Стезею вечности

Подобно своему другу и соратнику Жан-Полю Сартру, Симона де Бовуар была из той породы интеллектуалов, которые неизбежно превращаются в поп-персон.

Это чистый фикшн, да еще с трогательнейшим лирическим сюжетом, представляющим собой вариацию на архетипическую тему вечного жида

Благодаря вышедшему в конце 1940-х исследованию «Второй пол», беспрецедентному для той эпохи, в котором выносился теоретически обоснованный приговор маскулинному обществу, Бовуар оказалась одной из главных провозвестниц феминизма. И хотя направление мысли, намеченное во «Втором поле», определяется умными комментаторами несколько сложнее – а именно как «феминистский экзистенциализм», публицистический заряд этого сочинения, как водится, сработал более мощно, нежели его философский потенциал. Писательница предстала перед западным миром едва ли не в образе революционного лидера.

Аналогичным образом беллетристические опыты Симоны де Бовуар, или как минимум самые известные из них, вполне доступны в рамках той системы восприятия, где предпочтение отдается всему скандальному и сенсационному.

Автобиографическую основу бесподобного дебюта «Приглашенная», значащегося в литературной хронике 1943 года, составила бурная история любовного четырехугольника, в котором Сартр и сама Бовуар были не только партнерами, но и соперниками, тогда как главными объектами желания, судя по всему отнюдь не смутными, выступали девушка русского происхождения Ольга Козакевич и ее сестра Ванда.

Роман «Все люди смертны» способен вызывать в мозгу читателя алхимическую реакцию (обложка книги) (Фото: moscowbooks.ru)

А среди образов хрестоматийных «Мандаринов», опубликованных в 1954-м и принесших романистке Горкуровскую премию, обнаруживаются не только все те же Жан-Поль и Симона, но и, к примеру, американский любовник Бовуар писатель Нельсон Алгрен – тот самый, отношениям с которым посвящена еще одна невыдуманная история писательницы – эпистолярный «Трансатлантический роман». Его, кстати, сейчас собирается экранизировать Лассе Хальстрем; на главные роли уже утверждены Джонни Депп и Ванесса Паради.

На таком фоне роман «Все люди смертны» выглядит вещью несколько неожиданной, ибо здесь нет ни левацких интеллектуальных деклараций, ни очевидной автобиографической подкладки. Это не очередной сеанс экзистенциализма в будуаре под руководством любимого учителя Жан-Поля, не летопись взаимоотношений внутри философски подкованной артистической тусовки и не беспощадные воспоминания о собственном буржуазном детстве. Это чистый фикшн, да еще с трогательнейшим лирическим сюжетом, представляющим собой вариацию на архетипическую тему вечного жида.

Молодая актриса Регина, неудовлетворенная собственным половинчатым успехом, знакомится со странным мужчиной по имени Раймон Фоска. «Он не знает, что земля обширна, а жизнь коротка», – думает она, впервые увидев его. Однако ничего более ошибочного об этом  человеке сказать невозможно, ибо он живет на свете уже далеко не первый век, ведь родился он в итальянском городе Кармона в один прекрасный майский день 1279 года.

«Все люди смертны» – из тех текстов, которые способны вызывать в мозгу читателя алхимическую реакцию, имеющую конечным продуктом несколько граммов чистейшего, беспримесного удовольствия. Это почти так же изысканно и одновременно просто, как проза Михаила Кузмина, если кто-нибудь еще помнит такого автора:

«Дворяне Кармоны, вновь надев тяжелые доспехи, пустились вскачь по равнине: нанятые изгнанниками генуэзцы вторглись на их земли. Наемники разгромили наше войско, Пьетро Абруцци прикончили ударом копья. В правление Орландо Риенци Кармона сделалась вассалом Генуи. В начале каждого сезона, каждые три месяца, повозки, груженные золотом, отъезжали от центральной площади, и мы  с затаенным гневом смотрели, как они удаляются по дороге, ведущей к морю. Ткацкие станки в сумрачных мастерских стучали день и ночь, а горожане ходили босые, в заношенной до дыр одежде».

Разумеется, этот роман на самом деле тесно связан с другими произведениями Бовуар, равно как и с ее жизненными установками. В этом можно долго разбираться, но даже если этого не делать, текст не потеряет ни крупицы своего обаяния.