Как Швеция запугала русских

«Случалось, например, что приглашенные представители российского гражданского общества не приезжали к нам на встречи, испугавшись, что у нас небезопасно. Это может показаться нелепым, но это правда... Мы должны работать над тем, чтобы поставить заслон дезинформации и показать, что правительство и полиция делают все возможное для борьбы со стрельбой и бандитизмом, которые на самом деле случаются».

Эти слова главы МИД Швеции Анн Линде способны вызвать «разрыв шаблона», прежде всего у самих россиян. Подавляющее большинство из них никогда не были в Швеции и даже не собираются (загранпаспорта оформлены только у трети граждан РФ), но явно не потому, что опасаются за свою жизнь.

Отсель грозить мы будем русским

Те из нас, кто интересуется внешней политикой, знают, что Швецию просто невозможно назвать дружественной к России страной. Ровно наоборот: наряду с Великобританией, Польшей, Прибалтикой и Румынией, шведское королевство входит в неформальный и никак не структурированный, но вполне работоспособный антироссийский блок внутри ЕС.

Сейчас в королевстве царит шпиономания и активно педалируется тема военного противостояния с РФ, на фоне чего шведы даже возродили призыв в армию, отмененный в 2010-м. Местный политический класс по-прежнему переполняют иррациональные страхи перед Москвой, даже несмотря на то, что в данный момент страной управляют левые партии. Можно сказать, что русофобия перешла к ним по инерции – с 2006 по 2014 год, пока правительство возглавляли правые, в кресле главы МИД бессменно сидел Карл Бильдт, для которого «российская угроза» была навязчивой идеей.

В 1990-х, будучи премьер-министром, он резко критиковал Москву за войну в Чечне. В 2004 году, наряду с покойным уже сенатором Джоном Маккейном, подписал открытое обращение к США, ЕС и НАТО с призывом изменить отношение к России, ибо она «отказалась от демократии и встала на путь диктатуры». Одно время шведского министра прямо обвиняли в получении взяток от Михаила Саакашвили, благо он выступал его политическим лоббистом, но никаких судебных решений на этот счет, разумеется, нет. А в 2016-м дошло до того, что записного русофоба Бильдта даже сватали на роль нового премьер-министра Украины.

Несмотря на все это, Швеция у среднего россиянина ассоциируется с богатой благополучной страной и предельно мирным набором тэгов: Карлсон, IKEA, «северный социализм», военный нейтралитет – вот и весь «негативный образ». Проще говоря, никто тут не боится Швеции, а фру Линде переносит на всю страну какой-то случай частной паранойи – «представители гражданского общества» у нас разные попадаются, в том числе и пугливые.

Обозревателю газеты ВЗГЛЯД приходилось бывать в Швеции на международных конференциях. Жутковато там было только от высочайших даже по меркам ЕС цен приблизительно на всё.

Впрочем, можно вспомнить и другие примеры, в частности, термин «стокгольмский синдром», появившийся в 1973 году в связи с захватом заложников в одном из шведских банков. Или то, что в 2003 году глава МИД Швеции была зарезана средь бела дня в одном из столичных супермаркетов душевнобольным мигрантом из Сербии. По мрачному совпадению ее имя и фамилия очень похожи на имя и фамилию нынешнего министра: Анна Линд – и Анн Линде.

Но лишь немногие знают о том, что организованная преступность и вооруженные разборки между криминальными кланами – это актуальная проблема Швеции, которую мы воспринимаем как исключительно спокойную и благополучную страну лишь по недомыслию. То есть фру Линде действительно говорит о реально существующей проблеме и болезненной общественной язве, на счет которой шведы сейчас особенно много рефлексируют.

На эту тему
• Швеция получила новый повод для антироссийской шпиономании
• Глава МИД Швеции заподозрен в получении взятки от Саакашвили
• Европейская преступность становится все более жестокой

Раздоры в шведской семье

Уровень убийств в Швеции по нашим меркам невысокий – если округлить, получится, что там убивают в четыре-пять раз реже, чем в России. И все-таки значительно чаще, чем во многих других странах ЕС, включая значительно более бедные и менее благополучные – Грецию, Испанию, Португалию, Польшу, Словакию.

Глава МИД Швеции Анн Линде (фото: Jonas Ekstromer/TT News Agency/Reuters)

В соседней Норвегии убийств в пересчете на 100 тысяч населения более чем в два раза меньше, чем в Швеции, а в местных СМИ укоренилось словосочетание «шведская действительность», под которой понимают уличное противостояние банд, в том числе этнических. Еще хуже в этом смысле имидж у Швеции среди датчан: консервативная Датская народная партия, годами игравшая одну из ключевых ролей в местной системе власти, периодически угрожает перекрыть соединяющий две страны Эресуннский мост, через который в Данию попадают нелегальные мигранты и криминальные элементы (датское миграционное законодательство одно из самых жестких в Евросоюзе).

Как следствие, этнические преступные группировки являются одной из «визитных карточек» Швеции в рамках «скандинавской семьи народов». В стране действуют арабские, турецкие, албанские, боснийские банды. Выходцы из Африки и Латинской Америки доминируют в ОПГ с нацистским названием Werewolf Legion. Есть группировки интернациональные, например, «Избранники». А есть и сугубо шведские, самая известная и влиятельная из которых – Brоdraskapet («Братья») – заправляет в местных тюрьмах.

