Мэтры, вперед!

А я, пока суть да дело, проверочку этим силам устрою. Так сказать, стратегический анализ обстановки…

Наступление (от 13 до 6 баллов)

13. Юрий Кублановский. Евразийское («Новый мир», № 5).

К «белогвардейству» и «монархизму» Кублановского можно относиться по-разному. Однако есть то, что не подлежит сомнению: потрясающий лексический арсенал Кублановского, его виртуозные рифмы, его мускулистые строки, его умопомрачительные строфические ходы. Кублановский так же блестяще управляет ритмом стиха, как врангелевский поручик своим верным конем. Замечу, мастерство Кублановского не самоцельно; повышенная плотность, густота стихового ряда в его поэзии ничуть не раздражает, поскольку эта поэзия – сама естественность.

12. Елена Фанайлова. Русский мир («Знамя», № 5).

Это не самая яркая и не самая показательная подборка Фанайловой. Значительную часть этой подборки занимает длинный «туристический» верлибр про Испанию. Он очень хорош. Но подобные верлибры можно встретить и у некоторых других поэтесс. Лишь к финалу появляется собственно Фанайлова, та удивительная Фанайлова, которую можно опознать с первой же строфы – с ее фирменными интонациями, с ее страстью и мощью, с ее патетическими пламенными задыханиями.

11. Инна Лиснянская. Архивы («Знамя», № 6).

Лиснянская – неизменно великолепна и виолончельна, в том числе и в этом «архивном» цикле.

10. Светлана Кекова. Сквозняк иного мира («Новый мир», № 5).

О чем бы ни писала Кекова – об Антиохии и Византии или о запорожских атаманах, – ее стихи всегда изысканны, красочны, мистичны, волшебны и похожи на загадочные разноцветные флаконы, находимые археологами на месте античных раскопок. В каждом стихотворении Кековой таится чудо. Это определение звучит как рекламная тривиальность. Но что поделать, если это правда?

9. Бахыт Кенжеев. Детский метроном («Новый мир», № 5).

Поэзия Бахыта Кенжеева дает эталон идеальной гармонии – семантической, звуковой и визуальной. Даже когда не поспеваешь за смыслом этой поэзии, ее соловьиная музыка избывает этот необидный зазор.

8. Сергей Гандлевский. «Ни сика, ни бура, ни сочинская пуля…» («Знамя», № 5).

Как жаль, что мой любимый поэт Сергей Гандлевский пишет столь скупо! В его предыдущей подборке было четыре стихотворения. А теперь – одно. Оно прекрасно (как все стихи Гандлевского, собственно говоря). Но такое зло берет на глупую поговорку «Хорошего понемножку». Зачем понемножку? Хорошего должно быть помножку!

7. Тимур Кибиров. Зарисовка с натуры («Знамя», № 6).

Кибиров цитатен и берет цитаты отовсюду – как обычно. Его одолели депрессивно-покаянные настроения – и это не в новость тем читателям, которые знакомы с его творчеством последнего десятилетия. Данная подборка вызвала странные чувства у поклонников Кибирова – не то их напугала, не то разочаровала. В литературном плане (то есть в плане «чистого профессионализма») нынешний Кибиров не хуже прежнего – широкошумного, многословного и обаятельного (но и не лучше). Тревогу вызывает не мастерство Кибирова (с ним-то ничего не сделалось), а нечто иное. Кибиров как-то иссыхает на наших глазах, и это страшно. Кстати, Гандлевский тоже иссыхает. Хорошо, что Кублановский с Кенжеевым избежали этой напасти.

6. Сергей Стратановский. Незримый крест («Новый мир», № 5).

Как обычно, Стратановский погружен в экзистенциальные переживания и поверяет современность библейскими и античными отсылками. Понимаю необходимость такой поэзии. Хотя не слишком принимаю эту поэзию – для меня она несколько однообразна и в ней многовато «размышлений». Мне кажется, что Стратановский недостаточно пользуется возможностями поэтических средств. Ведь стихи – это не вагонетки для переноса информации (пускай даже самой важной и глубокой информации). Тем не менее Стратановский дорог мне. Не могу понять, чем именно. Наверное, своей въедливой неизбывностью.

Оборона (от 5 до 2 баллов)

5. Мария Ватутина. Обратный билет («Новый мир», № 5).

Хорошие стихи. То жутковатые, то облачно-воздушные. Но Ватутиной как поэту немного не хватает авторской индивидуальности.

4. Анатолий Найман. Бумажный планер («Новый мир», № 5).

Спору нет, Найман очень умен. Но какая ужасная просодия творится в его стихах – какофония, сумбур вместо музыки, грохот бьющейся стеклопосуды. И еще эти дикие эллипсисы, натыканные повсюду. После Наймана надо полчаса восстанавливать вестибулярку уха Кенжеевым. Воистину, в сто раз лучше обычное эссе, чем эссе в рифму.

3. Алексей Цветков. Имена любви («Знамя», № 5).

Не прошло четырех месяцев, как Цветков снова появился на страницах «Знамени». На сей раз он выглядит получше: серебряное, ночное, зодиакальное очарование иногда проглядывает в его стихах – и сразу же гибнет, втягиваясь в мясорубку новопатентованной цветковской «манеры письма», расчленяясь железными винтами нелепых и шарлатанских «приемов» (в итоге получаются все те же кнедлики). И еще: Цветков – очень злобный поэт. В тот момент, когда его распирает ненависть (плохо задрапированная под «гражданскую скорбь»), он достигает почти гениальности.

2. Глеб Бардодым. Мужская игра («Знамя», № 6).

Нет, это не куртуазный маньерист Александр Бардодым, погибший в Абхазии. Это автор из Ижевска, а Бардодым – его псевдоним (могу порекомендовать ему еще несколько столь же удачных псевдонимов – Цой, Высоцкий, Башлачёв, Есенин). Стихи у ижевца – подчеркнуто мужественные (иногда – до пародийности; впрочем, и название подборки, на мой вкус, пародийно), порой неумело модничающие, тотально вторичные по интонациям, но все это искупается искренностью и свежестью чувств.

Ретирада (1 балл)

1. Александр Анашкин. Невесомость («Знамя», № 5).

Тот случай, когда неотвязно мучает вопрос: для чего пишутся такие тексты? Их создатель пребывает в состоянии буддийского равнодушия, ни одно реальное чувство не тревожит гладь его безмятежного сознания. «Невесомость» вяло заполняется скучными и чужими словами, расхожими советскими образами – пионерами, Гагариными. К чему, зачем? А подборка-то ого как огромна. Поделился бы, что ли, Анашкин вдохновением с Гандлевским…