Виктор Пелевин очень старается сделать каждый свой роман предельно актуальным. Тем интереснее, что в последних его книжках можно найти намеки на множество сиюминутных вещей, кроме самой важной. Кроме СВО. Это умолчание говорит о писателе больше, чем все, что он сам имеет сказать.
14 комментариевЯпонцы, армяне и Братков
В выставочном зале на Малой Дмитровке, известном как «Домик Чехова», прошла японско-российская фотовыставка, приуроченная к отъезду из нашей страны японского посла Иссэя Номура. Господин Номура изящно расписался в любви к России, выступив на нашей стороне против фотомастеров своего отечества.
Японские фотомастера показывали изыски постмодернизма и изощренность технологического взгляда на натуру. Наши ребята в лице советника президента РФ Сергея Ястржембского и посла Японии Иссэя Номура, ведомые знаменитым фотомастером Львом Мелиховым, демонстрировали кондовый душевный подход к любимой природе, культуре и человеческим лицам.
Сэнсэй и сэмпай
Господин и госпожа Номура с дипломом и Лев Мелихов |
Лев Мелихов, которого господин Номура назвал своим сэнсэем в фотоискусстве, а тот его – своим сэмпаем, или старшим учеником, – выставил свою знаменитую серию портретов от Солженицына до Окуджавы.
Ястржембский – суровые пейзажи родины. Иссэй Номура – бесконечные русские просторы, душевные и гармоничные, а также памятники истории и культуры, мимо которых просто не мог пройти, отдыхая от дипломатической деятельности. В итоге в знак признания развития российско-японских отношений он получил диплом Международной гильдии профессиональных фотографов СМИ России.
Впрочем, в доверительной беседе господин Иссэй Номура сам рассказал о предварительных итогах своего творчества.
- Вы долго проработали в России?
- Послом – три с половиной года. Но это третья моя командировка в Россию. Если сложить все вместе, то получится девять лет, включая и то время, когда здесь был Советский Союз.
- Фотографией давно занимаетесь?
- Будучи ребенком, фотографировал. Потом занимался совсем другим. Ныне стал энергичным фотографом благодаря Льву Мелихову.
- Чего больше в ваших фотографиях – России или японского взгляда на нее?
- Безусловно, это японское видение красоты России. Оно немного иное, чем если то же самое видят россияне. Мне нравится, например, эта фотография дерева, на котором тень от резной решетки. Вообще моя тема – это богатство русской природы и истории.
- Как японец, что выбираете для съемки?
- В первую очередь то, что показывает, какая Россия огромная. Вот покосившийся плетень, а за ним большое зеленое поле. Видно, что земля круглая. Япония – маленькая страна, такого там нет. Огромное пространство и на других фотографиях. Большой театр – это русская культура, история, другое мое увлечение. Вот фотография, сделанная в Перми. Царский крест на Белой горе, поставленный в честь чудесного избавления цесаревича Николая, будущего императора Николая II. Когда он был в Японии в 1891 году, его ранил душевнобольной полицейский. Такой вот исторический памятник, связанный с нашими странами. Фотографии русских монастырей. Купола церквей в отражении на посольском автомобиле. Мой внук на фоне монастыря. А это его бабушка под японском зонтиком на берегу русской речки.
Часть Ноева ковчега
Иерей и реликварий с частицей Ковчега |
В ГМИИ имени Пушкина на Волхонке открылась выставка реликвий Эчмиадзина – религиозного и культурного центра Армении. Собор был построен более 1700 лет тому назад там, где на глазах Григора Просветителя с неба сошел Иисус Христос и ударил в нужном месте золотым молотом. «Эчмиадзин» – это и значит в переводе: «сошел единородный». Так начинался гимн в честь собора, написанный в XII веке: «Сошел единородный от отца и свет славы с ним». Пели, пели этот гимн и постепенно стали собор называть по первым словам: Эчмиадзин.
Когда люди привыкают жить в подобной древности, то и реликвии у них соответствующие. Например, на выставке представлены реликварии. В одном, скажем, находятся фрагменты Ноева ковчега. Часть ковчега нашел на горе Арарат святой Акоп Мцбинский. В другом реликварии – частица Креста, на котором был распят Иисус Христос. Притом что в самом Эчмиадзине осталась часть копья римского сотника Лонгина, которым тот проткнул грудь распятого Христа на том самом Кресте.
Зато в Москву приехали две серебряных длани – с мощами святого апостола Фаддея, от которого царь Абгар принял христианскую веру, и с мощами того самого святого Акопа Мцбинского с горы Арарат. Простому человеку Ноев ковчег не мог бы открыться, тут нужна прямая связь с небесами.
Поразительно, что от Московской патриархии на открытии выставки, которая, между прочим, проходит в рамках года Армении в России, никого не было. Один из складней-реликвариев датируется 1300 годом, лучезарный крест – началом II тысячелетия. Чтобы такие святыни да приехали в Москву, это, конечно, постаралась армянская диаспора столицы. Подобные выставки случаются не каждый день и даже не каждый век.
Впрочем, у нас, как известно, собственная гордость. Выставка христианских сокровищ Эчмиадзина проходит в небольшом зале при греческом дворике слепков. Насладившись ими, можно пройти десяток шагов и в зале античных древностей увидеть золото Трои, раскопанной Шлиманом. И никого народу.
Ностальгия сорокалетних
Сергей Братков и Николай Филатов |
Описать все выставки «Фотобиеннале-2006» вряд ли кому-то удастся. Приходится останавливать внимание на чем-то или ком-то одном. Например, на Сергее Браткове (родился в 1960), обретшем в последние годы изрядную популярность и у нас в стране, и на Западе. Есть в его работах что-то такое, что сразу выделяет их из любого множества. На нынешнем фотофестивале ему отвели два этажа в Музее современного искусства в Ермолаевском переулке, где он входит в диалог с американской «старой хулиганкой» Нан Голдин и, по-моему, начисто ее забивает.
Вдобавок к этому Браткову отведен еще и выставочный зал в галерее «Риджина». Там он просто демонстрирует советский научно-популярный фильм о грязелечебнице в Краснодарском крае. Подобные фильмы лет тридцать назад можно было хоть целый день смотреть в кинотеатре «Наука и техника» на старом Арбате: и о лечении грязью, и об опасностях сифилиса и беспорядочной половой жизни, и о путешествиях по Кавказу. Сегодня былое обыкновение превращено в ностальгический концептуализм.
Сергея Браткова нередко называют не столько фотографом, сколько археологом былой советской жизни. Вот и на выставке в Ермолаевском он нередко берет обычные старые семейные фотографии и приписывает к ним истории о погибшем в армии родном дяде, о маме, согласившейся позировать ему голой «в виде Евы», и вообще обо всем, что, казалось бы, в голову приходит. При этом и в нем самом, и в его творчестве есть какой-то бесхитростный сдвиг, который неизвестно почему заставляет вдруг внимательно присмотреться к этому художнику.