Как следует из отчета, составленного Институтом изучения будущего при поддержке шведских властей, в десятимиллионной стране проживают порядка 15 200 человек, состоящих в тех или иных ОПГ. Причем около трети из них – в бандах байкеров, организованных отнюдь не из мигрантов.

Все это резко диссонирует с мирным и толерантным шведским обществом. Приведем такой пример: российский показатель убийств – 5,2 на 100 тысяч населения в 2018 году. Но подавляющее большинство из них не имеют криминального характера – это так называемая бытовуха на почве, как пишут в полицейских отчетах, «внезапно возникших неприязненных отношений в ходе совместного распития спиртных напитков». В Швеции же, с ее показателем в 1,2 на 100 тысяч населения, речь идет именно о криминальных разборках, тогда как в быту толерантные шведы насилия не приемлют – там даже существует закон, категорически запрещающий применение любой физической силы к детям любого возраста.

В то же время для Швеции привычны вооруженные ограбления инкассаторов, уличные перестрелки и прочие виды «разборок». По подсчетам специалистов, более четверти всех преступлений в стране в период 1995–2016 годов совершили участники банд.

В 2018 году в королевстве зарегистрировано более 160 взрывов, и это не теракты, а следствие криминальных войн – противостояния между ОПГ, которые делят территорию и запугивают друг друга. Около трети из них прогремели в городе Мальмё, который обоснованно считается столицей местного криминала.

Швецию не удивишь ни штурмом тюрем для вызволения заключенных там «авторитетов», ни закидыванием полицейских участков боевыми гранатами.

Подобному разгулу бандитизма так или иначе способствует несколько факторов.

Во-первых, в стране, ни с кем не воевавшей более двух веков, легко достать оружие, его там очень много: чем-нибудь огнестрельным владеет каждый третий швед – это один из самых высоких показателей в мире. Причин несколько: внеблоковый статус, армейский призыв (действующий, кстати, как для мужчин, так и для женщин), богатые охотничьи традиции и любовь к спортивной стрельбе. Парадокс в том, что законом вовсе не подразумевается, что оружие можно покупать для самозащиты – только для охоты, спорта и коллекционирования.

Во-вторых, Швеция – портовая страна, что подразумевает ее серьезную вовлеченность в наркотрафик. ОПГ постоянно делят между собой этот рынок, ставший их главной финансовой опорой. В портовой Голландии в свое время решили частично выбить эту опору из-под своей мафии – и преуспели. Но в Швеции антинаркотическое законодательство до сих пор крайне жесткое по меркам не только ЕС, но и России. В итоге все доходы от наркорынка оседают в карманах только крупных, умеющих постоять за себя игроков – организованных преступных группировок.

В-третьих, как считают некоторые специалисты, Швеции вредят некоторые особенности местной правоохранительной практики. «Школой» для будущих членов ОПГ становятся мелкие уличные банды, специализирующиеся на кражах. При их совершении легко уйти от ответственности: шведы привыкли страховать все свое ценное имущество, и в этом случае полиция часто даже не пытается искать и ловить преступников, ведь все потери их жертве будут возмещены.

Наконец, проблему шведского криминала значительно усугубил миграционный кризис ЕС: в пересчете на общее количество населения, шведы приняли у себя больше беженцев (реальных и мнимых) из Ближнего Востока, Афганистана и Африки, чем любая другая страна Европы. В итоге некоторые «гостевые кварталы» стали труднодоступны даже для машин скорой помощи, если их не сопровождает полиция.

Толерантные шведские СМИ стараются поменьше писать об этническом криминале или даже вовсе не писать о нем. Это создало у многих шведов ощущение настоящего заговора на государственном уровне: премьер-министр Стефан Левен впервые признал наличие связи между миграцией и ростом организованной преступности лишь несколько дней назад.

Правда, он подчеркнул, что совершение преступлений не зависит от национальности, а является следствием «неудавшейся интеграции». Это своеобразно коррелирует со статьями в европейских СМИ (не шведских), где пишут о том, что многие члены банд – мигранты во втором и даже третьем поколении.

Если даже эталонно толерантные и верные принципам социальной справедливости шведы в интеграции мигрантов не преуспели, другие страны и подавно не преуспеют.

Политические последствия налицо: на выборах 2018 года националистская партия «Шведские демократы», выступающая за резкое ограничение миграции, получила на выборах третье место и 19% голосов. В настоящий момент, на фоне роста уличного насилия и горячей дискуссии в обществе по этому поводу (частью которой, собственно, и стало заявление фру Линде о страхе россиян перед Швецией), она и вовсе лидирует в соцопросах.

Поскольку некоторые активисты этой партии выступали за прекращение санкционной войны и поддержали позицию Москвы по конфликту в Донбассе, их левые оппоненты и традиционно антироссийски настроенные консерваторы видят в усилении «Демократов» «руку Москвы» – это политические игры того же порядка, что и «Рашагейт» в Соединенных Штатах.

Таким образом, если смотреть на вещи трезво, это Швеция побаивается россиян, а не россияне Швецию. Хотя, возможно, и стоило бы, если эта страна действительно стоит на пороге собственного «лихого» периода, каким были наши 1990-е.