Как сделать чище российские тюрьмы

В четверг председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин приказал передать в центральный аппарат ведомства уголовные дела о совершении противоправных действий в отношении осужденных в исправительных учреждениях Саратовской области – «для наиболее полного и объективного расследования».

Уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова направила ходатайство о проверке межобластной туберкулезной больницы № 1 управления Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) по Саратовской области. Ранее в интернете были обнародованы видеозаписи издевательств над человеком, который находился в упомянутой больнице.

Было открыто четыре уголовных дела по статьям «Насильственные действия сексуального характера» и «Превышение должностных полномочий». Кроме того, расследуются еще три дела по четырем эпизодам сексуального насилия в отношении заключенных с января прошлого по май нынешнего года. Директор ФСИН Александр Калашников уволил четырех сотрудников своего ведомства по Саратовской области «по отрицательным мотивам». За серьезные просчеты направлены документы на освобождение от должности начальника областного управления ФСИН полковника Алексея Федотова. Генпрокуратура также начала проверку в саратовских учреждениях ФСИН. Надзорное ведомство выяснит, как в регионе соблюдаются права осужденных.

фото: Алексей Мельников

Как можно добиться прекращения практики истязания осужденных в колониях, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал правозащитник Алексей Мельников – ответственный секретарь Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы, в задачу которой входит контроль за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания.

ВЗГЛЯД: Алексей Владимирович, в каждой колонии есть свой «отдел собственной безопасности», призванный следить за работой работников ФСИН. Может, стоит переподчинить такой отдел МВД или прокуратуре? Тогда «надзиратель за надзирателями» не будет подчиняться начальнику колонии и нарушения будет сложнее утаить.

Алексей Мельников: МВД в свое время специально «развели» со ФСИН, чтобы на заключенных не оказывалось давление в интересах следователей. Что касается отделов собственной безопасности, то они, как я предполагаю, уже сейчас состоят из сотрудников спецслужб. Начальнику колонии они подчиняются только формально, а на самом деле следят за коллегами.

В Москве, Петербурге, Ленинградской области, Дагестане эти отделы безопасности работают нормально и «под сукном» происходящее в колониях не остается. Но в некоторых крупных регионах, например, в Сибири, видимо, царят неофициальные порочные связи. Могу предположить, что «отделы безопасности» слишком тесно связаны с местными руководителями ФСИН. И там идти поперек системы, наживать себе врага в лице, например, начальника колонии, – крайне сложно.

Так что нужно усилить надзор за этими отделами в регионах. Например, электронный надзор. Каждое взаимодействие сотрудников с заключенными фиксируется на видеорегистратор – значит, можно бы повысить контроль за этой информацией с помощью серверов данных. Судя по всему, обнародованные данные с видеорегистраторов в саратовской колонии стали сюрпризом для руководства ФСИН в Москве. То есть либо в центре кто-то не доглядел, либо такого сервера в его распоряжении нет.

ВЗГЛЯД: Может, поменять подчиненность тюремной медицины? Пусть врачи подчиняются не начальнику колонии, а Минздраву? Тем самым сложнее станет скрывать медицинские свидетельства физического воздействия на заключенных.

А. М.: Не думаю, что переподчинение приведет к чему-то хорошему. Может возникнуть другая проблема. Дело в том, что в системе здравоохранения зачастую относятся к заключенным как к людям второго сорта. Я часто с этим сталкивался, когда присутствовал на совещаниях с крупными чиновниками. Они мне говорили: «Это убийцы, бандиты, насильники! Зачем по их поводу париться?!».

У нас нормативы, направленные на выявление подобных случаев, работают нормально, их надо только исполнять. Если человек поступает в гражданскую больницу, следственный изолятор или СИЗО, сразу производится медицинский осмотр.

Если обнаружен какой-то синячок, это фиксируется, об этом врачи обязаны сообщить в прокуратуру. Если бы у нас во всех регионах соблюдались уже действующие правила, этого было бы на первых порах достаточно для выявления всех случаев насилия.

ВЗГЛЯД: Какие прямые и косвенные стимулы надо ввести для сотрудников ФСИН, чтобы снизить их мотивацию унижать заключенных?

А. М.: Во-первых, надо ужесточить кадровый отбор сотрудников колоний. Усилить из Москвы контроль за надзорными инстанциями и органами безопасности внутри самих служб ФСИН в этой сфере.

Во-вторых, необходимо обеспечивать сотрудников ФСИН жильем и повысить им зарплаты.

Больше платим – больше требуем. Что можно требовать от сотрудника, который не дорожит своим местом?

Если он получает в месяц 30 тысяч, то он начинает подрабатывать – например, проносит в тюрьму мобильные телефоны заключенным, постепенно связывается с криминалитетом, сам в итоге проникается тюремной субкультурой.

Кроме того, желательно наладить регулярную проверку состояния сотрудников ФСИН у независимых психологов.

ВЗГЛЯД: Как, по-вашему, выглядела бы идеальная российская тюрьма?

А. М.: Самое важное, чтобы заключенные не испытывали проблем с трудоустройством и с интеграцией в общество после освобождения. Если попавшие первый раз за решетку не будут туда возвращаться, влияние тюремной субкультуры на них снизится до минимума. Даже если человек и приобщился к тюремной субкультуре, после освобождения он, чаще всего, захочет жить нормальной жизнью. Но пока он не может этого сделать. Когда государство всерьез займется интеграцией этих людей в общество, то пусть и не сразу, со временем, но произойдут большие изменения.

Недавно директор ФСИН выступил с инициативой создания исправительных центров при колониях. Они помогли бы одновременно и разгрузить колонии, и заранее, еще до освобождения, помогать осужденным устраиваться на работу. Что-то вроде общежитий, где заключенные смогут работать и получать зарплату.

Вот на это должна быть нацелена идеальная тюрьма – на интеграцию заключенных в общество, не допускать рецидива.

А вот что касается лидеров воровской иерархии, идеологов АУЕ – это совсем другое дело. Я общался с некоторыми ее представителями и могу сказать: их невозможно перевоспитать. С тюремной субкультурой необходимо разобраться самым жестким образом!

Недавно для идеологов появились замечательные статьи УК, грозящие долгими-долгими годами тюрьмы, причем в соответствующих условиях содержания. Надо разрушить уголовную иерархию.

Инциденты в саратовской и других колониях – это определенное проявление слабости руководства этих колоний. Оно как бы само попало под влияние тюремной субкультуры.

В этом смысле мы до сих пор переживаем последствия 90-х. Это было время беззакония, когда криминальные группировки чувствовали свою полную безнаказанность.

ВЗГЛЯД: Вы довольны нынешним уровнем общественного контроля за тюрьмами и колониями?

А. М.: Общественный контроль надо усиливать, в том числе законодательно – чтобы он работал независимо от ФСИН. В прошлом году препятствием для него стали коронавирусные запреты. Раньше мы могли при посещении колонии опросить 100 человек, сейчас – двух-трех. Раньше мы могли свободно пройти куда угодно по территории, сейчас – только через следственный кабинет.

Вот я лично и переболел, и привился. Большинство сотрудников ОНК тоже имеют антитела к коронавирусу. Значительная часть заключенных тоже привита. В Москве две недели назад открыли для посещения еще два изолятора. В регионах открыто для посещения большинство тюрем.

Хочется сказать: «ФСИН, как же так? Пустите нас в тюрьмы!». Ограничения, которые введены для ОНК по всем регионам, очень сильно облегчили жизнь недобросовестным сотрудникам ФСИН и усложнили жизнь заключенным.