Михаил Соломатин: Время дискуссий

Закон не нарушен, но не это главное. Главной государственной проблемой России сейчас становится внезапно выросшее за последнее время недоверие общества к институтам и структурам власти. Для этого недоверия есть много причин, но едва ли не больше в нем иррационального. Почти любой человек в России уверен, что законы и вся судебная система работают исключительно на власть имущих. Правовой нигилизм у нас впитывается чуть не с молоком матери, а потому неистребим, хотя власть, надо отдать ей должное, особенно и не старается его истребить. Но чтоб продемонстрировать всей стране столь явное расхождение закона с очевидностью (да, остается только руками развести – согласно реестру должностей федеральной государственной гражданской службы премьер не является госслужащим), да еще и использовать это расхождение на благо основного кандидата... Это на какой же выигрыш надо рассчитывать, чтобы ради него так подставляться под удар?

От участия Путина в дебатах в конечном итоге выиграли бы все – и сторонники действующей власти, и ее противники

Что приобретает Путин, отказавшись от дебатов? Ничего. В самом деле, чем грозят премьеру дебаты, что там может случиться? Миронов расскажет, что лучшие друзья власти – не в «Единой России», а в «Справедливой», Зюганов и Жириновский постараются не произнести ничего слишком оппозиционного, а Мезенцев, чего доброго, еще и автограф попросит в прямом эфире.

Разумеется, неприятным стал бы для премьера сам факт дебатов с менее значительными политиками. Сопоставление действующей власти и оппозиции выглядит в России просто кощунственным – давайте вспомним, уже четыре раза подряд (с 1996 года) главный фаворит выборов отказывается от дебатов! Давайте вспомним, что за всю более чем тысячелетнюю историю России едва ли наберется несколько лет, когда власть снисходила до дискуссий. В силу этого встреча Путина с конкурентами в ситуации «на равных» может оказаться  сильнейшим психологически травмирующим фактором как для Путина, так и для его оппонентов. Но это надо пережить.

Десакрализация власти и разрушение стены непонимания между руководством страны и ее населением должны стать важнейшей задачей власти. Именно власти, а не обеих сторон, я не ошибся. Общество не имеет инструментов для решения таких проблем, к обществу можно только обращаться с увещеваниями, либо долго воздействовать на него с помощью образовательных и политических технологий – но это работа даже не на годы.

Ощущение, что надо начать диалог с обществом, у руководства страны есть, но нет понимания, каким должен быть этот диалог. ОНФ и Расширенное правительство, участившиеся встречи с блогерами, сам выход властей в блогосферу, многочисленные интервью – все это шаги в одном направлении, совершенно новом для России. Другое дело – эффективность таких шагов. Весь прошлый год прошел под знаком поиска властью форматов диалога с народом, а закончился Болотной площадью. Удивителен ли такой результат? Я считаю, что нет. Суть и специфика декабрьских протестов (лично мне это представляется очевидным) заключены в недовольстве не какими-то конкретными личностями или действиями правительства, а системой взаимоотношений граждан с властью, которая у нас так и не поменялась, несмотря на крах советского режима. Я подчеркнул личный характер этой своей уверенности потому, что стороны противостояния видят только ту конкретную форму, которую этот системный конфликт принял в конце 2011 года. На самом деле достаточно ясно, что претензий к прошедшим думским выборам и к еще не состоявшимся (!) президентским не должно было быть существенно больше, чем в прошлые два цикла. «Единая Россия», Путин и Медведев остались в принципе теми же, изменения произошли в обществе.

Сейчас одни говорят о взрослении общества, другие, напротив, о его инфантилизации, но эти процессы шли в обществе одновременно и так причудливо переплелись, что я пока предлагаю не спорить о потенциале наблюдаемых сейчас изменений. Этот спор в ближайшие месяцы не только не нужен, но и вреден. Мне вообще кажется, что эти изменения стали частью глобального процесса, вызванного развитием информационного и потребительского общества, в результате которого люди одновременно становятся более умными и более избалованными. Но главная задача для нас – разобраться с результатом, а не с причинами. Сейчас, видя, как люди, в рассудительности которых я никогда не сомневался, говорят о нынешнем отказе Путина от дебатов как о чем-то небывалом, я стараюсь не отвлекаться на частности и отмечаю для себя главное: действия власти, неважно – хорошие или дурные, но те, которые еще вчера не вызывали никакого общественного резонанса, сегодня становятся сильнейшим раздражителем. Это новая реальность. В остатке у нас – обвальное падение доверия к государственным институтам, которое затронет многие страны и продлится не один год. Этот процесс ровно в той же мере может считаться «проблемой Путина», как и, например, вовлечение российской экономики в мировой финансовый кризис. Поэтому все радетели о будущем страны, как сторонники, так и противники Путина, должны уже сейчас ориентироваться на решение именно этой масштабной задачи.

Общество требует от власти большей искренности и внятности, более доверительного общения, мир входит в стадию развития, которую условно можно назвать «временем дискуссий». Крайне сложно судить о перспективах этого кризиса. Но в любом случае первым делом надо менять политический язык и весь формат общения власти с гражданами. Это придется делать и Западу, но уж нам-то в первую очередь. Поэтому я уверен, что от участия Путина в дебатах в конечном итоге выиграли бы все – и сторонники действующей власти, и ее противники.