Глобалистская повестка нам более не интересна. Россия вовсе не собирается нестись на общем глобалистском паровозе «к разрушенному мосту» (воспользуемся метафорой «Желтой стрелы» Виктора Пелевина). В чем, собственно, и был главный пафос валдайской речи президента: вы летите на гребне волны прогресса, уничтожая отставших классиков, Шекспира и Данте, переименовывая мам и пап в родителей номер один и номер два, умножая гендеры и прочее? Флаг вам в руки, нам же спешить некуда. Скорее, самое время успеть спрыгнуть с последней ступеньки поезда, пока все это ваше «гендерно-мультикультурное многообразие» не рухнуло с грохотом с обрыва в пропасть.
Потому что для закусившего удила глобализма главное – именно скорость. Получить свои глобальные гешефты господам глобалистам нужно до того момента, как люди во всем мире начнут приходить в себя. Именно об этом книга руководителя Всемирного экономического форума Клауса Шваба «COVID-19: Великая перезагрузка» (COVID-19: The Great Reset) – о том, что перезагрузка современной версии капитализма, конечно же, должна быть глобальной, и без России она состояться не сможет.
Посмотрим, как пойдут дела в этом вопросе дальше, но сейчас – немного о другом. О том, что «цивилизационное размежевание» должно стать прежде всего моментом возвращения национального самосознания.
Следующим шагом должна стать ясная и недвусмысленная формулировка цивилизационных кодов этого национального самосознания. Чем наша самостоятельная цивилизация отличается от цивилизации Запада? И на чем должна утверждать себя?
Это важнейшие вопросы, и неудивительно, что Валдайская речь вызвала новый виток дискуссий на вечную тему: о неизбежности новой государственной идеологии и ее целесообразности.
И здесь необходимо брать в расчет два момента. Первое: идеология нужна тогда, когда требуется сплотить общество; и второе – когда общество требуется мобилизовать. И здесь же всякая госидеология неизбежно являет свое слабое место: идеология (которая формулируется достаточно жестко) не только сплачивает, но и разделяет. Расколов же сегодня и так хватает по разным линиям: либералы – консерваторы, белые – красные, национальное – имперское. Сомнения и колебания власти потому совершенно понятны. Любая жестко артикулированная идеология часть людей неизбежно оттолкнет. Сегодня Путин находит формулировки максимально общие и максимально понятные подавляющему большинству: разумный консерватизм, консерватизм оптимистов.
- Пандемия навсегда меняет мировую торговлю
- Властелинам цифровой среды нужна безраздельная власть
- Новый миропорядок будет создан русской «невидимой силой»
В то же время перед лицом внешней опасности та или иная степень мобилизации в любом случае неизбежна. Опасность же эту Путин обозначает вполне ясно: уничтожение традиционной культуры, традиционных ценностей, которые мы видим на Западе. Действительно – крушение огромной, великой некогда цивилизации – зрелище печальное и величественное. Требующее притом не только созерцания, но и ответа, адекватного масштабу происходящего. Ответа, который мог бы стать одновременно и защитной стеной, и жгущим глаголом, который был бы понятен и российскому обществу, и западной элите, и народам других стран.
На мой взгляд, такой ответ, в общем-то, уже дан. На том же валдайском форуме смысловым наполнением «разумного консерватизма» стали имена Николая Бердяева, Ивана Ильина, Льва Гумилева. То есть и наше, национальное, понимание идеи личности, идеи государства и философии истории. Иными словами, поскольку главная угроза, исходящая от глобального мира, – это угроза уничтожения традиционной культуры, то именно идея «защиты культуры» должна стать главной для власти.
Никакой иной идеологии сегодня, собственно, и не требуется. О защите национальной идентичности сказано необходимо и достаточно. Можно было бы сказать и жестче: «диктатура культуры», по аналогии с «диктатурой закона», под знаменем которой (не слишком навязчивой, но действенной) проходило у нас преодоление наследия 90-х. Термин «диктатура закона», которым пользовался Путин, явно был навеян идеями Ивана Ильина, предлагавшего ясную программу преодоления хаоса после слома советской парадигмы, основанную на разумном авторитаризме.
Но у того же Ивана Ильина есть и столь же четкие определения понятия «культуры», а также большой пласт работ, посвященных путям сохранения высокой русской культуры. Само понятие «диктатуры культуры» есть, по своей сути, прямое продолжение понятия «диктатуры закона». Ведь очевидно, что после наведения внешнего порядка должно следовать восстановление смыслов, то есть традиционных этических иерархий в обществе. Нужно включить те самые русские коды, которые всегда были присущи нашему народу и на которых всегда держалась наша тысячелетняя цивилизация.
Какие же это коды? А вот это уже должно стать отдельным большим разговором, требующим напряженного внимания и общества, и власти. Такой разговор уже ведется. В частности, «Изборским клубом», выпустившим в прошлом и нынешнем году целую серию работ, посвященных выявлению исторических «русских кодов».
Но главное следствие «диктатуры культуры» в том, что понятие культуры утверждается ей в самом центре общества! Таким образом, само общество из сегодняшнего экономикоцентричного становится культуроцентричным. Соответственно, и человек из экономического субъекта превращается в человека вертикального, иерархичного, то есть имеющего не только желудок, но сердце и голову. И именно в эту сторону начинает обращаться двигатель всех общественных преобразований и перемен. Понятной становится и суть общественной мобилизации: через непродолжительное время на месте общества потребления в России мы должны будем обнаружить общество свободных творцов, ясных идеалов и национальных смыслов.
