Почему жертвы наводнения в Тулуне живут в бесчеловечных условиях

– Луну нашу видели уже, конечно? – спрашивает Анна, госслужащая из Рабочего Городка.

Рабочий Городок – улица в Тулуне, Иркутская область. На въезде в Рабочий Городок – стела «Тулунский ЛДК». Лесодеревообрабатывающий комбинат открылся в конце 20-х, а закрылся, как говорят местные, «вместе с прошлой страной». Закрылись и два основных завода – стекольный и гидролизный, также оставшись лишь в топографии 40-тысячного Тулуна.

А вокруг Рабочего Городка на многие километры – покосившиеся постройки с надписями «не трогать» и номерами для связи. Либо – на несколько километров от берега реки Ии, этим летом поднявшейся на полтора десятка метров – тщательно расчищенный пустырь там, где до нынешнего лета стояли дома. Та самая «луна Тулуна» – многокилометровые пустыри, образовавшиеся после расчистки разрушенных домов летнего наводнения в Иркутской области: две волны подтоплений – июнь и июль, более сотни населенных пунктов, десятки тысяч пострадавших, 25 погибших.

Три пятиэтажки Рабочего Городка – 11, 13, 15 – хорошо заметны в этом пейзаже. В 11-м доме вода дошла до третьего этажа. Там, вспоминает Анна, «расселили всех с военными, в несколько часов». Быстро выдали и компенсации – десять тысяч за подтопление как таковое, 100 тысяч за утерю имущества, и сертификаты на новое жилье: до 45 тысяч за квадратный метр. При этом покупать жилье можно везде по России. Вопросов нет, недовольных нет, одни благодарности.

Пятиэтажка без окон, дверей и – да, в сущности, без всего, напоминает жителям двух других домов о том, как именно не повезло им. Прежде всего со стихией. Потому что вода и в 13-м, и в 15-м дошла только до второго этажа. А те, кто с третьего по пятый – живут до сих пор.

Рабочий Городок: к небу привязанные

– Видите? На 140 рублей больше каждому из нас платежка пришла, – показывает ноябрьскую квитанцию Любовь Сильведойне, живущая в доме № 13. – Теперь мы платим и за себя, и за первые два этажа, откуда соседей вывезли. Со вчерашнего дня трясет.

– Успокойся, я тебе сказала, – специальным голосом увещевает соседку Людмила Побойкина, преподававшая русский и литературу в близлежащей школе; сама Людмила Андреевна нынче на пенсии, а школа – понятно, на «луне». – Говори по существу, не бойся.

– Ну хорошо, – успокаивается Сильведойне. – Тогда можно я еще 16 с половиной миллионов покажу?

Пока Любовь Николаевна выуживает из сумки очередную бумагу, в голове проносятся расчеты: «Самая крупная компенсация за жилье – около 20 миллионов рублей... но там большая семья, и не за квартиру, а за дом... а так обычно два, три, ну четыре миллиона... откуда 16?»

– Капремонт подвала! – прерывает цепь догадок Любовь Сильведойне. – И подводка электропроводов по воздуху на честном слове. 16 миллионов 554 тысячи 617 рублей. И 52 копейки.

– А у нас 17 миллионов, – говорит Людмила Побойкина. – У нас в подвале фирменная евродверь.

Евродверь – вещь отличная. Но в октябре в Тулун в очередной раз приезжал Виталий Мутко, вице-премьер и глава правительственной комиссии «по ликвидации последствий». Жители Рабочего Городка помнят визит Мутко и губернатора Иркутской области Сергея Левченко. Главным образом – по жесткому разговору о своей дальнейшей судьбе.

– Зачем нам этот капитальный ремонт, если Сергей Георгиевич нас на следующий год обещал отсюда убрать, выдав сертификаты? Нам ведь надо пережить зиму, и все, – повторяет аргументы жильцов Людмила Побойкина. – Зачем такие миллионы тратить, подвал вылизывать, окна пластиковые на выселенные этажи ставить?

– Эти этажи, значит, для жизни непригодные, – констатирует Любовь Сильведойне. – А мы, к небу подключенные – получается, пригодные.

– Пошли пригодность смотреть? – предлагает Побойкина, открывая однокомнатную на первом этаже.

