Дискуссии о национальной идее и уже о государственной идеологии шли и до начала СВО, но именно с началом СВО запрос на них значительно вырос. Мы фиксируем не только всплеск запросов на какое-то глобальное объяснение всего происходящего, которым бы могла выступить национальная идея, но и усилившуюся борьбу самих этих объяснений. И предложение все новых и новых идей, которые могли бы претендовать на статус общенациональных. Многие из таких идей и идеологий озвучивают эксперты, но и в социальных сетях много энтузиастов, предлагающих какие-то решения для России завтрашнего дня.

Тем не менее с государственной идеологией и национальной идеей не все так просто. На пути установления и того и другого есть значительные трудности. 

Государственная идеология

Впервые термин «идеология» в научный оборот в конце XVIII века ввел французский философ, политик и экономист Антуан Дестют де Траси. Мир вокруг де Траси в то время находился под влиянием теорий Исаака Ньютона. Ньютон показал, что физические законы являются частями единой непротиворечивой системы, в которой нет никаких случайностей. Это сподвигло многих искать подобную систему далеко за пределами физики. Он попробовал описать эту систему – идеологию как науку об идеях. Основы своей «науки об идеях» де Траси изложил в труде «Элементы идеологии».

С точки зрения политической практики появление идеологии произвело эффект разорвавшейся бомбы. Политическая борьба, происходившая вокруг частных взглядов на лучшее обустройство страны, превратилась в воплощение строгих законов природы. Друзья де Траси – Пьер Кабанис, Пьер Дону, Константин Вольней, мадам де Кондорсе, Жильбер Лафайет и даже «отец-основатель» США Томас Джефферсон – объединились в кружок «идеологов». Довольно быстро де Траси приобрел репутацию ведущего теоретика и одного из идейных лидеров движения либеральных интеллектуалов, стремившихся осуществить то, что они считали первоначальной целью революции – создать просвещенное, рационально устроенное, свободное общество, основанное на правовых началах и отвечающее природе человека как разумного существа. Наполеон, готовя госпереворот, приложил большие усилия, чтобы заручиться их поддержкой. В конечном счете с помощью идеологии Наполеон смог создать народные государство и армию, в которых работают и служат не дворяне ради личной выгоды, а народ – ради справедливого будущего, построенного по «науке» де Траси.

Однако вскоре политические противники заметили, что идеология – «наука» сколь могущественная, столь и хрупкая. В отличие от физики, идеи можно объединить не в одну единственную систему, а в несколько. Они будут друг другу противоречить, но сами по себе могут быть внутренне непротиворечивы и самостоятельны. Так появились либерализм, социализм, консерватизм и другие идеологии – в рамках одной и той же «науки об идеях».

Потребовалось два века, чтобы показать, что системы, объединяющие идеи между собой, не имеют ничего общего с физической картиной мира. Они довольно произвольны, могут быть по-разному истолкованы и не укоренены в физических законах. Сегодня значение и действенность идеологий продолжает стремительно падать не потому, что люди стали меньше верить или у нас в запасе не осталось стоящих идеологий, которые можно было бы провозгласить государственными. Просто идеологии больше не работают как машины по упорядочиванию идей, а значит – и общественной жизни.

Национальная идея

В связи со сложностями внедрения государственной идеологии все чаще говорят о национальной идее (миссии, цели и т. д.). В текстах о национальной идее под ней подразумевают в первую очередь ценности, реализация которых в практической и общественной жизни и является воплощением национальной идеи.

С ценностями такая проблема, что они не имеют логического обоснования. Связано это с тем, что природа ценностей, скорее, религиозная, а сами ценности не могут быть плохими или хорошими, подходящими или нет – они внушаются «как есть» с детства в процессе воспитания.

Строго говоря, всякая религия – это разговор в первую и последнюю очередь о ценностях, а языческие боги – это ценностные наборы, которые индоктринируются новым членам общины. Во многом поэтому мы не можем говорить о ценностях высшего или низшего порядка. Все основные ценности знакомы нашей культуре и уважаемы людьми. Поэтому нам сложно выбрать какую-то одну и провозгласить ее воплощение и отстаивание национальной идеей.

