Михаил Бударагин: Придется и на роботов ругаться «быдлом»

Будущее – это в том числе и новая этика равенства и неравенства, и, раздавая право «личности» направо и налево, западный мир прямо сейчас столкнулся с тем, что настало время дискутировать о правах роботов.

Скандал, на первый взгляд, вполне обычный: либеральная тусовка, которая любит именовать всех, кто им не нравится, «быдлом», «плебсом», «недолюдьми», «насекомыми», возмутилась тем, что школьникам предложили не считать полноценной личностью людей, с детства страдающих психическими заболеваниями. Авторов и издателей клеймили всем миром, и «Дрофа» приостановила выпуск учебника, в котором допустили подобную крамолу.

Еще вчера слово «личность» было священным, а сегодня оно может быть сдано в архив

В общем, причешут определения, приведут все в порядок. Казалось бы, ничего особенного.

Можно было бы в сотый раз посетовать на лицемерие запретителей, у которых для своих – одни правила (какому-нибудь Андрею Макаревичу позволено вообще все), а чужим – ничего, и получить в ответ: «а вы сами дураки». Но это скучно и много раз обговорено.

Можно было бы начать уныло толковать термин «личность» (так начали оправдываться консерваторы): мол, личность – это не то, что вы думали, а совсем другое, и в целом люди с отклонениями – они, например, не всегда дееспособны даже юридически, и считать их «личностью» – вопрос дискуссионный. Это – не слишком перспективный метод ведения дискуссии: тебя на втором ходу клеймят «фашистом», и разговор заканчивается.

Уже и сексом с эмоциональным роботом не заняться, доколе? (фото: Yuya Shino/Reuters)

Но подвох есть, и наши либералы, живущие не в XXI веке, а на обломках парижских волнений 1968 года, заблудились в прошлом со своим уравниванием всех вопреки здравому смыслу (простите, всех, кроме тех, для кого «Крым – наш», этих-то сразу – на переплавку).

Будущее – это в том числе и новая этика равенства и неравенства, и, раздавая право «личности» направо и налево, западный мир прямо сейчас столкнулся с тем, что настало время дискутировать о правах роботов.

Полемика разворачивается нешуточная.

Вот в Японии первому «эмоциональному роботу» (машине, которая умеет правдоподобно имитировать реакции на эмоции – многие люди, к слову, всю жизнь занимаются тем же самым) запретили заниматься сексом. То есть ограничения касаются, конечно, хозяев, однако робота Pepper частным образом уже перепрограммировали, так, чтобы обойти все эти правила.

В общем, если очень хочется, но нельзя, то все-таки можно.

Pepper придуман как помощник для одиноких людей, но пока секс не входит в пакет помощи. Это ненадолго, и проблема сексуального насилия в отношении машин, которые и внешне, и внутренне не будут ничем отличаться от нас, – это дело времени.

Секс-роботы – это неизбежность, и против этой логики прогресса уже разворачивается борьба: оказывается, что эти машины могут делать в облике детей и даже, как пишут СМИ, «взрослых женщин». Тут вам и педофилия, и «объективация» (феминистский термин, означающий, что женщину воспринимают только как объект для мужского оценивания, а она-то личность!), в общем, полный набор грехов, и пока за них не предусмотрено никаких наказаний.

Развилка пока такова. Или человек объявляет любых роботов просто инструментом, или мы начинаем размышлять – уже вместе с самими роботами, которых скоро научим размышлять – о том, что если ты используешь секс-машину для секса и вы вдвоем не нарушаете ни один из законов, придуманных Азимовым, то прав ты или нет?

А робот – прав или нет? Он по умолчанию согласен, конечно, однако люди, лишенные по психической болезни дееспособности, могут соглашаться на что угодно, это не имеет никакого значения.

Если люди с психическими отклонениями («другие», как их ласково называют) – «личность», то почему робот – не личность? Потому что его основа – программа?

Наша основа – это тоже в каком-то смысле программа (можно полагать, что она заложена Богом, можно – что природой, какая разница), и те же гормоны являются неотъемлемой частью человека. Робот не может осознать программу, а мы никогда не увидим гормон эндорфин вне стен лаборатории, так в чем же разница?

Так что нашим либералам я бы порекомендовал, пока еще не поздно, ратовать не за расширение понятия «личность», а за его скорейшее сужение, ведь роботы, ставшие «личностями», могут получить гражданские права и пойти голосовать не за их тусовочных балбесов, а за представителей «ватнического» Уралвагонзавода. Придется и на роботов ругаться «быдлом», вот смеху-то будет.

Авторы учебника, выступающие почти с «мракобесных» позиций, оказались ближе к западной общественной повестке, чем либералы, которые традиционно бросаются на все, что движется.

В чем тут мораль? На дворе 2015 год, и мир, как ему и положено, меняется: то, что еще вчера было непреложным правилом, сегодня требует дискуссии, там, где вчера была стена, сегодня – мост.

И если еще вчера слово «личность» было священным, то сегодня – и это нормально – оно же может быть сдано в архив, чтобы на его месте появилось что-то совершенно иное.

Ведь еще 300 лет назад никакой дискуссии о «личности» не велось: кто отец семейства, тот и личность, это даже не требовало отдельных определений. Почему мы решили, что, однажды появившись, «личность» должна пребывать с нами вечно?

Как учит президент Украины Петр Порошенко, нужно осваивать «життя по-новому».