Фундамент дома без фундамента

«Капремонт сейчас, а расселение когда-нибудь». Обычный случай – из тех, что пачками ложатся на столы активистов иркутского офиса Общероссийского народного фронта (ОНФ). Осенью «фронтовики» опросили чуть более 300 пострадавших в полутора десятках подтопленных пунктов. Недовольных – по разным номинациям: компенсации за имущество и посевы, жилищные сертификаты, оценка состояния жилья – оказалось около 90%.

– Ремонты, говорите? Ну вот на это гляньте, к примеру, – предлагает Сергей Апанович, сопредседатель регионального штаба ОНФ.

Поселок Соляная, соседний с Тулунским Тайшетский район. Пострадал 321 дом. Хозяйка одного из них – Анастасия Гафитулина, мама четверых детей. Несколько комиссий признали дом Анастасии непригодным для жизни: три пробоя в фундаменте, окна выгнуло по всем направлениям, грибок и плесень. Однако вместо сноса в итоговом заключении оказался капремонт.

– Почем, Сергей Иванович?

– Двести тысяч с небольшим, – отзывается Апанович.

С учетом труднодоступности Соляной – стоимость очень приличной косметики, но никак не капремонта. Даже если не учитывать три дыры, грибок и четверых детей, которые во всем этом живут. Хотя по всем законам уже должны бы переехать.

– Вот новое обращение как раз, – Сергей Апанович открывает очередную бумагу. – Поселок Вознесенский, Нижнеудинский район. Надежда Лаптева, трое детей: старшей девять лет и двойняшки по 10 месяцев. Вода – до 40 сантиметров, Надежда отметки делала. Хотя докуда вода идет – сразу видно и без них.

В заключении комиссии написано: «Дом стоит на фундаменте... подлежит капитальному ремонту». Все хорошо, только дом Лаптевой стоит на деревянных столбиках-«стульях». То есть фундамента в общепринятом понимании – особенно когда речь идет о последствиях паводка – у него нет. В принципе. Как класса.

– Прекрасный же профессионализм комиссии? – спрашивает Сергей Апанович. – А уважаемая администрация Иркутской области говорит, что мы собрали единичные моменты, если брать в процентном соотношении от 45 тысяч пострадавших. Но... Ребята, вам же Владимир Владимирович ясно сказал: пока последний вопрос не решен – о каких успехах в работе с подтопленцами говорить?

Бери, что дадут

В однокомнатной на первом этаже дома № 15 – голые стены, прислоненная к полу люстра, вывернутые с корнем кирпичи на кухне. И черные полосы, выделяющиеся даже на потемневших от воды стенах. Много полос. Каждая – где-то в руку длиной.

– Это грибок. Он ползет, созревает, споры идут наверх, к нам на этажи, – говорит Оксана, соседка Людмилы Побойкиной. – Ни одного здорового ребенка, котенка, никого здоровых. Сама пневмонией переболела. И так – в каждой квартире на затопленных этажах. Никакая дезинфекция не берет.

«Жители квартир, пострадавших от затопления во время наводнения! Вам необходимо самостоятельно произвести дезинфекцию своих помещений», – сообщает бумага на двери подъезда № 2. За дезинфицирующими средствами тоже надо идти самим. Правда, практика показала: против такого грибка – без шансов.

– Мы прекрасно понимаем ситуацию, – продолжает одна из жительниц. – Город к такому страшному ЧС готов не был. А кто был бы готов? Мы готовы с грехом пополам пережить на месте зиму. Но вы дайте нам гарантии, что мы по весне будем расселены. Хорошо, летом. Но дайте! Потому что жить в этих условиях просто невозможно.

В отсутствие информации свое берут слухи. Самый мрачный, он же самый популярный среди жильцов Рабочего Городка: «Говорят, что нас оставляют до 2024 года. Можно ли жить в таких условиях?» Слух второй: в Тулуне построят два новых микрорайона для потерпевших, и «пятиэтажным» не дадут выбора – просто переселят в новые дома по программе для аварийного жилья. Это другие бюджетные деньги, по другим регламентам – не наводненческим, а общим для расселения ветхого фонда. Регламентам, которые и вправду позволяют местным и областным властям действовать по схеме «бери, что дадут».

