
Чего действительно добиваются Западные политики? Не исключено, что все громкие заявления сделаны с одной целью – побудить ЗЕ-команду бросить в наступление всех, кто еще остался.
0 комментариевЧего действительно добиваются Западные политики? Не исключено, что все громкие заявления сделаны с одной целью – побудить ЗЕ-команду бросить в наступление всех, кто еще остался.
0 комментариевХитрая «многовекторная» политика рано или поздно лишает тебя всех союзников. Даже тех, кто горой за тебя стоял веками. Или же эти союзники будут поддерживать тебя только на словах, как Франция. Или использовать в собственных геополитических интересах, как США.
11 комментариевЕвропейским политикам приходится придумывать массу символических жестов, которые могут имитировать решимость бороться с Россией в условиях невозможности настоящей мобилизации.
10 комментариевУважаемые читатели, перед вами – дары августовского журнального леса. Попрошу всех к столу.
Вкусные стихи (от 13 до 8 баллов)
13. Григорий Кружков. Молоко одуванчиков. «Знамя», № 8
Есть такой хитровыкрученный гриб, называется «удмансиелла укореняющаяся». Говорят, съедобный. Я не пробовал…
Ничего не могу поделать с собой – обожаю Григория Кружкова. Понимаю, что негоже делать одного и того же автора лидером хит-парада в третий раз. Однако стоит увидеть поэзию Кружкова – изящную, простую, легкую, сладковатую, неуловимо европейскую по духу и вкусу, деликатесную, словно шампиньон, – и я забываю обо всем.
В прошлый раз я посетовал, что в подборке Кружкова нет шедевров. Ныне рад: мне не придется повторять этот упрек; стихотворение «На рассвете», открывающее новую подборку, – самый настоящий шедевр.
12. Олеся Николаева. Национальная идея. «Новый мир», № 8
Еще одна радость – стихи Олеси Николаевой, крепкие, плотные, русские, острые, едкие, восхитительные, как грузди, засоленные в дубовом бочонке для монастырской трапезы.
Как точны рифмы в этих стихах, как чарующе умопомрачительны созвучия, как мощны и длительны ораторские периоды, произносимые на едином дыхании!
Даже когда Олеся Николаева возвращается к флегматичной стихопрозе, мерно покачивающейся на волнах сверхдлинных размеров, читать ее – удовольствие. Но «грозовые» стихи Олеси Николаевой (такие, как стихотворение, давшее название всей подборке) – неописуемы по силе и мастерству.
11. Ирина Евса. На глинистых тропках. «Новый мир», № 8
Стихотворения харьковской поэтессы Ирины Евсы очаровательны, оптимистичны и ярки, но в них есть мудрая горечь, есть какой-то характерный терпко-смолистый привкус. Далеко не случайно в одном из стихотворений Евсы упоминаются красные рыжики, разбросанные по зеленой хвое. Гриб рыжик – вот тотем поэзии Ирины Евсы.
10. Олег Хлебников. Под часами. «Новый мир», № 8
Я давно не встречал новых стихов хорошего поэта Олега Хлебникова, и этому нашлось объяснение: уже в первом тексте подборки Хлебникова звучит мотив иссыхания. По-видимому, Олег Хлебников пережил серьезную переоценку ценностей: его подборка сочится подспудной мизантропией, будто старый одинокий гриб-моховик. Полные глухой боли и не вполне проясненных ужасов, стихи Хлебникова не заботятся о том, чтобы выглядеть красивыми и стройными. И тем не менее запоминаются.
9. Александр Левин. За сбычу мечт! «Знамя», № 8
Александр Левин и его друг Владимир Строчков – основатели новой поэтики, построенной на грамматических сдвигах и порожденных ими неологизмах.
По сравнению со Строчковым Левин гораздо более простой и более последовательный автор; сдвигая языковую парадигму, он самозабвенно фантазирует, творит броско-эксцентрические картинки.
Подхватываешь его игру – но тут же осознаешь: продлись все эти приемы хоть минуту дольше, чем запланировано, – и их обаяние пропадет, они станут пригодны только на то, чтобы пудрить мозги. К счастью, Левин никогда не теряет меру.
С чем сравню его стихи? Нет, не со строчками. С озорными дождевичками. С дружевичками-хожевичками, ножевичками-ложевичками. Заразился!..
8. Алексей Парин. Et ego in Sicilia. «Новый мир», № 8
Чуть было не написал «Новый Рим». Что было бы закономерно: краткие тексты выдающегося знатока оперного искусства Алексея Парина умудряются быть одновременно живыми и сухими (особой солнечно-античной, бодро-академичной латинской сухостью). Сицилия, древнеримские развалины, ящерицы, погребальные обряды… В текстах Парина есть особая прелесть – как в грибах лисичках, суховатых, жилковатых, но ароматных и теплых.
