Как советская интеллигенция хранила тайну полета Гагарина

– Это его литейная форма, фуражка учащегося техникума, – говорит Ксения, сотрудник Саратовского областного музея краеведения (СОМК). – Его учебники – в формуляре можно увидеть автограф Гагарина. Индукционная катушка, манометр – он использовал их в физико-техническом кружке.

В начале 1950-х Юрий Гагарин уехал из Люберец и поступил в Саратовский индустриальный техникум, чуть позже – индустриально-педагогический. Учиться не просто на литейщика, а на мастера. В музей еще в 1960-х поместили гагаринский самолет – Як-18, на котором он летал в саратовском аэроклубе.

Вокруг Яка – вещи и фото из техникума: Гагарин – капитан баскетбольной команды; Гагарин – трубач в оркестре. Под стендами – чугунная решетка с аббревиатурой «СИТ»: делали в техникуме для ограды одного из саратовских парков, считайте – курсовая работа Юрия Гагарина и его соучеников. На мастеров сдавали. И судя по тому, что их ограда простояла десятилетия – сдали.

– Ничего не знают люди о саратовском периоде Гагарина, – говорит Евгений Казанцев, директор СОМК. – Москвичи, например, спрашивают, почему здесь в экспозиции чугунная решетка. Зачем она нужна, с какой стати она тут, в музее, стоит. Понятия люди не имеют, что Гагарин приехал сюда учиться на литейщика. И так освоил эту специальность, что, когда был в Англии, дал урок литейного дела металлургам Манчестера. Они были дико удивлены.

«Гагарин в Англии у литейщиков города Манчестера, – сообщает музейная опись. – Изображение группы людей в помещении. Первый ряд – сидят, второй ряд – стоят вокруг полированного стола с микрофонами. Гагарин анфас в военной форме с наградами, выступает после вручения ему золотой медали и присвоения почетного звания члена Десятого английского профсоюза литейщиков. Первый слева – Холлингсуорт, председатель профсоюза литейщиков, сидит за столом в 3\4 оборота влево в черном костюме, светлой рубашке и светлом галстуке, хлопает в ладоши».

* * *

Если верить домовой книге общежития техникума, Юрий Гагарин до сих пор проживает в Саратове. На улице Мичурина, 21. Забыли выписать в октябре 1955-го – после того, как Гагарин двинулся в Оренбург, в летное училище. Если еще немного углубиться в альтернативную историю, то следующая дата – 12 апреля 1968 года. В День космонавтики Гагарина ждали в Саратове – уже как почетного гражданина города: звание присвоили за полгода до того, оставалось только вручить регалии. Но первый космонавт разбился в тренировочном полете – за две недели до церемонии.

А все остальное – безальтернативно. «Свой путь в авиацию я начинал в Саратовском аэроклубе ДОСААФ» – сказано самим Гагариным. Парашютную подготовку в отряде космонавтов проходил здесь же, в Саратовской области. Инструктор Михаил Максимов потихоньку фотографировал своих подопечных, невзирая на запрет. Вскоре его коллекция пополнилась еще одним фото. На нем – уже Герой Советского Союза, майор Гагарин Ю.А. Надпись наискось: «Максу «Ноги» – команда, которую инструктор Максимов через мегафон подавал будущим космонавтам при посадках: ноги вместе, носки вперед. И, разумеется, автограф.

О планируемом месте приземления спускаемого аппарата ракеты «Восток» и собственно «Кедра» – таков был позывной первого космонавта – спорят до сих пор: то ли в Куйбышевской, ныне Самарской области, то ли, как сравнительно недавно стали говорить, в Волгоградской...

Саратовская область – как раз между ними. Деревня Смеловка, тогда Терновский, теперь Энгельсский район. Тоже без вариантов: здесь приземлился, вразрез со всеми планами. Под Смеловкой сначала поставили табличку «Не трогать. 12.04.1961. 10 ч. 55 м. моск. врем.». Потом – монумент. А теперь, к шестидесятилетию, разбили Парк покорителей космоса.

«Осипов Д.А., полковник-летчик, перевозивший Гагарина Ю.А. на вертолете с места приземления на Энгельсский аэродром, – сообщает очередной лист музейной описи фотографий. – 3\4 вправо, в фуражке, в черной кожаной куртке, в защитного цвета военной рубашке и галстуке...»

«Тракторист Руденко Иван Кузьмич (один из первых, кто встретил Гагарина на земле – прим. ВЗГЛЯД) на встрече с учащимися средней школы на месте приземления. Анфас в темной телогрейке, в темной кепке, изображение поясное. В рост группа детей в поле, без верхней одежды, в пионерской форме на фоне чахлой растительности».

«Поле в деревне Смеловка, на котором приземлился Гагарин, 1961 год. Изображение четверых мужчин, двое офицеров, двое солдат».

* * *

День космонавтики в Саратове – праздник домашний, уютный. И Парк покорителей космоса, только что открывшийся на месте приземления Гагарина – неподалеку от Энгельса, а Энгельс от Саратова прямо через Волгу, за мостами. И традиционные для начала апреля бумажные звездочки, планеточки, ракеточки на окнах саратовских детсадов. И повсеместные плакаты «Наш Юрий Гагарин – первый в космосе». Здесь все это (и не только это) – именно про «нашего Гагарина». Своего, здешнего. Гения места, как принято говорить.