– Хотя Мутко говорил, что для всех нас действуют те условия, которые есть у первого и второго этажа, – напоминает жительница Оксана. – Сертификаты и полное свободное жилищное самоопределение.

«Когда не холодно, сплю в бане»

– Развернуло, подняло, по самую крышу заполнило, но не снесло, а на место опустило, – показывает Лилия Черепанова на свой одноэтажный дом по улице Песочной, Тулун. На привязи беснуется огромная овчарка Цезарь – защитник дома от чужих и мародеров.

Сама Лилия Григорьевна живет за домом в бане. Не потому даже, что баню легче протопить – просто это единственное помещение, где еще работает небольшая дровяная печка. А печь в самом доме уничтожило вместе с остальным имуществом – когда вода «развернула и подняла», попутно выгнув стены в гигантский лук.

– Три раза МЧС воду откачивало, а толку-то нет, – говорит хозяйка. По факту – хозяйка. А по документам – нет.

Дом на Песочной ее муж Генрих купил в 1999 году. Жили здесь все время – с детьми, потом с внуками. Муж умер четыре года назад. Документов на дом у Лилии Григорьевны нет – а стало быть, нет и права на сертификаты.

– Муж у меня был армянин, властный мужчина, работал начальником домостроительной конторы. К документам меня не допускал. Я за ним как за каменной стеной жила, – вспоминает Черепанова. – Думала, что он все как надо сделал. Нет, может, и как надо – но где эти документы, я теперь не знаю. И он мне не говорил.

Выяснилось, что предыдущий собственник, у которого был куплен дом на Песочной, живет в Якутии. Женщина уже в возрасте, но вспомнила какие-то детали сделки двадцатилетней давности. Уже легче.

– Когда Генрих умер, я от своего имени платила за свет и прочее, – показывает Лилия Черепанова копии квитанций. – Проживание восстановили, поэтому компенсацию выплатили – мне, сыну, невестке, двоим моим внукам.

Лилия Григорьевна получила 110 тысяч: 10 – как пострадавшая, 100 – за то, что имущество уничтожено полностью.

Сын работает в Нерюнгри на вахте. Невестка уехала к своей родне. Сама Черепанова с наступлением холодов живет между собственной баней – «лавочку под ноги подставлю, так и спать пытаюсь» – и домом родной сестры здесь, в Тулуне. Но это, говорит она, когда совсем холодно, ниже -20: дом у сестры невелик, не хочет стеснять.

Пенсия у Черепановой – девять тысяч. Снять квартиру в Тулуне – от 15 до 20 тысяч. Правда, привлеченный адвокат взялся бесплатно помочь с судебным процессом. Послали запрос в Якутию – уже официальный; ждут ответа.

– А я, клянусь вам, устала так жить. Не прошу же я чужого. Но дайте мне какой-то угол. Я хозяйство держала, кролики погибли, куры погибли, огород полностью ушел – что не смыло, то мародеры украли: овощи выкопали, провода посрезали, – говорит Лилия Григорьевна. – Ну бог с ним, с огородом. Мне бы угол какой-то. Мне и собачке. Она других мародеров отгоняет, очень красивая, я ей обязана очень.

Провожая, Лилия Григорьевна чуть не спотыкается о мешок, отзывающийся долгим глухим стуком:

– Картошку купила, чтобы не думать, а она уже звенит. Промерзла насквозь.

Куда уедут патриоты

Куда уехала семья из однокомнатной на первом этаже, получив жилищный сертификат, не помнит даже Людмила Побойкина, которая за эти месяцы вынужденной общественной активности знает о движениях вокруг домов номер 13 и 15 примерно все.

– Основная выплата по 45 тысяч на квадрат, – подсчитывает Людмила Андреевна. – Иркутск – средняя стоимость от 48 до 60 тысяч. Многие туда направляются, чуть добавив. Братск недалеко, туда тоже едут. Есть Красноярск, есть Новосибирск. Несколько наших семей теперь на Кубани – Галя уехала в пригород Анапы в станицу, и другие в теплые деревни подались.

– В нашем доме только две семьи хотят остаться, – говорит Любовь Сильведойне о своей пятиэтажке. – Значит, 40 семей хотят уехать.

