Конфликты происходят не между людьми, а между их системами ценностей – объясняют гуру сценарного мастерства. И это довольно очевидно: один и тот же повод с разными людьми может и привести к конфликту, и остаться незамеченным. Смысл рождается в контексте. Одно и то же матерное ругательство может быть и шуткой, и оскорблением. Одни и те же слова в интеллигентной компании и в тюрьме воспримут по-разному. Даже одни и те же ценности интерпретируются противоположно.
Допустим, вы за свободу, и я за свободу. Но я – за вашу и нашу, а вы – только за свою, потому что другие ее недостойны. Или просто вас не интересуют. Легитимный подход? Вполне. Должен ли я его разделять? Нет. Ах, вы не говорили, что другие ее недостойны? А как вас понимать? Вы это только подразумевали, но в приличном обществе такое не произносят? Извольте получить по лицу канделябром. Туза в рукаве в приличном обществе тоже не держат.
Вот вам и модель конфликта. Людям, обремененным историей прошлых отношений, несложно найти любой повод для ссоры. Как скандальным супругам или «либералам» с «патриотами». Несложно ее и избежать – поэтому люди, не связанные излишней близостью, стараются конфликтные темы не затрагивать. На Западе раньше считалось неприличным обсуждать в хороших домах деньги, политику и религию. На этом основана техника small talk – светской беседы, которая «не грузит».
Однако людям необходимо доказывать собственную правду. Они нуждаются в чувстве правоты. Жить не по лжи хочется даже тем, кто иронизирует над этими словами, потому что их произнес Солженицын. Фальшь смешна, а правота раздражает (если, конечно, она не ваша). Но какие существуют доказательства правоты? Вроде бы утверждения могут быть истинными или ложными. Но наше время обогатило дискурс опцией «не всё так однозначно».
Что такое свобода? Жить в обществе, игнорируя его? Митинговать по любому поводу? Оскорблять чувства или иметь право на защиту от оскорблений? Черно-белый мир существует или в воображении пропагандистов, или в сознании людей, которые сидят в окопах и смотрят друг на друга сквозь прицел. А реальный дробится на все цвета и оттенки: можно быть в оппозиции – и за карантинные ограничения, за власть – и свободу в вопросе прививок, за Навального и против евреев, за Бога и коммунизм. Эклектичность взглядов постоянно фрустрирует сторонников партийной унификации. Старый армейский анекдот «Если вы такие умные, то почему строем не ходите?» стал отражением реальной заботы об идеологической чистоте интеллигентских рядов. А публика норовит расколоться на ровном месте – либералы за и против Улицкой, патриоты за и против Дзержинского, те и другие не могут определиться по поводу прививок или Солженицына (которых объединяет наличие побочных эффектов).
Это уж не говоря о двойных стандартах. Находчивый мыслитель Илья Яшин* обвинил российскую пропаганду в олдшейминге: дескать, затравили старика Байдена! А когда либеральная интеллигенция «травила» Брежнева и Черненко – это, конечно, совсем другое дело. Надо же понимать, над какими стариками издеваться можно, а над какими нельзя. Хорошо, когда газета «Правда» каждый день корректирует колеблющийся курс линии партии. Без нее и от рук отбиться недолго: оппозиционеры и охранители грызутся между собой почем зря. В этой вороньей слободке единственным европейцем кажется только правительство, поэтому перманентные конфликты пропагандистов всех мастей друг с другом и между собой служат для меня неиссякаемым источником развлечений. Однако радости в подобном веселье мало. Гражданское общество не из склок возникает, а из осознания общих ценностей. В Советском Союзе их декларировать умели не хуже, чем в Голливуде – пусть в действительности он и был сверху донизу пронизан ложью.
- Сокращение числа «православных» – хорошая новость для Церкви
- В Нидерландах организовали избирательный «Макдоналдс»
- «Северный поток – 2» вновь поссорит США и Евросоюз
А сейчас откровенной лжи вроде бы нет, но правда у каждого своя. Помните, как смеялась наша оппозиция над бандеровцами, которых «придумала» наша пропаганда? Теперь смеяться уже не приходится – надо закрывать на расплодившиеся придумки глаза и держать нацистские шабаши за перегибы на местах. Свободная Европа на наших глазах превратилась в единое полицейское государство: чего не могли добиться бесчинствующие преступники из мигрантов, сделал страх перед коронавирусом. Россия, которая без всяких деклараций вышла на «шведскую модель», оказалась самой свободной страной. «Пир во время чумы», вызывающий оторопь в «свободном мире», стал нашей реальностью. Как и свобода вакцинирования, которой наши люди не так уж охотно и пользуются. Тем более что распространяется вирус по своим – и пока еще совсем мало изученным – законам, а главную (и несомненную) его опасность представляет отсутствие необходимой профилактики и неправильное лечение.
Если бы люди строили свои выводы на основе верифицированной информации и истинных посылов, упиваться всевозможными конфликтами, которые не стоят и выеденного яйца, было бы сложно. А вот если люди с высшим (и даже медицинским) образованием ломают копья о том, нужно или не нужно носить маски и перчатки, когда новый опасный вирус пытаются побороть антибиотиками, игнорируя давно известные методы лечения его симптомов, это уже достаточно серьезный абсурд. Универсальный выход из любой дискуссии – обвинение оппонента в чем-то, находящемся за пределами предмета обсуждения. Закон Годвина объясняет: по мере разрастания дискуссии вероятность упоминания Гитлера в качестве аргумента становится практически неизбежной. Извечный российский вопрос «Кто виноват?» призван был прояснить истоки происходящего. Однако смыслом наших общественно-политических дискуссий становится назначение виноватым оппонента.
В подобных спорах истина разве что дохнет. Если раньше опиумом для народа была религия, то теперь опиумом стали не поиски справедливости, а экспресс-обнаружение того, кому и за что каяться. В социальном измерении марксово определение религии как государственного наркоинститута вполне разумно: она охмуряла народ и помогала им управлять, давая простые ответы на сложные вопросы. Эти ответы объединяли хозяев и рабов – точно так же, как идея коммунизма или другие идеологии.
Но время идеологий прошло, наступило время постправды. «Википедия» определяет ее как «обстоятельства, при которых объективные факты являются менее значимыми при формировании общественного мнения, чем обращения к эмоциям и личным убеждениям». Но в чем тогда разница между постправдой и идеологической пропагандой? Очевидно, в кризисе ценностных оснований. Любая идеология предполагает систему ценностей. Цели, задачи, оправданные средства. Постправда – опиум сытых. Им нечего терять, кроме своих иллюзий и своих картонных врагов.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом
