Андрей Левкин: Отчет перед космосом

Нет ни Соловьева в обоих вариантах, ни Познера, ни даже REN TV с «Неделей». Даже Пушкова с «Постскриптумом» нет, хотя в это и трудно поверить. И «Реальной политики» нет. Никого, совсем никого, один только Караулов, но это уж на специальных любителей. Даже итоговые «Вести» и «Время» в воскресенье сжались до неприличия – 15 минут в первом случае и 20 – во втором. Да, это все жалобы в никуда, никто их не услышит, отчего есть все основания предполагать, что ровно такой же будет и следующая неделя. Собственно, что тут предполагать, если сетка уже известна. Снова ничего не будет!

Конечно, в таких обстоятельствах можно предпринять что-то широкоформатное – вроде анализа всей праздничной сетки, хотя бы основных каналов. Только вот представить, что эта сетка составлялась на основании какой-то логики в присутствии некоей мысли, невозможно. С какой такой стати, например, на Первом в 13.00 воскресенья появился опус «Предсказатели. Власть над властью»? Этот сюжет как-то отвечает текущей политической ситуации? Тем более что это повтор, в сентябре уже показывали. Настаивают что ли?

Один только «Народ хочет знать» был в эфире. Но там невесть с какого перепугу озаботились вопросом «Надо ли защищать русский язык?». Видимо, впали в печаль от отсутствия актуальных общественных тем и общей повестки жизни. Странно, в общем-то, говорить о проблемах языка только потому, что не о чем говорить. Что же, многочисленные граждане (55 семей), размещенные в телестудии, излагали свои взгляды на проблемы русского языка. Излагали, разумеется, как умели. Вот самая грандиозная идея: штрафовать всех подряд за ненормативную лексику и на эти деньги защищать и поддерживать язык. Конечно, с теоретической точки зрения итог мероприятия был наглядным: какая аудитория, такой и разговор. По Сеньке шапка – вот ее пусть и защищают.

Вообще же от такой длинной информационной паузы один человек выиграл, причем крупно. Это был Лукашенко А. Г., президент Белоруссии. В конце прошлой недели в «Постскриптуме» с ним обошлись крайне грубо, выставив ему недвусмысленный ультиматум, пересчитав все случаи, когда он «кидал» Россию. Утверждалось даже, что «Лукашенко – сукин сын, причем он не наш сукин сын!». Событие выглядело невероятным, учитывая присущую каналу ТВЦ любовь к официальному Минску. И вот когда Лукашенко должны были затоптать и все остальные каналы, начались праздники. Теперь эта тема на две недели затухнет, а кто что вспомнит после паузы?

Этим бы и закончить, высказав надежду на то, что данная пауза будет благоприятной и для других граждан. Увы, форс-мажор, крушение А-320. «Увы» относится не только к катастрофе, но и к тому, как все это было отражено в телевизоре. Уже привычно, что телевизионная отработка подобных случаев следует жесткому шаблону, так что как только снова катастрофа, так этот шаблон начинает тут же реализовываться. Фактически это уже просто такой ритуал. И у землетрясений свой ритуал, и у наводнений, и у терактов. Проблема в том, что от ритуализации трагедия становится какой-то фиктивной, а это по-человечески нехорошо.

Утверждалось даже, что «Лукашенко – сукин сын, причем он не наш сукин сын!» (фото: ИТАР-ТАСС)

Шаблон прост. Сначала – факт, принадлежность самолета, число жертв. Тут же отыскивается родственница кого-то из погибших, ее немедленно ставят в эфир, а что она может сказать? Сообщаются и без того очевидные обстоятельства: «В ереванском аэропорту – стойкий запах валидола. Сегодня весь день и всю ночь отсюда отправляли родственников в район катастрофы. Самолетов не хватало». Это «Вести» за 3 мая.

Обязательно акцентируется неожиданность случившегося («как такое могло произойти?!»), вне связи с версиями, как-то вообще, – будто катастрофы происходят по графику. Но это обязательный элемент шаблона. Затем перечисляются версии катастрофы. Если авиакатастрофа, то опрашивают пилотов, которые не в курсе конкретной ситуации, отчего и говорят общие слова. Среди версий непременно будет «человеческий фактор», ее тут же будут опровергать сослуживцы погибших, говорящие о том, что это был самый лучший экипаж и самые опытные летчики. Конечно, если нет подозрений на теракт.

