Михаил Бударагин: Негадкие лебеди

«Мокрецы» Стругацких, таинственные люди лепрозория, отбирающие у общества детей и воспитывающие их в соответствии со своими представлениями о добре и зле, – тонкое предвидение того, что должно было случиться (и непременно случилось) сразу же после упразднения пионерии и комсомола. Дети могли восприниматься государством как классический «непрофильный актив», но постсоветское общество справедливо – одним только чувством традиции – полагало иначе. В начале 90-х «мокрецов»-интеллектуалов под рукой не оказалось, зато очень удачно подвернулись разного рода бандиты, проводящие свою «ротацию кадров» и свою вербовку.

Молодежь имеет одно очень простое свойство: она никогда не остается «бесхозной»: те, кто сильнее, обязательно вербуют ее на свою сторону

Криминал как институт социализации оказался настолько привлекательным (романтика, кожаные куртки, бритые затылки, нарезные стволы – что еще нужно подростку унылых городских окраин?), что породил свою, совершенно особую культуру межпоколенческой коммуникации.

Как ни странно, именно эта культура – выживания, неверия и странной смеси «понятий», подлости и мужества – помогла отечественному бизнесу как явлению, она обеспечила переход (довольно мягкий, стоит заметить) российских компаний к более или менее цивилизованным формам управления. Из гадких утят получились неплохие лебеди: сожалеть тут стоит лишь о том, что слишком многих отстрелили до срока свои же товарищи по рыночной экономике эпохи становления.

Стволы вышли из моды очень скоро, а закалка осталась, «распальцовка» исчезла, а внутренняя коммуникация никуда не делась. 90-е выковали бизнес, и бизнес сегодня выступает цивилизованным хедхантером – уже корпоративным, без лишнего антуража, в теплых кабинетах, под зеленый чай, – основная задача которого та же, что была у криминала: обеспечить приток «новой крови».

Молодежь в этом смысле имеет одно очень простое свойство: она никогда не остается «бесхозной»: те, кто сильнее, обязательно вербуют ее на свою сторону. В начале 2000-х самым сильным хедхантером стало государство (именно с ним соревнуются теперь компании), и нет ничего удивительного в том, что молодежные охранительские движения очень быстро стали мейнстримом. На новое поколение утят нашлись свои «мокрецы»: они сумели предложить доселе неизвестный вариант социализации, отчасти апеллирующий к пионерии и комсомолу, отчасти работающий как западные партийные структуры рекрутинга.

Прошедшие выборы уже названы «Единой Россией» молодежными: количество проголосовавших молодых людей существенно выше, чем в 2003 году. И здесь начинается самый сложный и хитро сплетенный сюжет. Нынешнее поколение 20–30-летних, поддерживающее государство, рано или поздно станет тем костяком, на котором это самое государство держится.

Прошедшие выборы уже названы «Единой Россией» молодежными

Сегодня этот костяк – 40-летние, поколение, вошедшее в перестройку как раз в пору отчаянной юности, вымоченное в таких щелоках, которые путинскому поколению и в страшных снах не снились. Эта поколенческая пересменка будет невероятно драматичной по внутренней борьбе, но, если государство в той или иной степени снимет с себя ответственность за все то, что оно создало, «шестьсот тысяч пенсионеров» г-на Шварцмана покажутся детским садом на выгуле.

Если говорить совсем уж честно, никакой решительной необходимости в голосах молодежи у «Единой России» не было: за партию власти всегда отлично голосовали и пенсионеры, и люди предпенсионного возраста, и те самые 40-летние. Для конституционного большинства хватило бы, я полагаю. Так что кампания по мобилизации молодежи – это ответственность совершенно особого рода, хомут нетривиальной тяжести. Молодежь обычно очень скоро вырастает, а навыки политической активности – поди теперь вытрави, и, если государство своих обещаний не выполнит, трудно представить, к чему это может привести.

Место «мокрецов», буде оно покинуто государством, пустовать не станет: найдутся силы, которые взвалят на плечи задачи воспитания и уж тем более перевоспитания. И их трудно осудить, как трудно сегодня осудить власть, вошедшую в зенит свой силы и почувствовавшую острый кадровый голод. «Мокрецами» ведь становятся не от большого желания: необходимость паче чаяния.

А вы говорите, ткачиха…