– У нас почти такое же соотношение. Пять квартир хотят остаться в Тулуне – это четвертый подъезд, там пенсионеры, на подъем трудные, – говорит Побойкина. – Хорошо, что один магазин открыли. А так – ни аптеки теперь нет у нас, ни двора благоустроенного. Нас в этом году перед водой на конкурс хотели выставлять как образцово-показательный микрорайон: детская площадка, асфальт, лавочка. До ближайшей аптеки теперь автобусом несколько остановок, и ходят теперь редко.

– А что здесь ловить. Ни работы нет, ничего, – рассуждает госслужащая Анна. – Ни одного производства в Тулуне не осталось. Смотрели вакансии недавно для родни: сторожем – 10 тысяч. Водителем – 20 тысяч. Остается бежать – чем дальше, тем лучше. Конечно, неизвестно, кто где людей ждет. Но и оставаться смысла нет.

Куда бежать? «Понятно, что не в Москву, – говорят жители Рабочего Городка. – У нас сейчас и так цены почти московские. Получили люди сертификаты, понакупали квартир». Московские – не московские, но сначала цены на тулунскую недвижимость подскочили в два раза. Потом – почти в три: миллион двести за трехкомнатную, которая стояла на продаже несколько лет, превратился в три с лишним, причем без торга. Дом за 600т тысяч еще летом ушел за два миллиона. Река Ия от него далеко – а теперь, до постройки дамбы, главное для жизни в Тулуне именно это.

– Коттедж за два миллиона 900 тысяч никто не брал. Знакомая после всего продала за четыре с половиной, – вспоминает Оксана. – Теперь говорит, что продешевила.

– Можно я промолчу в ответ на этот вопрос? – спрашивает Людмила Побойкина. – Вот правда, не надо о том, куда уеду я. Мне очень умный человек говорит: «Ты бы помолчала о том, что собираешься город покидать и не являешься его патриотом». А я была патриотом Тулуна почти полвека. Я таким патриотом была, что скандалила со всеми, кто плохое что-нибудь скажет о городе или о нашем микрорайоне... А теперь, оказывается, я не патриот. Потому что не могу смотреть на то, что было сделано с нами. И на такое к нам отношение.

«Освободите комнату»

– Жили с мужчиной-сожителем. После наводнения мы поругалися, и он нас культурно попросил. Зная, что у меня тут никого нет, – говорит Татьяна Хлебодарова, вышедшая на крыльцо педагогического колледжа.

Старшая дочь Татьяны Михайловны учится здесь на дизайнера. Татьяна – тоже студентка, но заочница, будущий социальный работник, а пока воспитательница детсада с зарплатой 17 тысяч рублей. Младшая в четвертом классе. Живут в ПВР, пункте временного размещения – под пострадавших отдали четыре этажа общежития тулунских колледжей, аграрного и педагогического.

Можно выхлопотать компенсацию на съем жилья, 12 тысяч в месяц. Трудно, но можно. Однако 40-тысячный Тулун невелик, и все возможные квартиры уже заняты с лета. Итого: на руках зарплата и 110 тысяч – за пережитый потоп и за утраченное имущество. А сертификатов на жилье у Хлебодаровых нет.

– Мало мы прожили в Тулуне, говорят. Я к этому сожителю три года назад приехала, прописалась, устроилась на работу. А надо, говорят, лет пятнадцать, – вспоминает Татьяна Михайловна. – А нам в любом случае надо тут быть: мы учимся. Ладно я, а вот дочек куда?

Стало быть, Хлебодаровы пока что живут в ПВР. Перспективы обозначил мэр Тулуна Юрий Карих – в середине ноября, во время последнего своего визита к пострадавшим: проект нового дома уже подписан, место выбрано, 50 квартир застройщики отдадут городу. В том числе – как раз для спорных случаев с пострадавшими.

Когда будет построен дом, Юрий Владимирович не уточнил. Так что в любом случае ближайшие полгода, включая зиму, семье Татьяны Михайловны предстоит провести в пункте. Если не выгонят, конечно.

– Пока что соцзащита названивает, теребит, чтобы освобождали комнату в ПВР. Я говорю, что идти некуда. Так и общаемся, так и живем, – говорит Татьяна.

