Участие главы Российского государства в различных международных форумах отражает их реальную востребованность с точки зрения основных задач национальной внешней политики. И в этом отношении «Большая двадцатка» – мероприятие, присутствие на котором не является обязательным. Тем более когда оно сопряжено с дальними путешествиями, создающими дополнительные сложности в обеспечении безопасности первого лица.

Россия ведет серьезное противостояние с Западом, и создавать здесь рискованные ситуации совершенно не обязательно. Индонезийские партнеры очень хотели бы увидеть Владимира Путина у себя в гостях, сейчас вообще все хотят получить шанс на посредничество между Россией и Западом, однако решение было принято исходя из российских приоритетов. И это, конечно, хорошо.

Власти Индонезии, которые проявили большую стойкость перед давлением США по поводу российского участия, с пониманием отнесутся к тому, что делегацию России возглавит министр иностранных дел Сергей Лавров. Тем более что они решительно отмели все попытки Запада заблокировать участие Москвы в саммите на Бали не потому, что сильно любят Россию, а с целью подтвердить собственную независимость и неспособность нахрапистой американской дипломатии их «прогнуть». Это вообще свойство современной международной политики – принимать серьезные решения исключительно на основе своих предпочтений.

Нам довольно сложно привыкнуть к тому, что во главу угла ставятся конкретные интересы и приоритеты, а не абстрактные соображения престижа или традиции. Но, видимо, придется. Тем более что именно так годами поступали главные противники России в международной политике – американцы, для которых любой институт имеет значение только в контексте текущих национальных интересов и решаемых задач. Более того, США начинают саботировать работу любых международных организаций, если они им не нужны в конкретный момент. Для них вообще внутренние правила важнее любых международных норм и обычаев.

Но это крайности, а есть и более приличные примеры. Так, например, пока в КНР продолжается политика «нулевой терпимости» к распространению коронавируса, участие Си Цзиньпина в международных встречах также жестко лимитируется. Все обратили внимание, что председатель КНР в сентябре принимал участие в саммите Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Самарканде. Однако он не присоединялся к дружеским посиделкам лидеров стран-членов этой организации или их «семейному» фото на память. Причина простая: пока нация периодически сидит на карантине, лидеру неправильно «тусоваться» даже в окружении равных себе.

Россия, конечно, далека от американской манеры поведения и никогда не была настолько категорична в борьбе с распространением коронавируса, как Китай. Здесь главную роль играет прагматика текущего политического момента и уверенности в том, что от мероприятия можно будет получить конкретную пользу. Поэтому в приоритете региональные евразийские организации, прежде всего ШОС, а также оправдывающий возлагавшиеся на него надежды БРИКС – главная глобальная альтернатива Западу в вопросе создания общих норм и правил ведения дел в мире.

Что же касается «Двадцатки», то это, скорее, переходная форма от полного доминирования США и Западной Европы к тому миру, который будет устроен по принципу нескольких региональных группировок. Напомню, что инициатива встреч двадцати крупнейших «развитых» и «развивающихся» экономик была впервые выдвинута в 1999 году министрами финансов семи ведущих стран Запада – «Большой семерки». Тогда она была им нужна для работы с догоняющими державами на фоне непродолжительного Азиатского экономического кризиса. Однако инициатива не получила серьезного развития и следующие девять лет пребывала в дремлющем состоянии, стала институциональной «консервой», которую Запад мог открыть в необходимый для себя момент. 

В 2008 году коллапс на рынках США стал поводом к уже мировому финансовому кризису, и этот формат оказался востребованным. Для Вашингтона было важно разделить ответственность за решение созданных им проблем со всеми ведущими государствами мира. Все остальные с большим энтузиазмом приняли эту идею, поскольку рассчитывали получить доступ к управлению мировой экономикой. Поначалу «Двадцатка» действительно воспринималась как организация будущего, символизирующая завершение монопольного положения Запада в управлении глобализацией. Первые саммиты группы подавали все признаки движения именно в эту сторону. Россия принимала в них участие с большим интересом, а в 2013 году состоялся весьма помпезный саммит группы G20 в Санкт-Петербурге.

Однако такое единодушие продолжалось недолго. Уже на следующий год встреча лидеров «Двадцатки» в Австралии проходила под знаком конфликта России и Запада по поводу Украины. Возвращение Крыма и конфликт в Донбассе впервые привели к попыткам изоляции Москвы, из которых, впрочем, ничего не вышло. Не говоря уже о том, что США и их союзники к тому времени совершенно потеряли интерес обсуждать с крупными развивающимися странами действительно сущностные вопросы.

Нарастал и вызов со стороны Китая. Пришедший к власти в 2012 году Си Цзиньпин сразу провозгласил амбициозную программу расширения китайского участия в развитии стран Африки и Латинской Америки. Он, по существу, бросил вызов монополии стран Запада в международных институтах, поставив под угрозу неоколониальную основу американского и европейского могущества. США и Западной Европе тогда стало понятно, что китайское руководство будет использовать все международные площадки для того, чтобы перехватывать инициативу у Запада и теснить его на созданных самими американцами площадках. Поэтому встречи с одновременным участием США и Китая постепенно превратились в очередной фронт холодного противостояния между этими державами.

Сейчас лидер КНР, в отличие от Путина, примет личное участие в саммите «Двадцатки» на Бали. Ему это нужно для того, чтобы выступить там экономическим лидером незападных государств и одновременно оставаться в русле китайской традиции до последнего использовать возможности мирного диалога даже с наиболее явными противниками. Китай в целом идет на шаг позади России и пытается не поддаваться на провокации со стороны США, пусть даже это и приводит к «потере лица», как с августовским визитом на Тайвань председателя американского Конгресса Нэнси Пелоси. Сколько так продлится – неизвестно, и мы не можем исключать военного сценария отношений между Пекином и Вашингтоном уже в 2023 году.

Стоит ли России опасаться того, что на саммите «Двадцатки» за ее спиной будут достигнуты какие-либо договоренности? Нет, не стоит. Противоречия, накопившиеся внутри глобальной рыночной экономики, настолько велики, что на серьезные уступки идти никто не может по внутренним соображениям. В ходе саммита состоится личная встреча президентов Джо Байдена и Си Цзиньпина – первая с момента прихода демократов в Белый дом. Однако и от нее мы вряд ли можем ожидать нечто интересное. Во-первых, глава американского государства просто в силу физической формы не готов к серьезным дипломатическим достижениям. Во-вторых, уже заявленная повестка встречи включает американские «наезды» по поводу позиции Китая по Украине, Северной Корее, а также любимой в США теме вмешательства в китайские внутренние дела на примере положения в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. И, наконец, за последние несколько месяцев у нас было много случаев убедиться в том, что предложить американцы Китаю, как и остальным, ничего, кроме угроз, не могут.

Сейчас страны Запада вынуждены выступать на любых международных встречах единым фронтом – иначе это породит сомнения в способности Вашингтона контролировать своих союзников. А это значит, что позиция США и союзников будет достаточно жесткой, что вряд ли понравится развивающимся странам. Даже если в ходе саммита будет заявлено о каких-то общих громких инициативах, их практическое исполнение будет на традиционно нулевом уровне. В будущем «Двадцатка» сможет играть некую роль в мировых делах только в том случае, если страны Запада окажутся готовы делиться властью, деньгами и влиянием с остальными. А это зависит не от переговоров на саммитах, а от исхода того вооруженного противостояния, которое идет сейчас с российским участием в Европе.