Ссора России и Польши напомнила о выстреле СССР себе в ногу

Очередной скандал между Москвой и Варшавой начался с того, что МИД РФ возмутился планами Польши провести памятные мероприятия по случаю начала Второй мировой войны без участия представителей России. «Польские власти обосновали свой замысел «современными реалиями», игнорируя историческую логику... Вопреки бесспорно решающему вкладу нашей Родины в разгром гитлеровского рейха и освобождение Польши от нацистских захватчиков, для России в этой схеме место не предусмотрено», – говорится в сообщении ведомства.

В ответ представитель польского президента Кшиштоф Щерский заявил, что «ссылка на историческую логику МИД России в контексте сентября 1939 года представляется проблематичной».

«Мероприятия по случаю 80-й годовщины агрессии против Польши, которая стала началом Второй мировой войны, будут проходить с участием представителей группы стран, с которыми Польша сегодня тесно сотрудничает в целях установления мира на основе соблюдения международного права, уважения суверенитета государств и их территориальной целостности. Нарушение этих правил было признаком агрессоров 1939 года и остается самой большой угрозой миру сегодня», – добавил он.

Под «группой стран – партнеров Польши» в данном случае понимаются страны ЕС, НАТО и «Восточного партнерства», куда входят Азербайджан, Армения, Белоруссия, Грузия, Молдавия и Украина. То есть представители Германии, с нападения которой на Польшу и началась война, свои приглашения получат (или уже получили), а представители России – нет. И за прозрачным намеком Щерского весомо, грубо, зримо маячат Крым и польский поход Красной армии в сентябре 1939 года, который в польской историографии часто называют «ударом в спину».

В случае с Крымом все более или менее понятно. Подобные сентенции кажутся из России бесконечно несправедливыми, но удивляться нечему. В НАТО и ЕС неоднократно подчеркивали, как именно относятся к событиям 2014 года и что воссоединение Крыма с Россией по итогам плебисцита воссоединением признано ими не будет – только «аннексией».

Тем более не стоит ждать такого признания от Польши, особенно от Польши, управляемой партией братьев Качиньских «Право и справедливость» (ПиС). Внешнеполитическая философия этой партии построена на «историческом противостоянии» с Москвой. И это не просто взгляды отдельных политиков, это электоральное самопозиционирование ПиС, за которую охотнее всего голосуют жители тех воеводств и повятов, которые входили в состав Российской империи. Это допустимо называть русофобией, и надо понимать, что это устоявшаяся русофобия, передаваемая в семьях восточной Польши из поколения в поколение.

Таким образом антироссийские выпады еще долго будут обосновывать Крымом, а в Варшаве особенно. Это может раздражать – и раздражает, но воспринимать их нужно по принципу «собака лает – караван идет».

Сложнее с польским походом РККА. Поляки воспринимают его как нападение на свою страну в самый тяжелый для нее период, такова их «историческая логика». У нас логика другая. И в том, что у истории с подписанием пакта Молотова–Риббентропа между сталинским СССР и фашистской Германией такая логика существует, сомневался мало кто из его современников.

«Невозможно сказать, кому он (пакт – ВЗГЛЯД) внушал большее отвращение – Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным, – писал, к примеру, британский премьер Уинстон Черчилль в своей книге «Вторая мировая война». – Но Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи».

Британский премьер лучше прочих знает:

до того как Сталин принял решение о подписании с Германией договора о ненападении с целью выиграть время, он пытался заключить антигитлеровский пакт с Лондоном и Парижем, однако получил отказ.

Сама Польша имела договоры о ненападении и с СССР, и с Германией, но в случае с Германией этот договор имел характер военно-политического союза, а в случае с СССР в мае 1939-го Варшава подчеркивала, что не хочет связывать себя какими-либо обязательствами перед Москвой. На протяжении нескольких лет поляки, осознавая своим врагом прежде всего СССР, набивались к Гитлеру в союзники и участвовали вместе с ним в разделе Чехословакии. Учитывая отношение фюрера к полякам, это было для них чистым самоубийством, но антагонизм к «красной Москве» перевешивал.

В то же время польский поход РККА, имевший целью отторжение у Польши ее восточных территорий с украинским, белорусским и литовским населением, воспринимался советским руководством как вендетта. Значительная часть этих земель были в свое время захвачены поляками, воспользовавшимися неразберихой Гражданской войны в России для расширения своих владений. Забирая их обратно «с процентами», Сталин мстил полякам и за военную интервенцию, и за концлагеря (точнее будет сказать – душегубки) для красноармейцев, попытавшихся откатить интервенцию назад после того, как советская власть окрепла.