Вопрос Хлебодаровой недавно обсуждался отдельным пунктом на правительственном совещании по Тулуну. Губернатор Сергей Левченко отметил, что у Татьяны Михайловны есть собственное жилье – в Слюдянке. Тоже Иркутская область, только на берегу Байкала, почти в 500 километрах от Тулуна. Немало удивившийся вице-премьер Виталий Мутко повторил указание президента: на улице из тех, кто реально годами жил в нынешней зоне подтопления, не должен остаться никто. Вне зависимости от наличия или отсутствия правоустанавливающих документов. Или вот другого жилья в семи часах езды, если без пробок.

«В ряде федеральных СМИ выходят материалы про людей с подтопленных территорий, которые по различным причинам якобы остались без помощи и в поддержке им отказано, – сообщает страница Левченко в «Фейсбуке». – Выясняется, что в основном эти люди сами не предоставили полный пакет документов. В ряде случаев они просто не являлись собственниками утраченного жилья, а просто там проживали. Но почему-то журналисты об этих фактах просто умалчивают!»

Вот, не молчим.

«Жалоб будет еще больше»

– Мы каждый отказ проверяем, – сообщает Роман Шергин, заместитель прокурора Иркутской области: все дела по наводнениям – у него. – Либо по жалобе гражданина, либо через мониторинг переписки гражданина с органами власти, либо через мониторинг в СМИ.

Фактически за все время ликвидации ЧС в регионе, по словам Романа Юрьевича, выявлено более четырех тысяч нарушений. По всем фактам приняты меры реагирования. В том числе – по сотням жалоб граждан.

– А если не «сотни», а поточнее?

– Цифры по жалобам меняются постоянно, – объясняет Шергин. – И будут меняться в ближайшее время, причем очень серьезно.

Предварительный итог в ожидании серьезных изменений: всего в прокуратуру поступило более 15 000 обращений, из них 5940 письменных. Удовлетворены требования 3613 граждан, то есть их права восстановлены. В 3354 случаях прокуроры действовали через суд, 3301 решение уже на руках у людей.

– Первоначально очень многие оказались без правоустанавливающих документов. Были привлечены органы власти, подключены адвокаты на общественных началах, – объясняет Шергин. – По Нижнеудинскому району в поселках очень много пакетов документов было сформировано нами, направлены заявления в пользу граждан.

«Очень много» означает, что только здесь на первом этапе собралось 150 случаев. В первую очередь из-за некачественного осмотра домов: бывало, что в комиссии включали студентов – большой привет Надежде Лаптевой и ее дому на «стульях», где обнаружили наличие фундамента.

– А почему количество жалоб будет серьезно меняться?

– Весной будет новая волна обращений, и работать придется очень долго, – предполагает заместитель прокурора Иркутской области. Точнее, не предполагает – знает. В том числе потому, что в бригаде Генпрокуратуры в Иркутской области работали коллеги из регионов, переживших аналогичное подтопление в 2013 году – Хабаровский край, Амурская область, Еврейская АО.

– Безмерная, неоценимая помощь, – оценивает Шергин. – Мы сразу предложили [областной администрации] на комиссии по ЧС: запросите из этих субъектов Федерации производственников, управленцев. Тех, кто мог бы заниматься вопросами документации, устранения последствий паводков...Нас не услышали. В результате здесь просто не хватило чиновников, имеющих опыт аналогичных чрезвычайных ситуаций – наводнение, наплыв граждан, которые лишены всего и массово идут со всеми проблемами в органы власти.

Новая волна обращений по жилью – уже не ремонту, но сносу – это то, с чем столкнулся Дальний Восток в 2014 году. И с чем обязательно придется иметь дело руководству Иркутской области в 2020-м.

– После того, как зима отступила, часть домов, которые вроде бы крупных повреждений не получили, оказались непригодными для жизни, – рассказывает Шергин об опыте 2013 года. – В результате так называемого морозного пучения грунтов – а грунтовые воды в Тулунском и Нижнеудинском районах значительно превышают обычный уровень – весной может произойти разрушение фундаментов, что повлечет негативные последствия на всю конструкцию дома. Соответственно, появится необходимость нового обследования состояния домов. Мы ожидаем такую волну, мы к ней готовы.

