Уехавшие и оставшиеся либералы изводят друг друга

«Уехал, в безопасности? Молодец, здорово, закрой рот», – обратилась к уехавшим из страны после 24 февраля оппозиционерам психолог Людмила Петрановская, спровоцировав очередную волну конфликта между эмигрантами и оставшимися в стране либералами. «Я, русский, буду каждый день тыкать россиян в их бездействие. Нарушать ваш душевный покой и портить вам праздник. Мешать вам нюхать сирень», – заявил в ответ блогер Дмитрий Чернышев (mi3ch), живущий в Израиле.

Либеральный класс, еще более истончившийся после отъезда «не желающих иметь ничего общего с этой страной», в очередной раз борется не с путинским большинством, а сам с собой. На этот раз взаимная неприязнь вспыхнула между эмигрантами и теми, кто отказался или не смог покинуть Россию.

На поверхности раскол происходит по идеологической линии, когда эмигранты обвиняют оставшихся в поддержке СВО и говорят о коллективной ответственности русских. Но в глубине обнаруживается исключительно бытовой конфликт – уехавшие и оставшиеся торгуются, кому из них сытнее и безопаснее живется. При этом оба лагеря считают, что именно им досталось самое тяжелое испытание, а оппоненты живут непозволительно легко и красиво.

«Ты далеко и в безопасности, и каждый имеет право выбрать безопасность свою и своих близких или своего дела – но при этом он теряет право вещать, как надо бороться и вести себя оставшимся. Все имеет свою цену», – пишет Петрановская.

На эту тему
• Россия будет строить новый мир
• «Братские войны» быстро залечивают свои раны
• Как России удалось не стать Украиной

Чем больше оставшиеся акцентируют внимание на «прекрасном далеко», из которого их учат не любить Родину уехавшие коллеги, тем ожесточеннее уехавшие обвиняют оставшихся в конформизме. По сути, все конфликты на тему «коллективной вины» сводятся к выяснению, кому и где сейчас жить лучше – в России или вне ее. Литературный критик Галина Юзефович пишет, что «отъезд (временный или окончательный) – это привилегия, которая есть лишь у немногих счастливчиков. Уезжают не «лучшие», а те, кто может уехать».

Однако большинство эмигрантов не считает себя счастливчиками. «Уехавшим русским тут не рады (я в Европе)», – признается телеведущая Татьяна Лазарева. «Огромное количество людей, оказавшихся за пределами страны, чувствуют растерянность, щемящую душевную боль, страх перед будущим. А насчет юридического комфорта вообще полная херня. Они, в отличие от украинских беженцев, вообще не имеют никакого статуса», – признается поэт Игорь Иртеньев.

«Пиарщики и ивент-менеджеры, привыкшие к легким деньгам, в панике. Постоянно думаю, насколько я конкурентоспособна, надолго ли хватит моих скромных умений. Привычка не думать о будущем разбилась вдребезги о реальность», – рассказывает уехавшая в Грузию телеведущая «Дождя» (СМИ, признанное иностранным агентом) Анна Монгайт.

Либералы, составлявшие значительную часть московского креативного класса, долгое время благополучно существовали за счет многочисленных горизонтальных связей – культура, многие СМИ, оппозиционная политика были их сферами влияния, куда входили целыми дружескими и семейными кланами. Одни и те же спонсоры открывали фонды, финансировали журналистов и политтехнологов, что давало возможность «не думать о будущем», как пишет Монгайт. И создавало иллюзию собственного успеха и востребованности, которые сейчас не проходят проверку в других странах. В той же Грузии, Литве или Чехии есть своя креативная прослойка с устоявшимися горизонтальными связями. Плюс на те же позиции претендуют украинские беженцы, к которым в Европе больше социальных симпатий, нежели к самым рьяным российским оппозиционерам.

