В дискуссии про переход российской экономики в мобилизационную фазу поставлена точка. Выступая на заседании коллегии Минобороны, президент Путин заявил, что устойчивость экономики России позволяет наращивать возможности армии без экстраординарных мер.

«Мы не будем заниматься милитаризацией экономики прежде всего потому, что достигнутый уровень развития на сегодняшний день, структура экономики не требуют этого», – заявил он. В преддверии наступления нового 2023 года, который, мягко говоря, не обещает быть простым, Владимир Путин выписал своего рода «успокоительное», тем самым снизив негативные ожидания бизнеса и населения, которые сами по себе могут повести экономическую активность страны по нисходящей спирали.

Заявление президента – сигнал, который в обозримом будущем должен быть трансформирован в соответсвующие подходы в госуправлении на всех уровнях. Задача – не допустить новых витков хаотизации экономической системы. О таких всплесках хаоса, кстати, недавно упомянул первый вице-премьер Андрей Белоусов, который прямо сказал, что экономическая система могла «пойти вразнос» в марте и апреле-июне текущего года. Тогда под угрозой оказалась банковская система, столкнувшаяся с мощным всплеском спроса на валюту, и экономика в целом, попавшая в вихрь логистического коллапса и рисков, связанных с функционированием финансовой инфраструктуры.

Предсказанного многими западными аналитиками обрушения российской экономики не случилось, курс доллара, прыгнув к 120 рублям, все же не пошел к предсказанным Джо Байденом 200 рублям, а наоборот, откатился вниз, нащупав дно в районе 52 рублей. ВВП, который по прогнозам должен был провалиться на 12,5% в годовом выражении, к концу года балансирует на грани 2,5%, пусть и с приставкой минус. Такой оказалась цена беспрецедентных санкций Запада и издержек военной кампании на Украине. Российская экономика продемонстрировала впечатляющую устойчивость, что признали даже недоброжелатели.

И все же обольщаться не стоит. Вызовы, с которыми столкнется экономика России в следующем году, могут быть еще более серьезными. Это и отложенное действие санкций, с которыми российская экономика неплохо справилась в нынешнем году, но которые тем не менее остаются серьезной проблемой для российских технологического и финансово-банковского сегментов, а также внешнеторговых операций. И непредсказуемые в условиях сегментации рынка и искусственных ценовых ограничений нефтяные котировки, от которых зависит доходная часть бюджета РФ. Бюджет на ближайшие три года сформирован с дефицитом, покрывать который планируется в первую очередь за счет внутренних заимствований. А мобилизационная экономика – точно не лучший сигнал потенциальным покупателям гособлигаций, которые еще помнят крах ГКО.

Не допустить надрыва экономики – вероятно, главный посыл, который хотел донести президент, когда говорил о том, что «мы не будем повторять ошибок прошлого, когда в интересах повышения обороноспособности, где надо и где не надо было на самом деле, мы разрушали свою экономику». Этот надрыв, пусть и не был спусковым крючком, приведшим к развалу СССР, но все же одним из важных клиньев, вбитых в основу его существования. Темповая игра, в которую вступили Россия, ее азиатские партнеры и коллективный Запад, предполагает издержки, которые в ходе этой игры понесут противоборствующие стороны. Выдержит и победит в итоге тот, кто сумеет правильно распределить ресурсы, вырвав победу в «чемпионских раундах».

Милитаризация экономики содержала бы огромные риски для частного бизнеса. Воплощенный в рыночных условиях призыв «все для фронта, все для победы», возможный в России образца до 1991 года, невозможен в современном государстве. Хотя бы по той причине, что он полностью затормозит частные инвестиции в развитие бизнеса.

Значит, дополнительное изъятие прибыли в виде налогов (в первую очередь налога на добычу полезных ископаемых), которое правительство предприняло в отношении Газпрома, «Новатэка» и ряда других сырьевых экспортно-ориентированных компаний – это все же частный случай, а не системная практика.

Это тем более актуально с учетом того, что сырьевым компаниям предстоят немалые капитальные траты, связанные с переориентацией на новые рынки сбыта, в том числе – масштабная инфраструктурная стройка: «расшивка» Восточного полигона, новые газопроводы в азиатском и ближневосточном направлениях, автомагистрали, пронизывающие Россию по всей ее протяженности и т. п. Без них завершение «поворота на Восток» просто не состоится. Российская экономика в силу своей недоинвестированности, с одной стороны, и огромным потенциалом – с другой, имеет все возможности выйти из текущего кризиса мощным рывком. Этот рывок может быть особенно выраженным на фоне надвигающейся на западный мир рецессии.

В условиях мобилизационной экономики был бы абсолютно немыслим и российский фондовый рынок. Выплата дивидендов – альфа и омега мотивации инвесторов по вложению в российские «голубые фишки», а заодно и способ привлечения дешевого инвестиционного капитала последними. Но в условиях экономической мобилизации дивиденды как таковые рассматривались бы как непозволительное излишество. У вас есть деньги на дивиденды – тогда мы идем к вам. А без нормально функционирующего фондового рынка в России будут ограничены возможности по взаимодействию с набирающими силу азиатскими фондовыми площадками (Гонконг, Шанхай, Сингапур и др.), которые становятся альтернативными Лондону и Нью-Йорку финансовыми центрами. А значит, существует задача по восстановлению доверия к фондовому рынку РФ.

А вот где может произойти мобилизация – так это в системе бюджетных расходов на военно-технические нужды. И тут нужно сопоставить два заявления – президента Путина и премьер-министра Мишустина. Первый заявил, что «армия получит все, что попросит». Второй – анонсировал проверки расходования средств на военные нужды. Иными словами, даже поставив армию во главу угла, необходимо сделать так, чтобы военные расходы не стали черной дырой, безконтрольно засасывающей под мобилизационную сурдинку ресурсы страны.

В целом же заявление о невозможности «мобилизационной экономики» – про гибкий подход в мире, исполненном «черных лебедей». И про то, что политика, в том числе политика внешняя – все еще остается следствием экономических возможностей государства, а не наоборот.