Империя – это веротерпимость

Власти Смоленска помогают восстановить находящийся в аварийном состоянии католический храм Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии, возведенный в конце XIX века. Это решение вызывает одобрение у одних и резкую критику у других.

Как пишет один из политических Telegram-каналов: «В стране, которая воюет с коллективным Западом, это, конечно, очень важно... Да, есть и вишенка на торте: костел называется Польским. Пускай поляки порадуются, они ведь отправили Украине в последние годы оружия на несколько миллиардов евро, надо их поблагодарить!»

Правда, прямо под этим сообщением есть комментарий: «Я – католик, в прошлом году вернулся из Донбасса, естественно, я за Россию. Родился и вырос тоже в России. Здесь, в Смоленске, не строят новый костел, а восстанавливают старый. Не для Польши, для таких, как я, патриотов, в том числе. Хватит сеять рознь на ровном месте».

Что можно сказать на это?

Костел был возведен в православной империи, где православие на официальном, государственном уровне признавалось господствующим исповеданием. При этом католики могли возвести костел, совершать в нем богослужения – и это никого не смущало. Почему? Потому что Россия была европейской христианской империей, а империя принимает как должное, что у нее есть подданные разных вероисповеданий.

Невозможно пережить века территориального расширения, в ходе которых под властью русских царей оказывались самые разные этнические группы на востоке и на западе, и не научиться мирно сосуществовать с теми, кто строит храмы в других архитектурных традициях и молится Богу на другом языке.

Конечно, можно быть сторонником чисто национального государства, где позволена только наша, национальная вера, связанная только с нашими, национальными традициями – а все «чуждое» изгоняется. Но у этого подхода есть по меньшей мере две проблемы.

Первая – такое государство может быть только «маленькой, уютной республикой». Или не столь уютной, но все равно маленькой. Такая маленькая страна, однако, неизбежно попадает под политическое и культурное влияние более сильных соседей – если не прямо поглощается ими.

Впрочем, нам уже поздно. Наши предки, не захотевшие сидеть в пределах Московского княжества, уже сделали выбор за нас. Хотя, еще раз, выбора особого не было – иначе сама Москва была бы поглощена кем-то еще.

Вторая – национализм все равно находит себе врагов, хотя бы и среди людей того же происхождения и культуры. Мы видим это на примере недавнего запрета Украинской православной церкви. Такова уж психология национального строительства – оно всегда работает на исключении «других», «чужаков», «врагов», которые создаются из вчерашних соседей.

Избавьтесь от неугодной религиозной группы – на следующий день обнаружатся еще какие-нибудь «вороги нации», без них никак нельзя.

Империя так не работает – и не может работать.

Для критиков реставрации костела он является символом «враждебного Запада».

Но что именно на Западе вызывает наше неприятие? Готическая архитектура? Хоралы Баха? Фрески Джотто? Сама по себе польская, или немецкая, или французская национальность? Чему именно мы противостоим?

На эту тему
• В день Кирилла и Мефодия мы мечтаем о славянском единстве
• Зеленский загоняет украинское православие в подполье
• Эксперт назвал цели властей Украины при запрете УПЦ

Недавно президент России подписал указ, облегчающий получение вида на жительство иностранцам, которые желают перебраться к нам ввиду неприятия «политики, навязывающей деструктивные неолиберальные идеологические установки» в их родных странах. Большинство из тех жителей западных стран, которые отвергают нынешнюю гендерную идеологию – христиане западных исповеданий. Те из них, кто решатся перебраться в Россию, будут далеко не первыми западноевропейцами, которые сделали Россию своей второй родиной и внесли свой вклад в ее культуру.

Еще до Петра у нас работали «фряжские», то есть итальянские, архитекторы, которые потрудились над созданием многих наших знаменитых храмов.

А в Петровскую эпоху и позже у нас резко выросло число выходцев с Запада, которые служили в русской армии, возводили русские дворцы и храмы, лечили больных и учили школьников.

Никто не принуждал их оставить их прежнюю веру.

Министром иностранных дел России в 1804–1806 годах был Адам Адамович Чарторийский, поляк и католик, а с 1816 по 1856 год, на протяжении почти сорока лет, этот пост занимал Карл Васильевич Нессельроде, протестант.

В православной Российской империи это никого не ужасало.

Консервативные христианские силы на Западе, недовольные всей радужной повесткой – это если не союзники, то люди, с которыми можно и нужно работать. В этом отношении поддерживать хорошие отношения с западными исповеданиями и отражать клевету, что у нас их преследуют – в интересах государства.

А отталкивать вполне лояльных граждан, которые по искреннему убеждению придерживаются другой веры – напротив, вредит этим интересам.

Россия – православная страна. При этом российские католики – тоже часть ее истории и культуры, а смоленский костел – часть ее архитектурного наследия.

Имперская традиция – это традиция веротерпимости, потому что на ксенофобии империи не построишь.