«Культура отмены» дошла до сокровищ русской культуры

Ведущие балетные труппы Европы ополчились на классическую версию «Щелкунчика» – одно из самых известных в мире произведений русской культуры и символ русского балета. В том, что прежде ассоциировалось с зимними праздниками, теперь видят расизм и сексизм. Что это означает для русского театра? Сможет ли он обратить «культуру отмены» себе во благо?

Ситуация с классической версией балета «Щелкунчик» такова, что в Королевском балете Великобритании ее «отредактировали», видоизменив несколько сцен, а в Государственном балете Берлина вовсе изъяли из репертуара как недостаточно политкорректное произведение. 

Не они первые (первыми потребовали избавить «Щелкунчика» от «недопустимых фрагментов» в Национальной балетной труппе Шотландии), не они последние: теперь этот «флешмоб» наверняка поддержат другие театры западного мира, а отстающих начнут обвинять в расизме, сексизме, недостаточной чуткости к меньшинствам и отказе воспринять «новую этику», в которую классическая постановка более не вписывается.

«Классическая» – это с либретто Мариуса Петипа, которую впервые сыграли в Мариинском театре в Санкт-Петербурге почти 130 лет назад, в 1892 году. По сюжету во дворце сластей Конфитюренбурге ожившие куклы из разных стран – России, Дании, Испании, Китая – встречают главных героев. Претензии у британцев, немцев и прочих сводятся к «китайскому» («Чай») и «арабскому» («Кофе») танцам: в первом случае не нравится «стереотипно семенящие шаги» (расизм), во втором – гарем с наложницами (сексизм).

Отметим, что Мариус Петипа, как утверждают открытые источники, был крайне далек и от китайской, и от арабской культуры. То есть это не вариация на тему национальных танцев, а чистая фантазия. С точки зрения «новой этики» это имеет значение, поскольку в противном случае балет обвинили бы в «культурной апроприации» – и непонятно еще, что хуже.

Но для России, как родины балета «Щелкунчик», применительно к этому акту цензуры важнее другие акценты.

Во-первых, для всего мира Петр Чайковский – это российский композитор номер один. Рядом с ним такие фигуры, как Гагарин, Достоевский, Менделеев.

Во-вторых, русский балет – это наше национальное достояние и один из главных брендов русской культуры вообще. В глазах иностранца не бывает России без балета – и нет балетов без влияния России.

В-третьих, балет «Щелкунчик», хотя и являлся на момент создания новаторским, теперь считается самым известным русским балетом, оставаясь самым известным произведением Чайковского – наряду с «Лебединым озером». Мелодии из него сопутствуют Рождеству почти во всех христианских странах.

Другими словами, «Щелкунчик» – это еще одно «наше всё». И теперь это «наше всё» кромсают леволиберальными ножницами.

«Постоянно продолжается одно и то же. Это бред. То есть много-много лет ничего не было, а тут вдруг что-то нашли. Наверное, через время еще что-то найдут, по всей видимости, этому нет конца и края. Это абсолютная глупость, которую сложно комментировать», – прокомментировал ситуацию для газеты ВЗГЛЯД премьер Большого театра Денис Родькин. 

Было бы странно надеяться на то, что «культура отмены», практикуемая теперь на Западе, не дойдет до русской культуры, пусть даже в ней расизм нужно искать в последнюю очередь. Тенденции у того, что Родькин называет «бредом», настолько угрожающие, что проблемы для балета «Лебединое озеро» – еще одного классического символа Чайковского, русского театра и этого вида искусства – это, наверное, всего лишь вопрос времени.

Если кто вдруг забыл, белый лебедь в этом балете персонаж положительный, а черный – отрицательный. Что это, если не белый расизм?

Однако, несмотря на все это, бить в набат и преувеличивать значение происходящего сейчас со «Щелкунчиком» пока что не стоит. Видоизменить два танца («Чай» и «Кофе») и запретить «Щелкунчика» полностью все-таки не одно и то же. Кроме того, в сложившейся ситуации можно найти и положительные стороны.

В России, прошедшей через имперский период без расистских практик, а в советский сделавшей интернационализм частью государственной идеологии, пока что сохраняется коллективный иммунитет от перегибов «новой этики». Собственно, западную «культуру отмены», в своем безумии дошедшую до борьбы с «Щелкунчиком», придумали в СССР. 

Как следствие, произведениям классической культуры здесь ничего не грозит, тем более тем из них, которые мы относим к национальной сокровищнице. У нас нет того чувства вины, которое толкает западную интеллигенцию к пересмотру собственного культурного наследия.

Поэтому произведения Редьярда Киплинга здесь будут читать и тогда, когда их окончательно запретят для сограждан писателя, а уж «Щелкунчик» тем более останется. В западных постановках – в новой версии. А вот за классической, которую считают лучшей, теперь придется приезжать непосредственно в Россию, что делает нашу страну еще более уникальной и туристически привлекательной.

Нашим труппам нужно быть готовым к тому, что «экспортный» вариант «Щелкунчика» придется видоизменить. Но внутри страны игнорирование подобных ограничений «новой этики» будет означать только то, что мы остаемся «островком нормальности» в период новой «культурной революции». На такие островки всегда будет повышенный спрос и у театралов, и у туристов, и у нормальных людей как таковых.

«Как бы лондонские критики плохо не писали о русском балете, все равно импресарио приглашает, потому что понимает, что все билеты будут распроданы. То есть в ближайшее время я не вижу проблем. И в Нью-Йорке постоянно хотят видеть русский балет, Большой театр, и в Лондоне, поэтому сомневаюсь, что в ближайшее время произойдет какой-то негатив в нашу сторону со стороны западных людей», – подтверждает Родькин.

Мировая история уже неоднократно доказывала: культурные запреты в одних местах за счет перетекания идей и кадров вызывают бум в других. Сможет ли Россия, где пока не отрицают «неполиткорректных подходов», принять этот культурный бум, зависит от того, как много пространства для него она решит оставить, не выдвинув встречных табу и запретов.