Владимир Можегов Владимир Можегов Как джаз взломал культурный код белой Америки

Когда говорят, что джаз – музыка народная, это не совсем правда, или даже – совсем не правда. Никаких подлинных африканских корней у этой музыки нет. Но как же такая музыка смогла не только выжить, но и завоевать мир? А вот это очень интересная история.

6 комментариев
Тимур Шерзад Тимур Шерзад Выборгская резня навсегда останется позором Финляндии

29 апреля 1918 года финские белые войска взяли Выборг, один из главных центров красных финнов. И тут же принялись вымещать свою ненависть к коммунистам. Но большинством жертв кровавой расправы стало обычное русское население города.

12 комментариев
Андрей Новиков-Ланской Андрей Новиков-Ланской Русская идея Иммануила Канта

Самая устойчивая кантианская цитата – его сентенция о звездном небе над нами и нравственном законе внутри нас. В этой метафоре сконцентрированы главные русские интуиции: чувство бесконечного пространства и нравственное чувство, поиск высшей справедливости.

19 комментариев
29 марта 2006, 12:36 • Культура

XVIII с половиной

XVIII с половиной
@ www.imdb.com

Tекст: Михаил Спиваков, Лондон

Звезды английского экрана Стив Куган и Роб Брайдон по-мальчишески препираются в гримерке, пока невозмутимые женщины пудрят им щеки и накладывают парики. Кугану также, к его неудовольствию, делают на носу нехорошую горбинку.

Наконец, все готово, и вот уже Куган, вытянувшись дворянской выправкой на фоне роскошного замка, произносит вступительную речь… Куган и Брайдон снимаются в экранизации знаменитого романа XVIII века «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Куган – в роли самого Шенди, а заодно и его отца. Брайдону отведена роль поменьше, но второстепенной ее тоже не назовешь: он играет Тоби, дядю Тристрама.

Цветочки и ягодки

Кадр из фильма «История петуха и быка» (www.imdb.com)
Кадр из фильма «История петуха и быка» (www.imdb.com)

Вскоре выясняется, что горбинка на носу Кугана – это еще цветочки: и у дяди, и у племянника в жизни бывали инциденты и с оборудованием поважнее.

Кроме того, зрителю открывается душещипательная история появления на свет главного героя, неразрывно связанная с появлением у него на носу вышеупомянутой горбинки…

Но все это не отнимет слишком много времени. Быстрее, чем мы успеем привыкнуть к архаичному акценту героев, прозвучит режиссерское «Стоп!», и с восемнадцатым веком будет более или менее покончено. Все последующее действие по внешним признакам будет напоминать короткометражки «Как снимался…», которые выходят в приложении к DVD-релизам блокбастеров.

Нам покажут закулисную жизнь съемочной группы on location: праздник каждый день, но праздник на грани нервного срыва. Мы увидим дистанционно управляемую технику и неуправляемые массовки, вечеринки по долгу службы и вечеринки для удовольствия. Мы узнаем, как Куган отбивается от журналистов, грозящих предать огласке его любовную интрижку, – в которой «настоящий» Стив Куган и в самом деле был недавно замешан. Мы поймем также, что у Брайдона на подобную суету уходит куда меньше времени – он фигура не настолько важная, – зато в свободное время он только и делает, что лелеет свои комплексы.

Режиссера, раздираемого творческим и финансовым кризисами одновременно, мы, конечно, увидим тоже – хотя его роль во всем этом действе покажется чуть ли не нарочно преуменьшенной. Режиссера, кстати, будет играть писаный красавец Джереми Нортам – видимо, свои комплексы есть и у Винтерботтома...

Постмодернизм позапрошлого века

Кадр из фильма «История петуха и быка» (www.imdb.com)
Кадр из фильма «История петуха и быка» (www.imdb.com)

И, конечно же, сходство картины cо слепленными на скорую руку короткометражками о съемках фильма будет исключительно внешним. Все происходящее куда ближе к первоисточнику, чем может поначалу показаться, и если не по сюжету, то по духу.

Ведь «Тристрам Шенди» – вовсе не типичный роман-жизнеописание восемнадцатого века. К равному удивлению как современников, так и потомков, священник из Йорка Лоренс Стерн создал совершенно постмодернистский «метароман».

За пятьдесят лет до рождения Пушкина и за добрых двести – до появления на свет терминов «интертекстуальность» и «семиотика» Стерн умудрился подвергнуть сомнению классическую догму о тексте как окаменелом выражении авторской мысли.

Стерн покрывает страницы романа такой плотностью цитат, аллюзий и реминсеценций, что сам рассказчик в конце концов теряется в них, так и не сумев довести изложение дальше момента cобственного рождения. А значит, текст, наполняясь отзвуками других текстов, способен восстать против самого автора…

Так что винтерботтомовский «метафильм» – вполне соответствующая теме романа постмодернистская игра. Стив Куган в роли Стива Кугана в роли Шенди в пародии на собственную биографию... Брайдон, передразнивающий Кугана... Они оба, в контексте предыдущих ролей – своих и чужих...

«Фильм о фильме» в контексте других фильмов на ту же тему: «Восьми с половиной» и «Американской ночи»... Фильм Винтерботтома в контексте предыдущих его картин... Так же, как и Стерн, Bинтерботтом жонглирует цитатами и реминесценциями, все увеличивая их количество, – пока, наконец, оно не достигает критической массы, и сам собой не возникает вопрос: «уж не пародия ли» сам автор?

Но к чести Винтерботтома, красочным калейдоскопом цитат и аллюзий он не ограничивается. Во всей этой сумасшедшей гонке режиссеру удается плавно подвести нас к мысли, что красивые постмодернистские сказки о «смерти автора» и «утрате личности», увы, не отменяют фундаментальных законов человеческого существования: будь то законы Фрейда или законы джунглей. И кто знает, может быть, все это наслоение контекстов и цитат, вся эта семиотика и интертекстуальность – не более чем неудачная попытка (Тристрама Шенди? Стива Кугана? зрителя?) спрятаться за хрупкими плечами истории от собственной уязвимости и одиночества.

Впрочем, Винтерботтом – так же, как и автор романа, – ни на чем не настаивает. Излишняя серьезность испокон веков считалась у англичан дурным тоном.

..............