиозную ситуацию в России.

Однако в своем нынешнем виде это требование может создать намного больше проблем, чем решит. Религия по своей природе носит наднациональный характер: она не может ограничивать себя государственными границами. Это особенно хорошо видно на примере Русской православной церкви, паства которой находится в самых разных странах, а епископы и священники, выпускники российских семинарий, несут служение в самых разных местах – от Западной Европы и США до Африки. Власти этих стран могут создать нашим священнослужителям проблемы, аналогичные тем, которые создает обсуждаемый законопроект религиозным служителям в России – и в этом случае нам будет трудно против этого протестовать.

Конечно, противостояние религиозно окрашенному экстремизму – задача, которую необходимо решать. Но это можно делать и более точечно. Мы знаем, что экстремистов готовят некоторые зарубежные медресе – причем не так трудно установить, какие именно. Именно по отношению к ним и были бы уместны определенные заградительные меры. Создать черный список учебных заведений, выпускники которых не могут проповедовать в России, вполне возможно.

Вместо этого, увы, мы видим совершенно неизбирательные удары по площадям – ради того, чтобы отсеять выпускников тех медресе, где готовят экстремистов, законопроект заодно создает проблемы медресе, где готовят принципиальных противников экстремизма, а также – за компанию – баптистским и католическим семинариям, а также иудеям, буддистам и всем остальным. Создавать затруднения мирным и законопослушным людям – это не способ побороть экстремизм. Это, увы, огонь по своим законопослушным гражданам.

Чем вызвана такая неизбирательность? Очевидно, не каким-то злым умыслом, а подходом по умолчанию, который тянется еще с советских времен. Этот подход можно было бы обозначить, как «враждебный секуляризм». Религия при этом автоматически воспринимается как что-то в принципе враждебное, верующие видятся как плохие члены общества и граждане весьма сомнительной лояльности, которых должно быть как можно меньше – а те, которые все же есть, должны находиться под плотным контролем государства, которое всячески дает понять, что не одобряет их мировоззренческого выбора. Быть религиозным человеком формально не запрещено – но лучше не надо.

Мы жили при такой форме секуляризма в позднем СССР – а в наши дни он существует, например, в Китае. Как сказал в 1970-е годы милиционер одному молодому христианину: «Лучше бы вы, молодой человек, водку пили». В России мы наблюдаем продвижение именно такой формы секуляризма – начиная, по крайней мере, с «поправок Яровой». Любой верующий, особенно вступающий в открытые беседы о своей вере, находится под сильным подозрением. От него требуются дополнительные усилия, чтобы доказать свою благонадежность.

Проблема не только в формальных запретах, но и в определенном сигнале, который власть посылает своим представителям на местах и населению в целом. Государство смотрит на верующих с неодобрением – к ним не следует быть дружелюбными, разного рода нападки на них будут восприняты как уместные. Конечно, это сворачивание религиозной свободы пока что не затрагивает крупнейшую религиозную общину страны – Русскую православную церковь, отношения которой с государством пока складываются вполне благополучно. Как православный человек, я благодарен за это время благожелательного сотрудничества, которое мы особенно ценим после советских гонений.

Но беда в том, что враждебный секуляризм с исключением для Русской православной церкви – это очень неустойчивое положение дел. Когда формируется законодательная база, позволяющая сильно испортить жизнь любой религиозной общине, а принцип свободы вероисповедания, хотя и не отвергается формально, но постепенно сворачивается, Церковь оказывается зависимой не от закона, а от благоволения конкретных людей во власти, которое никоим образом не гарантировано навсегда. В Библии есть рассказ о том, как у Иосифа – и народа Божьего в целом – сложились самые прекрасные отношения с царем египетским; но потом «восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа» (Исх.1:8), и люди оказались в большой беде.

У враждебного секуляризма есть своя внутренняя логика, которая в итоге неизбежно разворачивает его и против Русской православной церкви. Церковь будет в намного большей безопасности – и в лучших условиях для своего служения – если государство будет признавать свободу вероисповедания в целом. Кроме того, нам стоит заметить, что развитие событий в мире делает свободу религии очень важным и потенциально мощным внешнеполитическим инструментом. Острое политическое противостояние в США – это во многом противостояние именно вокруг свободы вероисповедания, которую демократы стремятся свернуть во имя гендерной идеологии и «защиты прав меньшинств», в то время как республиканцы обещают ее отстоять.

Многие представители консервативных сил в США и Европе с одобрением смотрят на Россию как на страну, практически не затронутую тем идеологическим безумием, которое заливает Запад. Это одобрение, однако, быстро уходит, когда они узнают о серьезных проблемах со свободой вероисповедания в самой России. Там, где мог бы быть мощный канал «народной дипломатии», где Россия могла бы привлечь симпатии множества людей по всему (и в большой мере западному) миру, оказывается, напротив, уязвимость – критики России указывают на сворачивание свободы религии, и им, увы, нечего возразить.

Политика России в области религии могла бы быть другой. Мы могли бы увидеть в верующих людях, в том числе неправославных, не угрозу, а потенциал. Религиозные общины могут быть партнерами и соработниками государства в деле построения более стабильного, безопасного, гуманного и процветающего общества. Государство могло бы проводить более дружественную политику – не пытаясь осложнить религиозным общинам жизнь, а напротив, признавая верующих в качестве своих лояльных граждан. Гораздо лучше привлекать людей, а не отталкивать их, приобретать их расположение, а не провоцировать отчуждение и враждебность.

Это требует большой мудрости, да и просто усилий – тщательно разбираться, отличая реальных экстремистов от мирных и законопослушных религиозных людей, может быть долго и сложно. Кажется более простым решением просто ввести дополнительные ограничения, которые ударят по всем без разбора. Но такая экономия усилий может в будущем принести плохие плоды – поэтому лучше продумывать политику в области религии медленно и тщательно.