В дни СВО некоторые ее противники стали говорить о том, в ком или в чем для них воплощается настоящая Россия, новая Россия, Россия будущего. Вообще, многие начали играть в разделение и противопоставление нас, которые поддержали свою армию, и «их», которые возвысили свой голос против и уехали из страны. Стране предлагается горевать, потому что только «они» могли что-то создавать, придумывать, а следовательно, и вести страну в некое правильное и очень светлое будущее. Но это, мягко говоря, не так. Не потому, что они уехали, а потому, что они в принципе не способны что-то создать.
Трагедией нашего креативного городского класса за последние 20 лет является то, что ничего толкового, по-настоящему яркого, оригинального он придумать не сумел, и, скорее всего, не сумеет. Самое грустное – в 21 веке столичная молодая культурная поросль пошла по той же дороге, по которой шли их сверстники 60–80-х годов прошлого столетия. Она пошла по пути «фарцы».
Для меня «фарца» – это глубинный архетип русской культуры в ее позднесоветском изводе. Его суть – абсолютная апологетика Запада, абсолютная неспособность к интеллектуальной и творческой суверенности, абсолютное эпигонство. В рамках культуры «фарцы» нужно успевать. Нужно просто оказаться первым в копировании западного: нужно первым услышать недешевые и не всем доступные пластинки, нужно всеми правдами и неправдами прикинуться по последней моде, нужно раньше других прочитать и просмотреть журналы о западной культуре и первым подвести глаза, как это делали первые герои западной «новой волны» – и так до бесконечности.
К деланию поп-культуры, рок-музыки и вообще ни к какому творчеству все это никакого отношения не имело и не имеет до сих пор. Все это относилось и относится, скорее, к этнографии советских городов, к истории столичного и не только мещанства, к феномену героического потребления в позднесоветскую эпоху. Это не создание культуры, это, скорее, стиль активного, деятельного потребления продуктов западной поп- и не только культуры.
Наши позднесоветские рок-звезды, собственно, творцами не были. И со временем это становится все более очевидным. Это была активная, деятельная, но публика. Это был поп-культурный косплей, художественная самодеятельность.
У такого стиля потребления есть одна очень важная родовая черта – неспособность к пониманию, осознанию формы, того, как устроено то, что они копируют. Именно поэтому наши фарцовщики от культуры не способны были сделать что-то формально оригинальное, новационное. Фарцовщик может очень стильно одеваться, с большим или меньшим вкусом даже комбинировать разные вещи, но он не сможет их придумать, тем более – сшить. Он просто не понимает, как это устроено и как это делается. Он не понимает, какая культура, ценностная матрица и даже метафизика за всем этим стоит.
Нет ничего плохого в том, чтобы любить западную поп-музыку. Почему нет? Это очень круто спаянный жанр, это гениально придуманная культурная игра. Плохо то, что мы не постигли этот жанр так глубоко, что могли бы на каком-то этапе погружения освоить его и даже присвоить, создав по-настоящему крутые новации и сделав настоящие открытия, которые вполне могли бы увлечь весь мир. Ничего этого мы не сделали. Наши фарцовщики от культуры не смогли увлечь даже собственную страну. Когда они перестанут светиться в СМИ – их просто забудут.
Абсолютно то же происходило и происходит с нашим креативным классом в первое двадцатилетие 21 века. Трагедия наших «креативных» горожан состоит в том, что никакие они не творцы. Это те же самые фарцовщики, которые абсолютно не способны создать в избранных ими жанрах что-то по-настоящему суверенное и оригинальное.
Бесит ведь не то, что наши фарцовщики от культуры поголовно кинулись читать рэп, бесит то, что они не создали в этом жанре ничего нового. Максимум, на что они способны, – это создание неких русских транскрипций и адаптаций, эдаких локализаций для транснационального и международного. И все. И даже это они, кстати, ленятся хорошо делать.
Вообще, этому архетипу культурной «фарцы» свойственен какой-то дремучий и жуткий дилетантизм. Наши фарцовщики от культуры, кажется, просто не способны к профессионализму, к погружению в ремесленную, техническую часть избранного и копируемого культурного жанра. Если говорить о наших позднесоветских фарцовщиках от рок-шансона, то они за все время своего пребывания в этом жанре даже не научились круто играть на музыкальных инструментах.
То же самое и с нашими представителями креативных индустрий. Настоящих профессионалов и мастеров до ужаса мало. Есть единицы, но нет рынка. Что уж говорить о создании чего-то по-настоящему оригинального. Тут нашим зеленоволосым и оранжевокедным дилетантам вообще нечем похвастаться. Не создано ничего оригинального в области социального творчества – ни одного вирусного поведенческого паттерна и потребительского фрейма, ни одного способа социального агрегирования.
Толком не родился ни один стиль – ни в архитектуре, ни в индустрии моды. Не появилось ни одной международной артистической репутации. Полный швах творится с русской кухней и тайп-дизайном, поп-музыкой и созданием по-настоящему новационных сериалов. Есть пустенькое и хиленькое эпигонство. Разумеется, за крайне немногочисленными исключениями из этого грустного пока еще правила.
Так что стоит ли грустить о том, что какие-то из наших «креаклов» свалят из страны? Это очень грустно признавать, но нет. Страна по сути мало что потеряет, кроме, быть может, каких-то милых (до поры) деталей городского быта. К сожалению.
Абсолютная проницаемость нашего культурного ландшафта не породила практически ничего. Может, некоторая, пусть и вынужденная, автаркия окажется более плодотворной? Может, некоторое погружение в себя, некоторая нотка провинциализма нам сейчас не помешают? Может, и в культуре нам нужно сосредоточиться, не только в политике и экономике?
