Немалая часть наших граждан отметила очередную, сто первую уже, годовщину Коммунистического союза молодежи (Комсомола). Людям моего поколения довелось застать закат этой организации и даже находиться в ее рядах. Но, конечно, это была формальность. Энтузиазм молодых строителей коммунизма к 1985-1986-м (годам нашей комсомольской юности) окончательно и бесповоротно... нет, не иссяк, но повернулся лицом к совсем иным кумирам и идеалам. В наших сердцах царила уже не социалистическая, но рок-революция, рок-музыка, которая, обживалась на наших дворах и стремительно переходила с английского на русский язык. Да, мы застали самый стык эпох, время плавного, но все более интенсивного перетекания эпохи модерна с его святой троицей «Ленин, Партия, Комсомол» в эпоху постмодерна с его не менее славной и еще более безумной троицей: «секс, наркотики, рок-н-ролл»...
Учась уже в институте и бродя партизанскими тропами рок-концертов, я застал еще тех комсомольских активистов, стремительно удаляющихся от нас во все более деловых и ослепительных костюмах молодых менеджеров... Мы с удивлением смотрели им вслед, не в силах еще разобраться в хитросплетениях эпохи: как мы, еще недавно ходившие единым строем, вдруг оказались так далеко друг от друга? Лишь сейчас, тридцать лет спустя, мы способны обозреть эту эпоху спокойно и не спеша, складывая знаки, которые казались нам загадкой и которые сегодня являются как на ладони. Ибо нет ничего тайного под солнцем, что не стало бы явным...
В этом году, в ряду его юбилеев, есть место и для такого: 50-летие начала «сексуальной революции». Что может быть молодежней и ближе комсомольскому сердцу, не правда ли?
Начало сексуальной революции принято связывать с фестивалем в Вудстоке, транслировавшим идеологию хиппи (те самые пресловутые секс, наркотики, рок-н-рол) на весь мир. Но сам взрыв сексуального освобождения, снесший консервативные устои послевоенного мира Запада, зрел задолго до 1969-го. Джаз, битники, ритм-энд-блюз – каждый из этих феноменов, при мощной поддержке медиакорпораций, становился сокрушительным ударом по устоям традиционного общества. 1969-й стал лишь взрывом последних шлюзов. До нас его взрывная волна докатилась через двадцать лет, аккурат ко времени, когда подросли детишки, в тот год рожденные... Впрочем, по порядку.
То, что сносить существующий миропорядок (в нашем случае – старый добрый консервативный мир) лучше всего путем освобождения сексуальной энергии – было известно задолго до 69-го. Империя, созданная Октавианом Августом, пала в немалой степени из-за сексуального декаданса, разложившего доселе морально стойкую воинскую цивилизацию Рима... Реформация несла на своих крылах мощный заряд сексуальной энергии, выливавшейся в дикие вакханалии крестьянских бунтов и истеричные сектантские движения... Да и каждая последующая революция Нового времени выливалась в каждый раз новую фазу снятия сексуальных табу.
Идеи женской эмансипации и сексуальной свободы вытекали и из самой сути марксизма. В начале 20-х их популяризировали в Советской России товарищи Коллонтай и Троцкий: теория «стакана воды», общество «долой стыд» (члены которого прославились голыми демонстрациями) и прочие инновации в этом духе обрели у рабочей молодежи большевистской России громадную популярность.
1920 год принес легализацию абортов, 1922-й – упразднение уголовной статьи за гомосексуализм. Учрежденная в 1928 году в Копенгагене «Всемирная лига сексуальных реформ» указывала на СССР как на пример сексуального освобождения, которому должны следовать прочие страны. Впрочем, к этому времени идеи секс-революции в СССР уже начинают сворачиваться. И сталинский СССР быстро возвращается к нормам традиционного мира.
Но уже разбуженная сексуальная революция захватывает сначала Будапешт (в Красной Венгрии идеи школьного секспросвета проповедует замнарком по культуре Дьёрдь Лукач), а затем веймарский Берлин, превращенный в 1920-е годы в центр европейского декаданса...
Особую популярность обретают здесь идеи доктора Вильгельма Райха, создающего на стыке марксизма и фрейдизма собственную социальную теорию «освобождения». Свои идеи Райх отливает в книге «Сексуальная революция» (1934), прокладывающей пути революции 60-х. Райх исповедует именно то, что после молодежного взрыва становится леволиберальным мейнстримом: либерализация абортов и разводов, свободное отношение к браку, введение широкого секс-образования и, наконец, максимально либеральное отношение к сексуальным девиациям.
- Кормухина и Гребенщиков рассказали, как «Вудсток» повлиял на музыку
- Как сексуальная революция в США победила «фашизм»
- Революций без секса не бывает
В другой своей книге «Психология масс и фашизм» (1930-1933) Райх утверждает, что к фашизму ведет подавление с детства сексуальной энергии, за которое ответственны церковь и семья. С этого времени уничтожение авторитета христианской церкви, традиционной семьи и понятия нации (то есть национальной культуры) становится для Райха и его последователей главным приоритетом.
