Михаил Бударагин: Либералы потеряли последнее

Солженицын включен в школьную программу, Бродский оскорбил маленькую, но очень гордую украинскую нацию, Довлатов превратился в сборник цитат. Даже Пушкин – и тот ватник, в «Капитанской дочке» не осудил царизм.

Пока консервативная общественность обсуждала Донбасс и Сирию, либеральная с неистребимым комсомольским задором пропесочивала поэта Дмитрия Быкова. Он посмел покуситься на святое, отказав Сергею Довлатову в месте у огня. Чуть раньше – на пике дискуссии об Иосифе Бродском (читатели газеты ВЗГЛЯД могли прочесть о ней в колонке Егора Холмогорова) – по той же схеме из «наших» был исключен и последний русский нобелевский лауреат.

Я здесь дозреваю, под точками у

Быкову многое прощалось, его позиция по Украине соответствует линии партии, все положенные слова об «аннексии Крыма» и ордах конных бурят в степях Донбасса он произнес, так что ссылку заменили выговором с занесением в личное дело.

А Довлатову и Бродскому уже давно все равно.

Защищать их нет никакого смысла, «возвращать себе» – тем более: оба они все равно принадлежат вечности, и никакие жонглирования словами ничего в этом не изменят. Критик Дмитрий Писарев и поэт Владимир Маяковский отчаянно пытались порвать с «пушкинским наследием», Александр Сергеевич нисколько не пострадал.

Но борьба с Довлатовым – важный симптом выздоровления нашей литературы, и если о чем-то и стоит говорить, то как раз именно об этом.

Либеральная общественность, осевшая в журналах, раздающая «своим» премии, не вылезающая из телевизора, всегда имела в виду (а иногда и проговаривала) одну, но очень простую мысль.

Довлатову больше не рукопожимать (фото: Александр Саверкин/ТАСС)

Вас, государственников, много, но зато мы – избранные, у нас «светлые лица» (эта черепомерка была ключевой для «болотного» протеста), за нами – культура, томик стихотворений Мандельштама, гитара Окуджавы, фронда Бродского, ирония Довлатова.

Государство долгое время ничего не предпринимало, оставив либералам право демонстрировать по поводу и без основанное преимущественно на подростковых фантазиях высокомерие. Патриотическая общественность робко пыталась предъявить то Василия Шукшина, то Валентина Распутина, то Николая Рубцова, но доступы к каналам ретрансляции их противники держали крепко.

Спасибо стоит сказать критику Льву Данилкину, который много сил положил на то, чтобы помочь Александру Проханову пробиться через общее молчание. Низкий поклон и Дмитрию Быкову, поддержавшему начинающего тогда Захара Прилепина, главную сегодняшнюю литературную «звезду».

Все это пиршество продолжалось ровно до тех пор, пока государство не включило Александра Солженицына в широкий патриотический контекст. Из «теленка», который «бодался с дубом», дуб оставил всю борьбу, лишив ее так любимой либералами презрительной нотки в отношении обычных людей. И оказалось, что Александр Исаич, всю эту местечковую тусовку «людей с красивыми лицами» искренне презиравший, отлично смотрится прямо после Толстого и Достоевского: у первого он берет размах и масштаб, у второго – непоколебимое позднее православие.

Вот и весь «борец с режимом».

Второй потерей либералов был Виктор Пелевин, живой классик, самый известный современный русский писатель, с огромным скепсисом относящийся к власти, но так и не вставший на сторону борцов с этой властью, вдоволь поиздевавшийся над «рассерженными горожанами» и потоптавшийся на мечтах т.н. «креативного класса» о «революции».

Пелевин воспарил, и вдруг государственники пошли в атаку. Александр Проханов, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов, Юнна Мориц – и читатель, который не слишком размышляет о том, у кого какой красоты лица и правильной ли формы череп, не нашел никакой разницы между ними и, скажем, Майей Кучерской, Львом Рубинштейном и Дмитрием Быковым.