Обставлен польский поход был в высшей степени хитро. Польскую границу советские солдаты пересекли только 17 сентября. За неделю до этого пала Варшава, польское правительство бежало и вечером того же дня (то есть 17-го числа) уже находилось на территории Румынии. Германия пожирала Польшу в режиме реального времени, оперативно продвигаясь на восток.

В ноте, зачитанной в ночь с 16 на 17 сентября польскому послу в Москве, подчеркивалось, что «польское государство и его правительство фактически перестали существовать, тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей». И поэтому Красной армии дан приказ «взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии».

В Лондоне и Париже понимали логику Москвы, поэтому отказались объявлять войну СССР, хотя имели на этот счет обязательства перед Польшей. Более того, от этого шага – объявления войны Советам – отговорили самих поляков. Со своей стороны Красная армия, продвигаясь на запад, старательно избегала прямых военных столкновений с польским войском, а ее командование даже позиционировало себя как дружественное ему, в чем современные польские историки видят «невыносимое лицемерие» (с учетом Катыни винить их в этом трудно).

На эту тему
• Польша ревнует к первенству России в консервативном лагере
• Москве пора вспомнить о собственном кровавом счете к Варшаве
• Требованием к Германии Польша ставит под сомнение собственные границы

Как бы там ни было, у всей этой стройной логики существует объективная проблема – наличие секретного протокола к пакту Молотова–Риббентропа, в котором Восточная Европа была поделена на зоны влияния. Чем бы ни обосновывались мотивы польского похода, какой бы юридической казуистике ни соответствовали, известно, что отторжение земель восточной Польши было запланировано в СССР заранее и согласовано с фашистской Германией.

Поэтому поляки воспринимали и будут воспринимать эти события как «пятый раздел» своей родины между Гитлером и Сталиным. С поправкой на то, что по состоянию на 2019 год Варшава и Берлин союзники, а в отношениях с Москвой все горшки побиты и выпады против нее приносят правящей партии ПиС политические дивиденды.

Обвинять их в этом в рамках дипломатической полемики, конечно, можно. Но мы бы на их месте воспринимали это точно так же – как запланированное нападение на себя, как аннексию своих территорий, как тот самый «удар в спину».

Приходится признать и то, что счастья нам эта политика не принесла. Решив некоторые стратегические задачи в краткосрочной перспективе, в долгосрочной Сталин подложил бомбу не только под СССР, но и под то, что мы называем «русским миром».

Одним из итогов польского похода РККА стало присоединение к УССР Западной Украины. Это современные Львовская, Ивано-Франковская, Тернопольская, Волынская и Ровенская области, то есть Галиция в широком смысле. Проживающее там (как и переселенное туда из Польши уже после войны) украинское население характеризовалось высокой степенью религиозности, антисоветским настроением и сильным национальным чувством, обостренным за годы противостояния с поляками.

То есть ненавидимый современной Украиной Сталин успешно осуществил проект по воссоединению украинских земель, на что оказался неспособен неудачник Бандера.

На протяжении большей части советской истории галичан удавалось «держать в узде», пусть и с осознанием того, что «москалей» на этих территориях недолюбливают. Бессмысленно утверждать, что галичане, несмотря на свою повышенную политическую активность в 1980-е годы, сыграли существенную роль в распаде СССР, поскольку в «свободное плавание» в итоге ушли и те территории Союза, где о «незалежности» особо не помышляли (например, Казахстан). Но именно галичане в конечном счете создали ту «антироссийскую Украину», какой мы ее знаем.

На протяжении 1990-2000 годов можно было говорить о внутреннем противостоянии двух частей Украины – русскоязычного Юго-Востока, с одной стороны, и ее центра и Запада – с другой. Игра была равна, чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Если бы не Галиция, пророссийская часть населения находилась бы в подавляющем большинстве.

Но речь идет не только об электоральных настроениях. Фактически Галиции удалось сделать свое восприятие украинской нации и украинской истории общегосударственным. Значительная часть современной украинской элиты, от политиков-русофобов до историков фальсификаторов, – это выходцы из Галиции. Будучи включенной в состав Украины, она отравила ее и запустила метастазы, последствия чего мы наблюдаем сейчас.

Если бы не включение в состав УССР земель восточной Польши, мы не имели бы значительной части тех проблем (кровавых, напомним, проблем) в отношениях с Киевом, которые имеем теперь.

Можно долго спорить о том, насколько логичными и обоснованными были польский поход РККА и пакт Молотова–Риббентропа (секретные протоколы к которому, кстати, были осуждены еще Съездом народных депутатов СССР). Но сложно отказывать полякам в наличии собственного взгляда на события 1939-й года. И стоит признать, что на длинной дистанции они стали для исторической России выстрелом в собственную ногу, неблагоприятные последствия которого дали о себе знать уже в XXI веке.