19 июля 1919 года в Лондоне в течение 21 часа продолжался парад победы – это была торжественная кода Версальского договора, подписанного тремя неделями ранее. Так англосаксы праздновали победу демократии над старым миром традиционных империй и ценностей (четыре империи – Германскую, Австро-Венгерскую, Российскую и Османскую – мировая война обратила в прах).
Победа и правда оказалась многозначной. Версальский мир положил начало ХХ веку с его последующими (Второй и холодной) мировыми войнами, революциями, гекатомбами трупов и тотальной властью пропаганды, обращающей целые народы в армии зомбированных автоматов, готовых идти в бой за счастье всего человечества, новое «жизненное пространство» и мифические «права человека».
В деле тотальной промывки мозгов ХХI век принял эстафету ХХ, доведя искусство пропаганды до уровня совершенно эпического. Сегодня здесь беспредельно царит Голливуд, этот монстр мирового агитпропа и его детища, создающие народам новый иллюзорный мир прошлого, настоящего и будущего, будь то фантастический эпос «Игры престолов» или «Чернобыля» – шедевров мировой пропагандистской войны. Но юбилей окончания Первой мировой – это еще и прекрасный повод обратиться к началам. Нам уже приходилось писать об американской пропаганде времен Первой мировой, пропаганде предельно циничной, и потому – беспримерно успешной. Теперь же пришло время поговорить о тех, против кого она была направлена.
Германская империя начала ХХ века (как и Австро-Венгерская и Российская империи) была обломком старого мира с его старыми понятиями о достоинстве, благородстве и чести. Немецкая политическая философия в лице Вернера Зомбарта или Шпенглера представляла мировую войну – войной идеи культуры против идеи наживы. Это была вполне мощная и солидная идея. И, скажем прямо, – совершенно справедливая. Но, увы… Даже этот блестящий перл немецкой политической философии немецкая пропаганда развить не смогла. Да и сама идея оказалась совершенно бесперспективна. Увы, культуре нечего было противопоставить бесцеремонной лжи нового века. В этом ноу-хау старый мир отставал совершенно безнадежно. Прекрасной иллюстрацией тому и явила себя немецкая военная пропаганда.
После войны немцы горько сознавали, что проиграли войну не столько на поле брани, сколько в плане ментальном, в умах… Что же произошло? Почему немецкий взгляд на мир безнадежно проиграл англосаксонскому? Почему старый мир так и не нашел оружия против мира нового? Попробуем разобраться.
Немцы от природы очень добродушный народ, склонный к объективности и старающийся не причинить какой-нибудь неприятности другому. Эти качества прекрасны для философии и даже для старой доброй рыцарской войны, но для нового, насквозь циничного мира, они оказались совершенно непригодны.
Выдающийся немецкий разведчик, начальник разведуправления германского верховного командования Вальтер Николаи оставил воспоминания, в которых скрупулезно, объективно и честно описал ошибки немецкой пропаганды времен Первой мировой (См. Вальтер Николаи. Тайные силы. Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время. М, 2005). «Да была ли у нас вообще какая бы то ни было пропаганда? – спрашивает Николаи. – К сожалению, я вынужден ответить на этот вопрос отрицательно. Все, что в этом направлении предпринималось, было с самого начала настолько неправильно и никудышно, что никакой пользы принести не могло, а зачастую приносило прямой вред».
В самом деле… Пропаганда требует напористой примитивной лжи с честным лицом. Для англичанина, который всю свою историю плетет заговоры, это в порядке вещей, у него всегда на лице одно, а в уме другое. Француз утончен и склонен к плетению словес – для пропаганды и это вполне сгодится. Немец же от природы прост, честен, наивен. Для пропаганды это – смертельный случай.
К началу войны у немцев даже не было единого пропагандистского ведомства. Более двадцати различных контор занимались этими вещами, каждая сама по себе, все годы войны безуспешно пытаясь собрать нечто единое. Что касается самого пропагандистского продукта, то и здесь немцы показали полную беспомощность. Как и в философии, немцы и в пропаганде старались быть объективными, умными, честными, как-то не слишком выходя за рамки здравого смысла и приличий.
В то время как англичане и американцы представляли немцев свирепыми гуннами, готовыми есть живых младенцев на завтрак, немцы лишь мягко журили своих врагов, рисуя их в жанре каких-то почти дружеских шаржей.