Стройки Сергея Левченко

Пока что цифры по Тулуну и окрестностям, если говорить об утерянном и испорченном жилье, таковы. Имеется 7727 заключений по результатам осмотра жилых помещений. 6901 – признано непригодным. 2738 – подлежат капремонту. 6899 семей обратились за сертификатами, 6614 семей их уже получили, 3306 семей приобрели жилье. Капремонт: заявления – от 2880 граждан, оформлено 1903 свидетельства.

«У нас большой выбор готовых домов в пригороде Иркутска», «Переезжай жить в Красноярск», «Квартиры в любой точке РФ по договоренности». Реклама жилья на улицах Тулуна вышла на первое место. Потеснив даже «Требуются», к примеру, «водители самосвала, вахтовый метод, зарплата высокая». Севера – обычное направление для тулунчан, кто не видит себя на угольных разрезах, не завел свое дело (отдельная тема, учитывая два масштабных митинга тулунских малых и средних бизнесменов, – та же игра с компенсациями, только еще и обставленными многими обременениями). Либо не пошел работать на железнодорожную станцию, в полицию и на прочий небольшой, но твердый бюджет.

Реклама жилья на улицах Тулуна не означает «реклама жилья в Тулуне». Притом что стройкомплекс в Иркутской области – один из мощнейших в Сибири, и это признают даже противники губернатора Сергея Левченко. Не говоря уже о сторонниках. Включая ближайших.

«Такого объема финансирования строительной отрасли, как в эти два года, не было за всю постсоветскую историю региона!» – уверяет Наталья Левченко, автор книги «Замужем за губернатором Иркутской области». Муж Натальи Яковлевны по первой специальности – строитель. Причем опытный: путь в профессии – от мастера до гендиректора СМУ.

«В 2017 году введено в эксплуатацию 966,1 тысячи квадратных метров жилья при плане в 900 тысяч!» – сообщает Наталья Левченко. И тут же – фраза, которая особенно ярко звучит в конце нынешнего года: «К сожалению, местные строители в кризисные годы увлеклись в основном строительством жилья... Так легче. Построил, сдал, продал, деньги получил – и все».

Одно из воспоминаний о взаимоотношениях губернатора и строителей относится как раз к 2017 году. На профессиональном празднике «Сергей Георгиевич внимательно прослушал все выступления, не перебивал. Но как только завели старую песню – мол, трудно выиграть конкурс, – не выдержал». Далее – цитата: «Какие же вы строители, если вас только жилье интересует?!. Какое участие вы принимаете в развитии области, своей отрасли, своих предприятий?! Что же вы так сузились?»

«Губернатор не «прогибается», – делает вывод Наталья Левченко, – не заигрывает с довольно серьезной региональной когортой, не поддерживает слезливую позицию о кризисе в отрасли, стране, мире, а требует честного взгляда на себя и активной серьезной масштабной работы, как это делает он, а значит, верит в них».

Книга «Замужем за губернатором Иркутской области» подписана в печать в июне. За неделю до первого наводнения в Тулуне. К середине ноября цифры по отрасли в зоне ЧС таковы: капремонтов – чуть больше половины от зафиксированного, 51%. Включая, разумеется, и два подвала в пятиэтажках Рабочего Городка, на 16 с половиной и 17 миллионов рублей.

Строительство новых домов для пострадавших – 1. Не процент, просто – прописью – один дом типа коттедж на семью. И сказать «накануне зимы» никак нельзя: снег и общий минус уже месяц как здесь.

– Один дом и 51% капремонтов – это очень мало, – констатирует Роман Шергин, заместитель прокурора Иркутской области. – В основном это произошло из-за работы единой службы заказчика. Руководитель отстранен, назначен новый. Будем надеяться, что работа будет построена по-иному.

Что характерно, последние неприятности в окружении Сергея Левченко связаны как раз со строительным бизнесом. Только не тем, под который губернатор «не прогнулся» – и, стало быть, осложнил взаимоотношения – еще два года назад.