Съедобные стихи (от 7 до 2 баллов)
7. Вячеслав Куприянов. Последние известия. «Новый мир», № 8
Куприянов – один из мэтров русского верлибра. Он очень талантливый и умный поэт. Его произведения оптимальны для верлибрического формата: Куприянов вкладывает в них именно то, что можно и нужно вложить в данный формат. Он очень старается.
Дело не в Куприянове, дело в верлибре как таковом. Не приживается верлибр на русскоязычной почве. Читаешь и думаешь: вот неплохое эссе в строчку – и что дальше? Все верлибры, написанные на русском языке, – как опята: вроде бы питательные грибы, но слишком уж неотличимы друг от друга.
6. Ольга Хвостова. Забери меч. «Знамя», № 8
Ложные экземпляры не обязательно ядовиты. Краснушка вполне съедобна, но слишком уж она похожа на волнушку – ан не волнушка. Не волнует. Ольга Хвостова научилась мастерски подражать фирменной едко-истерической манере двух прекрасных Елен – Шварц и Фанайловой. Те же интонации, те же образы, те же буйные вихри (как бы) неуправляемого сознания, та же патентованная стервозность, то же отсутствие прописных букв. И все это – мельче, ординарнее.
5. Мария Фаликман. Искушение возрастом. «Октябрь», № 8
Сразу не понять, что не так в этих трех (очень разных) стихотворениях. Стихи как стихи. После дополнительного вчитывания выявляется их тривиальность вкупе с искусственностью. Не стихи, а рыхлые, дряблые, перезревшие сыроежки.
4. Светлана Васильева. Отпущенные строки. «Октябрь», № 8
Поначалу подборка Васильевой читается с интересом: подкупает удачный энергично-нервный ритм первого стихотворения. Затем обнаруживаешь, что остальные тексты подборки написаны тем же самым ритмом, к которому механически подверстано все, что взбрело автору в голову. Строфы Васильевой однообразны, как грибы рядовки, и похожи на неудачные переводы, осуществленные ловкачом-ремесленником. Был бы выдержан размер – и ладно, а какой словесной трухой заполнен он – переводчика не колышет.
3. Регина Дериева. Свойства времени и пространства. «Октябрь», № 8
Опять стихи-рядовки. У Васильевой они были фиолетовыми (поскольку до смысла строк ей фиолетово), а у Дериевой, наверное, они зеленые. Как тоска. Ритмы меняются, но радости от этого никакой: везде одна и та же какофония. Вдобавок темы стихотворений Дериевой умозрительны и неинтересны.
2. Сергей Соловьев. Шаль. «Новый мир», № 8
У Сергея Соловьева репутация сложного поэта и прозаика. Она оправданна: некогда для того, чтобы понять соловьевский рассказ, я перечитал его несколько раз – и слабое подобие смысла забрезжило.
Опыт Соловьева в стихах, называющийся «Шаль», не стал мне ясен и после десятого прочтения. Сначала что-то про облака, потом вдруг – индийские боги, Ганеша, за Ганешей – гибель какого-то мужика, налетевшего на высоковольтный столб.
Есть такой хитровыкрученный гриб, называется «удмансиелла укореняющаяся». Говорят, съедобный. Я не пробовал. Нехай Ганеша его вкушает, наслаждаясь высокоинтеллектуальной поэзией Соловьева.
Съедобность стихов неизвестна (1 балл)
1. Дмитрий Легеза. Настоящие самураи. «Знамя», № 8
Имя Дмитрия Легезы прославлено в мире сетевой поэзии. Подборка Легезы, опубликованная в «Знамени», мне совершенно не понравилась. Я не знаю, зачем писать о подобных пустяках (как Легеза), да еще и относиться к этим пустякам столь серьезно (опять-таки как Легеза). Тексты Легезы показались мне вялой лирической кавээнщиной, а когда в самом же первом из них я наткнулся на Герасима с Муму, мне захотелось захлопнуть журнал и не открывать его.
С другой стороны, несколько раз случалось так, что поэты, не удовлетворившие меня в журнальных подборках и раскритикованные мной, при дальнейшем знакомстве с их творчеством оказывались куда лучше, чем я думал о них. Поскольку других стихов Легезы я не читал, ограничусь репликой, какую пишут в справочниках в отношении особо редких грибов: съедобность неизвестна.