Подобные же теории параллельно в то же самое время создавали ведущие антропологи (Франц Боас, Клод Леви-Сросс), объявляющие национальные и культурные особенности несущественными, философы пост-структуралисты (Жак Деррида) и экзистенциалисты (Ж.П. Сартр), деконструирующие культурные коды белой христианской цивилизации, социологи «Франкфуртской школы», скрещивающие марксизм с фрейдизмом: Макс Хоркхаймер, Теодор Адорно, Герберт Маркузе (именно последнему принадлежит знаменитый лозунг хиппи: «делай любовь, а не войну»).
Но настоящим запалом секс-революции 60-х стал все же не Вудсток, а так называемые Стоунволлские бунты, с которых, кстати, берет начало история современных гей-парадов.
В 1969 году Америка все еще, несмотря на контркультурные взрывы, была крайне пуританской, консервативной страной. На гомосексуализм смотрели как на тяжкий безнадежный порок и не давали геям ровно никаких шансов. Всякий гомосексуальный акт считался в Америке уголовным преступлением. И хотя гейские клубы на Гринвич-Виллидж действовали и плодились, они находились под бдительным надзором полиции. Чтобы пресечь распространение подобных заведений, правительство Нью-Йорка даже издало закон, запрещающий продавать геям алкоголь, мгновенно отзывая лицензию у любого заведения, в котором последние были замечены...
Итак, 28 июня 1969 года в бар «Стоунволл-инн» в Гринвич-Виллидж, известный полиции как гейский притон, ворвался полицейский наряд. Однако обычная облава имела неожиданный поворот. Вышвырнутые из бара геи не разбежались, как обычно, но собрались в толпу, из которой в полицейских полетели бутылки, камни и «коктейли Молотова». Последнее сразу делает общепринятую версию о спонтанном характере Стоунволлского бунта, мягко говоря, надуманной: «коктейли Молотова» не валяются просто так под ногами. Одним словом, обычный полицейский рейд перешел в организованные беспорядки, которые не утихли и в последующие дни.
Любопытно, что казус «Стоунволла» возник на волне правительственных программ «борьбы с перенаселением», щедро финансируемых важными банковскими домами Уолл-стрита, под неумолчные вопли ведущих газет о «росте населения США как главной национальной проблеме». А за три месяца до описываемых событий вице-президент Международной федерации планирования семьи (МФПС) Фредерик Яффе заявил в официальном меморандуме, что одним из принципиальных путей снижения рождаемости является «поощрение роста гомосексуализма»...
Призыв был услышан. Стоунволлские события (разворачивающиеся прямо по лекалам студенческих антивоенных демонстраций того времени) сразу переводят проблемы сексуальных меньшинств в разряд первостепенной важности. Сразу за вспышкой «Стоунволла», гей-активисты оформляются в «Гомосексуальный фронт освобождения» (по аналогии с вьетконговским «Национальным фронтом освобождения»), а американское гомосексуальное лобби, уже весьма к тому времени могущественное, переходит в открытое наступление (в качестве направляющих центров выступают ниоткуда и с немалым тиражом явившиеся гейские газеты «Come Out!» и «Gay Power!»).
К 1970 году американские гей-сообщества, еще год назад практически незаметные, насчитывали уже тысячи наименований. В годовщину бунтов в крупнейших городах Америки прошли первые гей-парады. Еще через год перед ширящимся гомосексуальным движением пали Лондон, Париж, Стокгольм и Западный Берлин.Гей-активисты буквально захватывали власть, как революционные матросы в 1917-м. Если снаружи действо это имело вид бесконечных перформансов и «шок-акций», (вроде захвата съезда Американской психиатрической ассоциации в мае 1970 года в Лос-Анджелесе), то изнутри могущественное гей-лобби уничтожало своих врагов с помощью прямого шантажа, больших денег и большого влияния. В декабре 1973 года Американская психиатрическая ассоциация (АПА), уже безнадежно захваченная к тому времени гомосексуальным лобби (история, требующая отдельного подробного рассказа), единогласно проголосовала за исключение гомосексуализма из списка психических расстройств.
1970-е открываются эрой порно, хлынувшего на экраны больших американских кинотеатров... В июне 1999 года МВД США торжественно присвоило бывшему зданию гей-притона «Стоунволл-инн» звание Национального исторического памятника.
Так пала консервативная Америка. Так свершаются революции.
А всего через 20 лет после Вудстока и Стоунволла, той же лихой кавалерийской атакой был снесен СССР... Во главе революционных отрядов стояли все те же пламенные комсомольские вожаки в ослепительных костюмах (и с очередной теорией «стакана воды» в кожаных папках) и все те же большие деньги...