Мужество, семья, справедливость, свобода, открытость, богатство, любовь, доброта, честь, ответственность, благородство, демократия, традиции – вряд ли кто-то будет с чем-то из этого списка основательно не согласен. Но это также означает и то, что из списка невозможно произвольно выбрать одну-три ценности и объявить их воплощение национальной миссией. Для этого нужны религиозные инструменты, церковь, проповедь, приход, таинства. Объявление определенных ценностей первоочередными – это очень долгая, кропотливая и дорогостоящая работа, которая должна проводиться веками.

Современные решения

Застряв между бесплодными попытками установить государственную идеологию и поисками национальной идеи, практики от политики ищут новые решения. И находят – как в России, так и в Европе. Найденные решения отличаются по своему стилю.

В России вместо системной индоктринации ценностей на уровне всего общества мы выбираем людей с уже сложившимися ценностными наборами – что называется, людей убежденных – и предлагаем с ними политически солидаризоваться. Поэтому у нас сложились партии одного человека. Партийные ценности – это в первую очередь личные ценности их лидеров. В связи с этим влияние партий как социального института у нас не так сильно, как на Западе. Сами партии зависимы от смены лидеров и они будут распадаться и поглощаться другими партиями с уходом их лидеров.

На Западе же уход идеологий и национальных идей привел к другому решению, основанному на акторно-сетевой теории Бруно Латура, Мишеля Каллона и Джона Ло. Авторы теории полагали, что вещи не находятся в иерархии, а представляют собой узлы сети отношений, которые расположены в одной плоскости. И именно эти отношения указывают вещам, какими им быть и какие функции исполнять.

Здесь несложно заметить сетевую структуру оранжевых революций, где низовые подразделения никому не подчиняются и по своей собственной инициативе громят страну и ввергают ее в хаос. Оранжевые революции – прямое практическое следствие акторно-сетевой теории. Принципиальной особенностью акторно-сетевого подхода является то, что он наследует представление о технической природе всяких отношений. Это значит, что для теории все равно, с людьми или вещами она имеет дело. Интернет вещей и роевая дроновая авиация – другие продукты акторно-сетевой теории. Вещи друг с другом устанавливают отношения через интернет без участия человека. Уже есть случаи, когда вещи «сговаривались» устраивать DDOS-атаки на вполне себе человеческие сообщества и средства коммуникации. Однако, если связь техническая, то людей из отношений можно исключать или даже превращать их буквально в вещи.

Согласно акторно-сетевой теории, например, сложно говорить о нацистских взглядах запрещенных в России нацбатов «Азов» или «Айдар». Внутри замкнутых сетей могут циркулировать любые взгляды и убеждения, которые будут и похуже нацистских. Лишь бы эти «люди, подключенные на правах вещей» (nonhumans – термин АСТ), реагировали определенным образом на определенные необходимости.

Если мы вспомним Майдан 2013 года, то нам может показаться странным, как люди диаметрально противоположных взглядов – неонацисты и либералы – выступали за Виктора Ющенко. Но если мы посмотрим на них как на вещи, манипулируемые определенным типом отношений, многое станет понятно. Идеология не имеет решающего значения: социолога АСТ интересует, какими неотчуждаемыми экзистенциальными и онтологическими характеристиками обладает узел социальной сети. И можно ли манипулировать этими характеристиками так, чтобы актор вел себя предсказуемым образом. Например, что можно сделать, чтобы актор устраивал погромы в месте своего обитания, не задумываясь о последствиях?

Современные участники сети, организованной по принципам акторно-сетевой теории, мало чем отличаются от технических устройств из интернета вещей, трутней из пчелиного улья или любой другой сетевой структуры с техническими связями. Не так давно три месяца подряд бойцы «Азова», зажатые в «Азовстали», выпрашивали у Киева «процедуру экстракшн», но для самого Киева это были лишь роевые беспилотники, потеря которых – это еще не гуманитарная катастрофа, а лишь материально-техническое неудобство.

На фоне такой перспективы управления политическим процессом «личные партии» не выглядят таким злом, каким их рисует западная пропаганда. Это гуманистическое решение, позволяющее нам сохранить время и ресурсы на долгом пути установления новых национальных идей, объявления новых ценностей. Возможно, это новая нормальность. Возможно, политический процесс в отсутствие государственной идеологии или национальной идеи только так и будет организован. Но это же решение и защищает нас от крайне мрачных социологических теорий, превращающих граждан в молчаливые беспилотники, объединенные интернетом вещей.

С социологической точки зрения с этим и идет борьба – с расчеловечиванием человека и его политического сознания.