Тут же будет выдан список аварий, в которые попадал самолет данного типа. Обязательна и путаница, обычно связанная с тем, сколько граждан какой страны летело на погибшем рейсе. Параллельно сообщается о поисках обломков самолета и тел погибших с обязательным упоминанием черных ящиков, неизбежна фраза: «В МЧС отмечают, что свет на обстоятельства трагедии может пролить расшифровка черных ящиков», – Первый, 4 мая. Как правило, поисковым операциям всегда мешают погодные условия. Они обязательно мешают, но, в любом случае, на экране покажут моторную лодку, в которой стоят трое в оранжевых жилетах, а в самом центре экрана будут большие титры «Эксклюзив Первого канала».

Разумеется, будет сообщено об официальной реакции на событие, об объявлении траура и о выделении помощи родственникам погибших. Наконец, сформируется основная версия. Непременно появятся расшифровки переговоров пилота с диспетчерами – совершенно непонятные для посторонних. Потом интенсивность сообщений уменьшится, будут возникать еще какие-то версии, затем все это постепенно перейдет в фазу медленного расследования причин, а тема просто уйдет из эфира.

В этот раз все было как обычно. Некие дремавшие структуры телеканалов тут же вскочили по тревоге и полетели на место аварии: опрашивать родственников, сообщать телезрителям о том, как именно те страдают, выяснять причины и подробности у авиаторов, специалистов МЧС и у всех, кто попадется под камеру. У каждого телевизионщика свой маневр и конкретное поле деятельности. Найти родственников, добыть синхрон, отснять морскую гладь, найти в архиве картинку самолета того же типа, что и разбившийся, и т. п. Думать некогда, потому что непременно надо найти кого-нибудь из МЧС и узнать, на какой глубине лежат обломки!

Думать некогда, потому что непременно надо найти кого-нибудь из МЧС и узнать, на какой глубине лежат обломки! (фото: ИТАР-ТАСС)

Вопрос простой: кому все это показывают? Вряд ли людям, которых произошедшее касается прямо, – им не до того. Родственники ищут погибших, специалисты работают. Возможно, что руководство каналов с удовлетворением наблюдает, как умело разворачиваются его кадры. Сами штатные телевизионные силы также испытывают душевный подъем от своего ударного труда, о чем свидетельствуют энергичные интонации репортеров.

Адресат всех этих массовых усилий совершенно непонятен. Может быть, все это для погибших, чтобы они – оттуда – видели, что по их поводу все происходит как обычно, то есть – все хорошо? Или это телезрителям сообщают, как будет, если в следующий раз в авиакатастрофе погибнут уже они? Возможно, что вся эта героическая деятельность имеет в виду тех телезрителей, которым в кайф любая катастрофа, но им не понравится – слишком уж все заорганизованно. С кем же именно соотносятся все эти бодрые репортажи о доблестном труде телевизионных камер?

Такая вот проблема: ну есть же событие, надо же с ним что-то делать? Не отражать его, что ли? А почему бы и нет? По крайней мере не с таким пафосом. Дело не в избытке приблизительной информации, даже не в смаковании подробностей. Человеческое отношение отсутствует. Интонация не существует без того, к кому обращена речь. А если нет вменяемой интонации – никакого телезрителя вообще не предполагается.

Что сделал Илья Колесов в «Событиях дня» 3 мая? Прямых включений у него не было, отснятых сюжетов из Сочи тоже. Вроде бы ничего особенного – опросил на улице прохожих: «Как бы вы рекомендовали бороться со страхом в самолете?» Появился список советов, неформальный, но вменяемый. С личным отношением к проблеме. Ничего особенного, но интонация в кадре присутствовала и была человечной. И у психолога Марии Берковской, которая там же рассказывала, как «правильно бояться», была человеческая интонация. А тогда и телезритель начинает чувствовать себя человеком. И, значит, можно говорить именно с ним, а не так, будто отчитываясь перед каким-то своим телевизионным космосом.