Дмитрий Бавильский: Вслед покидающим нас птицам

До того, как В. начать танцевать (если кривляния эти можно было назвать танцем), экзальтированный В. путано объяснял, насколько это великая песня вмещает в себя все возможные смыслы (и даже чуть больше). Не больше и не меньше, ну, просто «Чёрный квадрат» какой-то…

Честно говоря, на меня ни песня, ни «полуденный отдых фавна» в валенках, брызжущий хмельной экспрессией, не произвели никакого впечатления.

– Я знаю, так бывает, - меланхолично высказался случившийся поблизости философ Н. – человек назначает себе в «учителя» какой-нибудь полуслучайный опус, который начинает сообщать ему всю правду о мире. Всё это не имеет никакого отношения ни к музыке, ни к исполнителю, приключения происходят в голове интерпретатора. По такой схеме, собственно говоря, живут все сектанты на свете…

Книга Кобрина и Лебедева, построенная как разбираемая пластинка (две части-стороны состоят из коротких главок-песенок) о прошлом и настоящем

Главный литературный журнал постсоветского культурного пространства «Новый мир», практически не растерявший харизмы, в последнее время бежит романов с продолжением и объемных текстов. Тем не менее, центральным материалом одного из недавних номеров новомировцы сделали журнальный вариант книги Кирилла Кобрина и Андрея Лебедева «Беспомощный», занявшего едва ли не четверть майской книжки.

Парижанин Лебедев и пражанин Кобрин посвятили свой опус песне Нила Янга «Беспомощный» («Helpless»), впервые вышедшей на альбоме «Дежавю» (1970) американской рок-группы «Кросби, Стиллс, Нэш и Янг». Точнее, они сделали вид, что книга их, написанная в жанре non-fiction, посвящена исследованию одной единственной музыкальной композиции.

На самом деле, «Беспомощный» Кобрина и Лебедева много шире и включает в себя всё то, что может вместить «дремлющий ум»: пластилин и скороговорку пережитого.

Книга Кобрина и Лебедева, построенная как разбираемая пластинка (две части-стороны состоят из коротких главок-песенок) о прошлом и настоящем, одиноком детстве и запахах детства, о жизни и смерти, ностальгии и порядке, шестидесятых и девяностых, эмиграции и совке.

Разумеется, и авторы этого не скрывают, композиция Нила Янга с пластинки, выпущенной в год столетия Владимира Ильича, нужна им только как повод. Как отправная точка вглубь лабиринта воспоминаний, исполненных в самых разных жанрах.

Путевые заметки. Сны и воспоминания. Феноменологические эссе и сен-сенагоновские списки. Стихи и переводы стихов. Новеллы в борхесианском духе и культурологические исследования. Все это перемешено, мелко нашинковано и сдобрено признаками блоговского постинга.

Только вместо «музыки сопровождения», как это принято в ЖЖ, каждую главку «Беспомощного» сопровождают названия вин и чего-то покрепче, добавляющих субъективности и без того изменённому авторскому сознанию. Которое, то ли двоится, то ли пытается слиться в условное единство.

Поясню. Не знаю технических подробностей писания вдвоем и то, как авторы текста распределяли меж собой обязанности. Однако, все главки идут от первого лица, хотя воспоминания у Лебедева и Кобрина свои. Оно и понятно – ведь пластинки мы слушали одни и те же, но обстоятельства жизни у всех людей разные.

Лебедев и Кобрин посвятили свой опус песне Нила Янга «Беспомощный» , американской рок-группы «Кросби, Стиллс, Нэш и Янг» (фото: rateyourmusic.com)

Так авторство «Беспомощного» оказывается плавающим – ведь только здесь, внутри текста, можно объединить разность усилий в ощущение единства, порождающего ощущение общего, одного на всех прошлого.

Так, собственно, музыка и слушается. Собравшиеся вместе воспринимают один на всех звуковой ряд, да только внутреннее кино, сопровождающее звучание, каждый видит индивидуальное. Вполне нормальная для метаметафоризма, в духе которого и написан «Беспомощный», практика.

В этом и заключается одна из главных особенностей этой важной, одной из самых важных, книжек года. Мы привыкли к тому, что non-fiction, ставший особенно популярным в последнее время (и практически вытеснивший беллетристику) делает вид, что стремится к точности.

Ничего подобного, как бы говорят своим «Беспомощным» новомировские соавторы – победить субъективность письма невозможно. Она начинается уже на стадии отбора материала и расцветает пышным цветом в использовании жанрового инструментария. В попытках передачи сложных и едва уловимых оттенков мысли, воспоминаний. Поэтому не случайно, ох, как не случайно, «документальная» книга посвящается такому принципиально непереносимому на бумагу виду творческой активности как рок-музыка.

И если недавно появившиеся книги, посвященные творчеству Шнурова и Цоя, делают акцент на фактологии, следуя проторенными дорогами жанра, Кобрин и Лебедев чудят со стилем.

Игра безотчётного неба достигается потом и опытом их предыдущих работ. Так, Кирилл Кобрин любит составлять сборники своих эссе из очерков и статей, зависающих между жанром рассказа и жанром, ну, например, рецензии или читательского отклика.

В свою очередь, Андрей Лебедев много усилий положил на развитие странных жанровых образований типа экфраксиса (словесное описание картин) или перечислительных списков, которые под его пером развились в самостоятельный современный подвид словесного творчества.

Все это, повторю, хорошо ложится на специфику метаметафоризма, что начался в русской литературе с поэзии, а потом, чуть позже, когда отцы-основатели метамета замолчали, дал странные, замечательные и ни на что не похожие всходы в прозе (достаточно упомянуть Андрея Левкина и Юлию Кокошко или Маргариту Меклину и Александра Иличевского и критике (Борис Кузьминский, Александр Уланов).

Отрадно, что старейший литературный ежемесячник привечает эксперименты, пытаясь расширить поле традиционных практик, уделяя всё большее внимание очеркам и рассказам, эссе и петитным жанрам.

В этом смысле, для консервативного в целом журнала, «Беспомощный» – важная и этапная находка. Существенно совпадение направления поисков писателей и редакции: текст помогает «Новому миру» нащупать плацдарм для наступления в сторону непридуманного, но и, в то же время, не отказываться окончательно от достижений изящной словесности.

Книга парижанина и пражанина открывается переводом песенки Нила Янга, которой мне хочется закончить. Текст Кобрина и Лебедева, с обилием ссылок и сносок, которые так стильно смотрятся в новомировском макете, курсивов и курсоров дробей и выделений, сублимирующих интерактивность, оказывается идеальным вместилищем недомолвок и ускользаний эстетики переходного периода.

Только ещё бы понять куда мы все переходим и от чего все мы отказываемся. Стараемся отказаться…

Синие-синие окна позади звезд,
Восходящая жёлтая луна,
Большие птицы, летящие по небу,
Отбрасывающие тени на наши глаза,
Покидают нас…