Характерна история, произошедшая с российским кинокритиком Антоном Долиным. Уезжая из России, он заявил, что русскую культуру вполне можно отменить. Приехав в Европу, он тем не менее продолжил заниматься культурой, но попытался заявиться в жюри международных кинокритиков от Латвии. Разразился скандал, Рижский международный кинофестиваль обвинил Долина в колонизаторских намерениях по отношению к Латвии, запретив представлять эту страну.

«Я готова работать в любой европейской дыре, в третьесортном театрике, – обращается к своим подписчикам ресторатор, музыкант и актриса Варвара Турова. – Я могу работать даже почти бесплатно», «но мне нужен легальный способ задержаться в Европе. Я могу тут провести не более 90 дней, и они уже заканчиваются, и что я буду делать дальше». Такого рода сообщения от эмигрантов появляются все чаще.

Вероятно, непривычная бытовая неустроенность вызывает такую агрессивную реакцию уехавших по отношению к оставшимся. «Со стороны кажется, что в России жизнь и вовсе нормализовалась. В сторис моих друзей танцы, выставки, гудеж и кутеж, лето же», – формулирует Монгайт общую претензию эмигрантов к тем, кто продолжил жить в России.

Оставшиеся либералы, несколько месяцев публиковавшие в социальных сетях исключительно ссылки на события на Украине и свою рефлексию на тему СВО, действительно воспаряли духом и постят фотографии нарядной летней Москвы, музыкальных фестивалей и ресторанных веранд.

Но и бывший московский креативный класс демонстративно проживает в эмиграции то ли накопления от щедрых российских проектов, то ли ренту бабушкиных столичных квартир и активно формируют в соцсетях образ нового европейского буржуа, нажившего благополучие на спецоперации.

Исповеди эмигрантов в духе новой искренности сочетают признания, как «было невыносимо больно от страдания украинцев», поэтому пришлось уехать, «чтобы не сойти с ума от новостей о войне», а после вынужденного бегства «случился чудесный месяц в Израиле», «наслаждались волшебными завтраками», «совершенно не обращали внимания на то, что живем в самом дорогом городе мира», и была лишь «одна проблема – жара», поэтому пришлось снова эмигрировать, на этот раз в Вильнюс, где «прохлада, сосны высотой до неба, тень, зелень».

За рассказами об осевших в странах Балтии московских друзьях и богатой культурной жизни тема Украины уже теряется. И такая девальвация надрыва и моральных страданий от ощущения коллективной ответственности за СВО вызывает раздражение у оставшихся, на кого уехавшие переложили ту самую моральную ответственность.

Конфликт усугубляют заявления вроде того, что сделал певец Андрей Макаревич* о том, что уехавшие – и есть Россия. Или рассказы журналиста Андрея Лошака, который «поразился, какие лица у пассажиров, направляющихся в Ереван», «назовем их осмысленными», «такие же лица я видел на митингах в Москве, а сейчас продолжаю встречать в Тбилиси – других русских тут сейчас, пожалуй, и нет». В противовес «осмысленным лицам» Лошак рассказывает про орков и дегенератов-учителей в России.

Тем временем пока эмигранты пытаются закрепиться на новых местах, неизбежно возникают желающие их возглавить. К «хорошему лицу» теперь требуется документ о «хорошем русском», которые взялись было выдавать верифицированным либералам новые «отцы русской демократии» Гарри Каспаров и Дмитрий Гудков. Чтобы пройти отбор, требуется сделать ряд заявлений, подводящих присягнувших под статью российского УК. Тогда Гудков с Каспаровым готовы лоббировать интересы «хороших русских», чтобы им выдали банковские карты и перестали попирать в правах.

Это предложение вызвало массу протеста у эмигрантов и резкое неприятие у оставшихся, кто в результате этой сегрегации ощутил себя «плохим русским», хоть и по-прежнему с «хорошим лицом». А когда оставшимся предложили искупить свою «вину» несанкционированными митингами, отказом от уплаты налогов, партизанщиной и прочими уголовными действиями, раскол между двумя либеральными лагерями только углубился. 

* Признан(а) в РФ иностранным агентом