В то время, как англо-американцы говорили: немцы – это чудовища, развязавшие войну изо своей дикой природной свирепости и варварства, они варвары и садисты, вспарывающие животы беременным женщинам, подбрасывающие бельгийских детей за ноги и насаживающие их на штыки и т. д., одним словом, перемывали немцам кости, отделив их от мяса, немцы рисовали своих врагов в комичных тонах. Англичан немецкая пропаганда показывала утонченными аристократами, зацикленными на дворцовой жизни; французов – напыщенными и изнеженными трусами; русских изображала нищими пьяницами… Мало того, что это было глупо и неправдоподобно, это создавало у солдат ощущение, что воевать с такими людьми – плевое дело. На деле же оказывалось – совсем не плевое. Что не только сводило воздействие пропаганды к нулю, но и полностью убивало доверие к ней. Так что к концу войны немцы уже прониклись доверием к однообразной, но точно бьющей в одну точку пропаганде врагов.
Англичане же не церемонились от слова совсем. Обращаясь к немецкому солдату, они врали о бедственном положении немецких семей в тылу; с неба на немцев сыпались поддельные немецкие газеты с описанием тыловых ужасов, сообщавших о поражении немецких войск (в то время как они одерживали победы) и т. д. В ответ немцы все годы войны мямлили, что война – это какое-то ужасное недоразумение, в котором виноваты все. Понятно, что ни до народа, ни до армии это не доходило, в конечном же счете немцы сдались под тотальным напором англосаксов, обвиняющих немцев во всех смертных грехах. И весьма показательно, что ноябрьская революция 1918-го прошла фактически под лозунгами, навязанными британской пропагандой.
«Огромной принципиальной ошибкой было ставить вопрос о виновниках войны так, что виновата-де не одна Германия, но также-де и другие страны… Как только мы допустили хоть тень сомнения в своей правоте, этим самым создан уже целый очаг сомнений и колебаний… Что же тут удивительного, если, в конце концов, наш собственный народ начинает верить враждебной пропаганде больше, чем нашей собственной, – справедливо замечает Николае, заключая свою работу следующим пассажем: «Спустя четыре с половиной года в Германии вспыхнула революция. И что же? Эта революция почти все свои лозунги позаимствовала из арсенала военной пропаганды наших противников»…
Справедливо. Однако еще один факт, о котором Николае благоразумно умалчивает (поскольку пишет свои воспоминания во времена Веймарской республики), требует прояснения. Немецкая пропаганда не могла быть иной еще и вот по какой причине. Фактически вся немецкая пресса, как и немецкие финансы времен ПМВ находились в руках людей, которых было бы слишком опрометчиво назвать немецкими патриотами.
Крупнейшие газетные синдикаты Германии, концерны Ульштейна (Ullstein) и Моссе (Mosse), принадлежащие братьям Ульштейн и Рудольфу Мозесу, контролирующие до 90% всей немецкой прессы (общий тираж пяти больших ежедневных газет Ульштейна доходил до четырех миллионов), а все эти газеты, большей частью – либеральные, находились, по сути, в руках международного капитала и играли на его стороне, то есть фактически пели под дудочку пропаганды врагов (похожая ситуация была и в Российской империи). Влияние этой либеральной прессы было огромным. На крупнейшую газету Рудольфа Мозеса «Берлинер Тагеблатт» и в Германии, и за границей смотрели как на выразителя немецкого общественного мнения, в то время как она занималась фактически саботажем.
Одна из самых влиятельных политических газет концерна братьев Ульштейн «Воссише Цайтунг» (Vossische Zeitung), редактором которой в 1913 году был назначен Георг Бернхард, бывший банкир, биржевой брокер и марксист, в июне 1919-го, в самые критические для Германии дни перед подписанием Версальского договора, писала: «Немецкий читатель легко смирится с той частью, где говорится об историческом происхождении войны и вопросом вины за неё… так нужно ли продолжать заниматься самобичеванием за этот параграф о вине?».Понятно, что подобные тексты, продвигающие идею «германской вины» и представляющие чудовищные условия Версальского мира вполне приемлемыми для Германии, били под дых немецкому правительству, пытающемуся в условиях продовольственной блокады и свирепствующего в стране голода, каждый день уносящего сотни жизней немецких детей, пробить менее катастрофические условия послевоенного мира для немцев… Во время оккупации французами Рура в 1922 году тот же Бернхард снова работал на стороне врагов, организовывая политическую кампанию за отделение от Германии и поддерживая финансово рейнских сепаратистов. В таких условиях что еще можно говорить о немецкой пропаганде? И нужны ли еще факты для того, чтобы понять, почему Германия (как собственно и Россия) проиграла войну?
Замечательно, однако, что даже ко времени начала Второй мировой, когда гитлеровские национал-социалисты, кажется, вполне освоили методы англосаксонской пропаганды, немцы себе не изменили. Как они назвали свое пропагандистское ведомство? По-немецки прямо и просто: министерство пропаганды. Никаких тебе «связей с общественностью» и прочих змеиных уловок а-ля г-да Бернейс и Липпманн… Что вижу – о том пою, и в этом – весь немец. Впрочем, как говорят в одной телепередаче, это уже совсем другая история.
