Мужиков в Чернобыле хватало на сто лопат

В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Антона Копасова, приуроченный к 29-й годовщине аварии на Чернобыльской АЭС.

Сто лопат – такова была цена жизни в горбачевский период

Семидесятилетие Великой Победы заслонило собой все другие даты, даже те, которые оставили в памяти нашего народа серьезные рубцы. Например, 29-ю годовщину Чернобыльской аварии.

В этом году под годовщину нагрянули лесные пожары вблизи станции. Как бы напоминание о том, что рана далеко еще не затянулась.

На Russia Today инженер-атомщик из Славутича говорил о том, что если загорится сейчас, то Украина сама не сможет справиться с ядерной катастрофой. «У Украины нет ни людских, ни материальных ресурсов, которые были у СССР».

Насчет материальных не знаю. А вот что касается людских, то полмиллиона мужиков найти всегда можно, было бы желание.

Дело было осенью 86-го. Я, еще школьник, зашел за своим другом, и мы отправились пошататься по району. Где-то и с кем-то сидели, болтали, слушали гитару. А когда вернулись к дому, увидели странную картину.

Во двор, образованный нашей и еще тремя пятиэтажками, въехали два военных фургона и два милицейских газика. Быстро разделились на тройки: офицер, солдат и милиционер.

Из первого подъезда нашего дома вызвали женщину, про которую мы знали, что она работает в военкомате. Она держала в руках списки и направляла группы по подъездам.

Выглядело все как в киношках про войну. Нам расхотелось домой, и мы присели на лавочку в отдалении. Вскоре из подъездов стали выводить мужчин. За некоторыми бежали жены и на ходу запихивали в рюкзаки-чемоданы то ли вещи, то ли продукты. Одним из выведенных был мой сосед по лестничной клетке, дядя Толя.

От женщин, вышедших на улицу, мы узнали, что забирают в Чернобыль, на сборы дают полчаса. Все это действие было похоже на облаву, солдат поставили на входах-выходах, и они не выпускали из двора лиц мужского пола. У входящих офицеры проверяли документы.

Набрали человек двадцать пять.

Затем подобные облавы стали происходить в других дворах нашего микрорайона. Точно так же ночью людей забирали в Спитак, в Баку, когда там была резня, но основной прорвой в последующие пару лет оставался Чернобыль.

Дядя Толя вернулся через месяц, болел все время и через год умер. Еще запомнился рассказ одного толстого дядьки, который я подслушал, зайдя к маме на работу. Его взяли ночью, те же полчаса на сборы, запихнули в самолет и через час высадили на летном поле в Баку. По ним стали стрелять, как только они приземлились.

С двух ночи до семи утра он лежал на бетоне под пулеметным огнем. Рядом то и дело кто-нибудь вскрикивал, хрипел, бился в конвульсиях. В семь поступил приказ грузиться обратно в самолет. В десять он уже был дома.

Когда зашел, жена закричала – то ли от радости, то ли из-за того, что он вернулся седым. С работы он вскоре уволился по причине психического расстройства.

Это были горбачевские времена. Великий освободитель Европы и ее же любимец поступал со своим народом, как диктатор в квадрате. Подобные действия были антиконституционными, но кого это тогда интересовало. Напрашивается аналогия с современной Украиной, не правда ли?

Но дело не в ней, а в моем соседе, мамином сотруднике и еще нескольких сотнях тысяч подобных. Мужиков хватало на сто лопат зараженного грунта, потом их выбрасывали. Это в разы дешевле, чем японские радиоуправляемые экскаваторы, про которые пустили слух, что они сходят с ума от дикой радиации.

Мужики тоже сходили, но их в стране много. Сто лопат – такова была цена жизни в горбачевский период. Выросла ли она сейчас – вот в чем вопрос!

Я уже несколько раз пытался писать о той страшной ночи – и всегда получал кучу обвинений в, мягко говоря, больной фантазии. Впрочем, свидетельств, подтверждающих сказанное, тоже приходило достаточно. Но на всякий случай укажу место действия – город Ростов-на-Дону.

Говорят, в других городах все было более цивилизованно, чинно и благородно. Не знаю. Говорю о том, что видел.