Дмитрий Соколов-Митрич: Козырная карточка

Потому что ударить по нему другим способом никак не получается. Об этом нам, журналистам, рассказал умный депутат Андрей Исаев. Увидев перед собой испуганные глаза, он добавил, что карточки – это совсем не страшно. Во-первых, они будут не бумажные, как при Сталине и Горбачеве, а пластиковые, а во-вторых, в США они действуют со времен Великой депрессии, и ничего.

Меня, честно говоря, словосочетание «продуктовая карточка» тоже совершенно не пугает. Я их вижу в среднем пару раз в год. Это ведь только так считается, что талоны на продукты в России были ликвидированы в 1993 году. На самом деле продуктовых карточек в стране полно. Любого цвета и размера. Черные, синие, красные… На хлеб, на водку и на многое другое. Я даже видел талоны на зарплату.

Взять, к примеру, Новоселицкий район Ставропольского края. Там кое-как трепыхается колхоз «Родина». По 2–3 тысячи рублей в месяц своим работникам платит. Одной из статей дохода этого предприятия является пекарня, которая печет хлеб, но продавать его не умеет. Или умеет, но не может. Или может, но не хочет.

Карточка становится козырем на все случаи жизни. Только игра остается все той же – в дурака

Поэтому менеджеры «Родины» обложили своих работников потребительским оброком. Теперь в начале каждого полугодия родинцы получают длинный лист бумаги, расчерченный на мелкие прямоугольнички алого цвета. Один талон – одна неделя. Стоимость булок вычитается из зарплаты. Не съел – твои проблемы. Хлеб всему голова.

Похожая схема до недавнего времени действовала в сельских районах Мордовии. Власти республики разработали административно-сетевой маркетинг, обеспечивающий сбыт нужных товаров по нужным ценам. Каждый районный шишка был обязан распространить среди своих подчиненных определенный «продуктовый набор». Любым путем. Не можешь – значит, плохой ты начальник. Со всеми вытекающими.

В итоге на свою и без того худосочную зарплату жители Мордовии не имели права покупать то, что они хотят, а только то, что им скажут. Водку с Мордовспирта, масло с инсарского маслозавода и далее по списку.

Выглядело это так: к примеру, врач Горкин, который работает в больнице Инсарского района, получает от начальства приказ – пойти в такой-то (и только такой-то) магазин, купить там две бутылки водки и получить чек, который является своеобразным «талоном на зарплату». Но даже после этого остаток заработка выдавался Горкину не деньгами, а в виде клочка бумаги с цифрой, подписью и печатью. Эта бумажка давала ему право прийти все в тот же магазин и отовариться на заработанную сумму. В другом магазине – нельзя. Иначе не получишь следующей зарплаты.

По какому-то странному совпадению «в том самом магазине» почти никогда не бывало недорогих насущных товаров (крупы, консервов, соли-сахара-спичкек), зато вдоволь той же водки, пива и прочих аксессуаров. В день выдачи такого жалованья в городе тут же начинается судорожный обмен излишками. Огненную воду, пиво, сигареты санитарки навязывали пациентам, учителя – родителям, милиционеры – преступникам.

В сущности, это та же Visa, только не пластиковая, а бумажная, и купить по ней можно все, кроме алкоголя (фото: Дмитрий Копылов/ВЗГЛЯД)

А вот в деревнях Горлово, Хмелевка, Нея и Мундырь Костромской области при помощи талонов на продукты народ не спаивают, а, наоборот, от алкоголизма спасают. Других способов спастись от бухломании здесь не ведают. Или ведают, но не умеют им следовать.

Или умеют, но не хотят.

Председатель сельхозпредприятия «Горловский» Иван Матанцев уже много лет как ввел для своих работников карточную систему, чтобы заставить их работать.

– В сущности, это та же Visa, только не пластиковая, а бумажная, и купить по ней можно все, кроме алкоголя, – рассказал мне Матанцев. – У нас в районе пять совхозов, и лишь наш нормально работает. Потому что денег в руки не даем. А ведь еще несколько лет назад мне приходилось во время уборочной мужиков в поле под охраной отправлять. А знаете, кто охранниками были? Бабы!

Шопинг в Горлове выглядит так: покупатели достают из кармана кусок картона, на котором стоит сумма прописью, печать и две подписи – председателя и бухгалтера. Продавщица Галя Топорова отпускает товар и пишет на оборотной стороне потраченную сумму. Как только дебет совпадет с кредитом, карточка изымается. Вместо терминала – тетрадь, в которой покупатели расписываются после каждой покупки.

– Недавно вон рискнули – решили в Мундыре выдать зарплату деньгами, – рассказывает

Топорова. – И что? Три месяца выдавали – три месяца мужики пили. Наконец бабы взвыли, пришли к председателю и умоляли его вернуть карточки.

– Я 10 лет пил, – подтвердил слова продавщицы покупатель Александр Павлов. – А полгода назад закодировался. Ты не поверишь, я эти полгода на мир как в телевизор смотрю. Все такое необычное. Ох и пил же я! Один раз даже мотор из стиральной машины выковырял и пропил.

– А зачем мотор, а не всю машину?
– Чтоб жена не сразу заметила.

Все эти три разных истории про карточки на самом деле об одном и том же.

И в «Родине», и в Мордовии, и в Мундыре, и в других очагах «бумажной экономики», которых на территории России многие сотни, карточка становится проездным билетом для продвижения по самому легкому пути. Не можем наладить сбыт своей продукции – вводим карточки на принудительное потребление. Не можем не пить – вводим карточку на принудительное непотребление. Не можем обеспечить своих стариков, инвалидов, родителей-одиночек достойным уровнем жизни – вводим карточку на их спасение.

Карточка становится козырем на все случаи жизни. Только игра остается все той же – в дурака.