И только потом они потеряли Бродского. Виной тут было действительно стихотворение о «брехне Тараса»: такое не прощается, за такое шельмуют толпой, истошно, надрывно. Теперь они остались без Довлатова, чья фига в кармане смотрится вполне невинно. Быков, которому не откажешь в чутье, отлично почувствовал главное: у «белой ленты» из живых остался один Борис Акунин, но автор романов о лихом сыщике Эрасте Фандорине глуповато смотрится в качестве морального авторитета. Агата Кристи выглядела бы не лучше, но мудрая женщина прекрасно понимала, где бык, а где Юпитер. Да и Акунин быстро догадался и теперь пишет из Парижа что-то о вечном, что твой Тургенев.

Из мертвых у них нет уже никого.

Король-то голый, вот о чем кричит «своим» Быков. «Свои», как глухари на току, не слышат, конечно, куда им. Ведь правда состоит в том, что с 1991-го либералы не изобрели, не придумали, не создали ровным счетом ничего. Их экономические идеи – перепев западных классиков, их политическую программу все мы видели в 90-е, когда Ельцин побеждал во втором туре выборов (все слова берите в кавычки), человеческое измерение их деятельности – создание черепомерки при первом удобном случае.

Оставалась только литература.

Но теперь Солженицын включен в школьную программу, Бродский оказался автором, оскорбившим маленькую, но очень гордую украинскую нацию, Довлатов превратился в сборник цитат. Даже Пушкин – и тот ватник, в «Капитанской дочке» не осудил проклятый царизм как следует.

Что им осталось? Поэт Рубинштейн, сатирик Шендерович – с такими литературными генералами войны не выиграть, но, кроме литературы, выигрывать войны в России нечем. Не верите? Спросите у Владимира Ильича Ленина, который терпеть не мог всю эту творческую интеллигенцию, но Льву Толстому кадил и Максиму Горькому помогал. Владимир Ильич дело знал.

Фронда фрондирует, как поэт Евгений Рейн, который двадцать лет рассказывает, как пил вино с Иосифом Бродским, а больше рассказать ему, бедняге, нечего. Пусть фрондирует, уже не жалко. Есть литература в мягких обложках о «страсти», «неожиданной встрече с миллионером», «любви к принцу» – на этот товар найдется потребитель, но всерьез обращать на него внимание не стоит. Так и потребитель Рейна – величина условная, пусть потребляют друг друга.

А хорошая литература у нас на самом деле есть, просто национальной – пока нет, но и это – дело наживное. Мы видим сейчас (просто следить нужно очень внимательно), как люди, не допущенные в рукопожатную тусовку, сами, безо всякого государства, вырабатывают новый язык.

Вот он, послушайте.

Тонка плодоножка, атласны бока. / Безветрен денёк и земля далека. / Но кажется, новое лето - / совсем не про это. / (Про это!) / Про каждый мой вздох в упоительном сне... / Про стоны о бесчеловечной войне... / О ней же, что в венах и жилах / дорогу себе проложила... / И солнце опять согревает мне бок, / и в мякотке сладко пульсирует сок. / И мира, что вспорот и выжжен, / я вовсе не вижу... / (Я вижу!) / Я здесь дозреваю, под точками у, / сквозь них прорастаю в ручей и в траву - / и землю собою питаю...  / И в ней закипает под солнышком сок, / и ветер сдувает все точки со щёк, / её с плодоножки срывая...

(Ольга Сапожникова)

Так выглядит то, что скоро станет русской национальной литературой, которая всегда была не о тусовке и ее бабушке из Наркомгумкупороса, не о «приличных людях» с их ужимками, а о том, что такое «мы» как нация.

Берегущий честь смолоду и не сдающий государство Емельяну Пугачеву Петр Гринев, Платон Каратаев и Наташа Ростова, князь Мышкин и Алеша Карамазов, блоковский Иисус Христос, ведущий революцию сквозь метель, Василий Теркин, из метели выходящий живым, булгаковское трио Воланд – Мастер – Понтий Пилат, Иван Денисович Солженицына, Банев Стругацких и «чудики» Шукшина – вот что такое мы.

Как пел классик, «мы уже победили, просто это еще не так заметно».

Ничего, скоро будет заметно. Оставим либералов с Рубинштейном и Шендеровичем. Заслужили.