По сравнению с еще совсем недавним временем в российских общественных настроениях произошел один существенный сдвиг: тема переговоров в связи с украинскими событиями перестала вызывать остро-нервную реакцию. А раньше она была, и еще какая. Один намек на переговорный процесс немедленно вызывал просто массовую истерику – «СВО сливают».

Теперь эта тема воспринимается общественностью куда спокойнее – и, в общем, понятно почему: потому что происходит всё это на фоне успешных наступательных действий наших войск на фронте и аккуратного, но систематического выноса энергетической инфраструктуры Украины. Более того, всё чаще открыто звучит мысль, что Россия этими своими действиями фактически принуждает Киев и Запад сесть за стол переговоров.

Правда, тут имеется иная проблема, поскольку очень многим непонятно, какую, собственно, цель преследует Москва, если это действительно так. Скептики задаются вопросом: ну хорошо, предположим, о сливе и капитуляции речь не идет, но зачем Россия вообще стремится к переговорам с заведомо недоговороспособными силами? Ведь если даже удастся поставить конфликт на паузу, западный истеблишмент и украинские власти используют ее для перегруппировки, собственного усиления и подготовки к очередной атаке на Россию. Неужели в Кремле настолько слепы, что этого не понимают? А если все-таки понимают, тогда какой смысл в переговорах и принуждении к ним? Абсолютно справедливые вопросы, на которые стоит ответить.

Для понимания сути происходящего надо отдавать себе отчет, что в данном случае речь идет не о тактике и оперативной ситуации на фронте, а о стратегии России в отношении Запада (а не только Украины). Наши успехи и неудачи в ходе СВО, текущие политические события имеют тут второстепенное значение. А раз речь о стратегии, начать необходимо с базовых вещей.

Самое главное, что надо понимать – мы присутствуем при процессе утраты Западом своего многовекового глобального доминирования. Система, которую он построил за последние полтысячи лет, подошла к своему естественному концу. Из этого следует два ключевых момента. Первое: осознавая приближающийся крах, Запад опасен, как никогда, поскольку для него на кону стоит вообще всё. Второе: в силу исторической неизбежности западного упадка для его геополитических конкурентов оптимальной стратегией выглядит не бросание всех сил и резервов на его низвержение, а содействие ослаблению Запада исподволь и ожидание момента, когда время и процессы деградации сами возьмут свое. Если же конфликт неизбежен, надо стараться его удерживать в ограниченных и не слишком затратных для себя рамках – потому что для Запада, всё еще сохраняющего огромную силу, провоцирование конфликтов является традиционным и очень эффективным механизмом собственного развития и ослабления конкурентов. Последнее чрезвычайно ярко проявилось на Украине.

За несколько десятилетий Запад добился большого успеха в реализации проекта по превращению Украины в анти-Россию с целью использовать ее как оружие (и экономическое, и военно-политическое) против нашей страны. В идеальном случае это должно было привести к военному разгрому Москвы с дальнейшим социально-экономическим обрушением и очередным – окончательным на этот раз – государственным коллапсом России. Но, в принципе, Запад устроил бы вариант и попроще: чтобы Россия успешно решила украинскую проблему, но такой дорогой ценой для себя – в смысле и человеческих, и финансовых, и социально-экономических, и всех прочих потерь – что у нее просто не осталось бы ресурсов для активного участия в мировой трансформации и успешной конкуренции в новой системе. Эдакий смягченный вариант Великой Отечественной войны, когда Советский Союз заплатил столь огромную цену за победу, что ему потребовалось намного больше времени, чем Западу, на преодоление последствий, а в некоторых отношениях (например, демографическом) мы до сих пор ощущаем их отголоски.

В 2014 году Запад, используя Украину, нанес по России чувствительный удар, в том числе военный – через Донбасс. Хороших вариантов ответа у Москвы просто не было: если бы Россия позволила уничтожить мятежные республики, это бы автоматически означало ее геополитическую капитуляцию; а если бы Кремль пошел на военное усмирение майданной Украины, у Запада сбылась бы хрустальная мечта по реализации описанного выше сценария. Вместо этого руководство России выбрало третий вариант – оно добилось заморозки ситуации с помощью Минских соглашений. Донбасс оставался для нашей страны кровоточащей раной, но все-таки с учетом масштабов событий эта рана была не слишком глубокой – при полном осознании всей трагичности происходящего для жителей истерзанного Донбасса.

Главное, что получила Москва с помощью Минских соглашений – это время. Время, с одной стороны, на собственную подготовку к новому витку эскалации, а с другой – на созревание кризисных, деградационных процессов и на Украине, и на самом Западе. Впрочем, на той стороне времени тоже, разумеется, не теряли – и готовились. И подготовились.

Нет ни малейших сомнений, что даже если бы 24 февраля Россия не начала СВО, к настоящему моменту военные действия, инициированные Киевом, были бы в разгаре. Мы были обречены на военное столкновение с коллективным Западом, использующим Украину как свои прокси, в этом году, в крайнем случае – в следующем. Обречены именно потому, что процесс распада глобальной системы зашел уже так далеко, что Западу потребовалось принятие экстренных мер.

Однако и на этот раз российское руководство отказалось действовать по плану, к которому его старательно подталкивали. Фактически в СВО была слегка перелицована тактика, которой Россия придерживалась предыдущие восемь лет: удержание конфликта в формате, который был бы насколько возможно менее болезненным и затратным для нас и максимально чувствительным и дорогостоящим для той стороны.

Россия отсекла от Украины не очень большую, но крайне значимую для национальной экономики территорию, повесив тем самым Киев на шею Западу не только в военном, но и финансово-экономическом смысле – и около полугода вела достаточно вялотекущие боевые действия ограниченным контингентом. К осени натовские спецы нашли способ противодействия, сколотив мощные наступательные группировки. Однако вместо того, чтобы включить режим всеобщей и повсеместной мобилизации, Россия вновь нашла способ удержать конфликт в ограниченных рамках. Она провела частичную (и весьма небольшую по масштабам) мобилизацию и – главное – невзирая на репутационные издержки, ушла с части занятых территорий, дав внятно понять, что ее не заставят вести тотальную войну, где за победу платится любая цена. Одновременно начался аккуратный и точечный, но демонстрирующий впечатляющий накопительный эффект вынос украинской энергетической инфраструктуры. Ну а на фронте продолжилось перемалывание украинской живой силы и натовских военных поставок.

В настоящий момент Запад созревает до осознания, что его очень высокая и очень дорогая ставка против России бита. Натовские военные склады опустошаются, Украина виснет на шее все более тяжелым грузом, а собственные национальные экономики – что было совсем уж немыслимо на протяжении десятилетий – ощущают негативное влияние этого конфликта и одна за другой впадают в рецессию. А нужного результата, на который был расчет, не видно даже на горизонте.

А значит, Штатам и Европе неизбежно придется принимать решение, сжигать ли и дальше безо всякого толку в украинской топке все более ценные и дорогостоящие ресурсы или все-таки взять паузу, попытавшись переосмыслить ситуацию и найти иной выход из сложившейся для Запада тупиковой ситуации.

Что характерно, Россию устроит любой вариант, потому что на ее стороне работает самый важный ресурс – время.