На минувшей неделе прошли обыски и аресты в фирме «Звезда» по установке и ремонту лифтов: через нее, как полагает следствие, из фонда капремонта ушло более 180 миллионов рублей. Особо подчеркивается связь «Звезды» с сыном губернатора Левченко Андреем. А в понедельник стало известно о результатах проверки деклараций Сергея Георгиевича за 2016 и 2017 годы. В ней не оказалось земельных участков и строящегося дома на шесть сотен квадратов. Небольшой трехэтажный особняк, по меркам крепкого бизнеса областного значения – тьфу и растереть. Но в профильном антикоррупционном управлении, скорее всего, мыслят несколько иначе.

В любом случае Наталья Яковлевна Левченко уже пообещала на обложке «Замужем за...» подробно рассказать в следующей книге «о том, какая информационная борьба идет с иркутским губернатором». Определенно, стоит подождать.

* * *

А ведь та же практика Дальнего Востока – три региона, подтопленные в 2013 году – показывает, что пострадавший все равно возьмет свое. Если, конечно, он не жулик (что на самом деле определяется довольно легко). Нет правоустанавливающих документов? Сойдет многолетняя оплата за газ и свет. Владельца не устраивает заключение комиссии по инструментальному обследованию жилья? Придет другая «инструменталка». Если надо – третья, пусть и со скрипом, но придет: жалобами додавят. Владельцу записали капремонт, а он настаивает на сносе? Значит, будет снос и сертификат на жилье.

Потому что есть две вещи. Русская зима, которая вывернет любую затопленную постройку из статуса «капремонт» в статус «под снос» настолько прихотливым манером, что никакой Мебиус помыслить бы не смог. И российский суд, который так или иначе стоит на стороне подтопленцев. Зима работает исправно, а до суда еще надо дойти. Прокуратура и активисты того же Народного фронта до каждого пострадавшего, может, и доберутся. И бесплатного адвоката подключат. И за ручку по всем кругам проведут, поскольку есть к тому и устремление, и прилежание. Но – не быстро же.

То есть до справедливости идти долго. А удовлетворять требования реально пострадавших все равно придется. Вопрос лишь, когда. Точнее – почему бы не сразу, учитывая и дальневосточный опыт, и два визита Владимира Путина в Тулун, и постоянное внимание центра.

– В конечном итоге страдают граждане. Мы реагируем. Когда человек не согласен с результатами обследования жилья, мы оказываем содействие, – вновь подчеркивает Роман Шергин. – Пока органы власти не во всех случаях соблюдают законодательство и требования федерального правительства. Наша оценка однозначна: можно было сработать раньше.

На эту тему
• ОНФ попросил прокуратуру проверить нарушения в оказании помощи жителям Иркутской области
• Путин дал поручения по итогам поездки в Иркутскую область
• Путин междометием охарактеризовал ситуацию в затопленном регионе

И второй вопрос – сколько людей останется в Тулуне и других подтопленных населенных пунктах, если вовремя не начать стройки для тех, кого Людмила Побойкина с улицы Рабочий Городок называет патриотами. Близлежащий Братск, областной Иркутск, соседний Красноярск – наиболее частые новые адреса подтопленцев. А есть и Краснодарский край, и средняя полоса России, и Дальний Восток. Причем наиболее легки на подъем специалисты – те же учителя или врачи, которые требуются везде.

И что теперь делать, к примеру, с ФАПом в деревне Паберега – где семья фельдшера получила сертификат и уехала из Нижнеудинского района? И с ним ли одним?

– Извините, мне пора, – прощается Сергей Апанович, ОНФ. – Молодежь нашу провожаем, уже вторая экспедиция на заготовку дров едет. Мы договорились с лесхозом, чтобы хворост и неделовую древесину на топливо в зоне ЧС попилить и людям раздать. Отдаленные села, пенсионеры же. На бесплатную норму не протопишь и без наводнения.

А дрова там, если за деньги брать – выходит по 4000 рублей за куб.

Сергей Иванович идет по улице Сухэ-Батора в самом центре Иркутска. На ногах у него унты, самая лучшая обувь для холодов в этих местах. В Иркутске в середине ноября под -20. В Тулуне сейчас теплее на пять градусов. Лилия Черепанова, скорее всего, перебралась к себе в баню за искореженным домом на Песочной. У ее сестры дом невелик, не хочется стеснять.