Опись переходит к поездкам Гагарина: «Изображение группы людей, несколько тысяч в полный рост. По дороге в сопровождении эскорта мотоциклистов... Левой рукой держится за поручень, правая поднята для приветствия...» «Идет по улице в окружении людской толпы... Девушки в национальных костюмах, держат букеты цветов... Мужчина в сером плаще – вероятно, сотрудник охраны \ госбезопасности...» «Куба, с Фиделем Кастро в 3\4 оборота вправо...» «Держит за талию Ю. Борисову после спектакля «Иркутская история» в Театре имени Вахтангова...» «Беседа с жителем Рио-де-Жанейро, Ю.А. Гагарин в военной форме...» «15 мая 1961 года. Прага. В полный рост анфас – Ю.А. Гагарин в военной форме, фуражке. Стоит, подняв вверх правую руку, в левой держит букет цветов. По обеим сторонам стоят люди, которые держат в руках флажки, транспаранты, цветы».

А вот – снова Саратов, 20-летие техникума, 1965 год. И техникум уже не просто индустриальный, а индустриально-педагогический. И первый космонавт – совсем не майор. «Гагарин Ю.А. в форме полковника, сидит, сцепленные руки на животе». Сановитый, настоящий полковник. «Но все та же улыбка, – обращают внимание сотрудники музея. – Парадокс». «С директором театра им. Чернышевского Майоровым и начальником управления КГБ Васькиным. Между вторым и третьим на столике черный телефон».

Фото кончились: «Нотный материал: Оскар Фельцман, Владимир Войнович...»

– «Заправлены в планшеты космические карты...» – выскакивает на автомате.

– Вовсе нет, – отзывается сотрудница. – «Песня о первом космонавте».

Четыре песни – «Издательство «Советский композитор», две на разворот, две на три листа. На каждом издании – штамп «Из библиотеки краеведа, фольклориста Ефременкова В.К., г. Починок, Смоленская область». Опись Саратовского областного музея краеведения – старая, давняя, не менее полувека ей – подтверждает: «От гр. Ефременкова получена подборка центральных и зарубежных газет и журналов с материалами о полете, памятные открытки, ноты, плакаты, брошюры, флажки».

Почему Василий Константинович Ефременков (1913-1989) не отправил свою космическую коллекцию по соседству – в Смоленскую область, город Гагарин, бывший Гжатск, на родину героя? Или в Оренбург – где будущий космонавт учился военно-воздушному делу, а сам Ефременков жил в эвакуации? Уже не спросить, понятное дело. Зато ноты – вот они. И совершенно другой, чуть более поздний, чем «У нас еще в запасе четырнадцать минут», неизвестный текст Войновича:

«Над просторами двух полушарий \ В тишине безвоздушных высот \ Наш земляк, наш товарищ Гагарин \ Совершил свой чудесный полет. \ Вот по радио снова и снова \ О тебе передача идет, \ И тебя телеграммой Хрущева \ Поздравляет сегодня народ».

Композиторы – самые популярные. Оскар Фельцман – сразу с двумя сочинениями. Анатолий Новиков: «Эх, дороги», «Смуглянка». Аркадий Островский: «Пусть всегда будет солнце», «Спят усталые игрушки», «Песня остается с человеком».

Уровень авторов текстов – под стать. Владимир Лифшиц, например. Песни из «Карнавальной ночи»  – и про пять минут, и «Если вы, нахмурясь...», и про Таню-Танечку – его сочинения (а поэт и филолог Лев Лосев – его сын). В тексте про первый полет: «Летишь ты в холодной безбрежной пустыне, \ Предела ей нет и конца, \ Но ты не один, потому что отныне \ С тобою все наши сердца». Михаил Вершинин, автор суперпопулярной для своего времени песни «Москва – Пекин».

Здесь же: «Родной народ нам будет благодарен \ За небывалый солнечный полет! \ Клянемся быть такими, как Гагарин! \ Бесстрашный патриот, \ Космический пилот – \ Победой он прославил свой родной народ!». А вот и Сергей Михалков, в представлении не нуждается: «Не с целью разведки военной \ На сверхзвуковом корабле \ Летел он, один во вселенной, \ Чтоб снова вернуться к земле».

Не то, чтобы все пелось до сих пор – но по детским утренникам на День космонавтики строки из этой серии разошлись неплохо. Все, кроме Войновича: сначала подвел Хрущев, потом была эмиграция. А серия одна – в одном оформлении, с одной редакторской группой. И с одной датой сдачи в производство и – тут же – подписания в печать: 13 апреля 1961 года.

Конечно, можно было бы предположить, что 12 апреля, услышав новости от Юрия Левитана, в едином порыве столь уважаемые авторы вдохновились и написали каждый по песне. А Оскар Борисович Фельцман – сразу две.

Но что-то мешает в это поверить. То ли особенности подготовки музыкального текста – дела не такого и быстрого, несмотря на отчет Всесоюзного издательства «Советский композитор» за 1961 год: «Хорошо работает цех нотографики и полностью оправдал себя метод нотонабора» (РГАЛИ. Ф. 2929. Оп. 1. Д. 223. Л. 13.). То ли режим прохождения текстов поэтических – если не через худсовет издательства, который можно и пропустить с позволения инстанций и на общем энтузиазме, то через обязательный Главлит, а попросту цензуру.

Стало быть, в принципе можно узнать, когда именно до творческой интеллигенции – в лице лучших ее представителей – были доведены сведения о грядущем полете. О самом большом секрете СССР того (и не только того) времени, если начистоту говорить. Если что, решение «летит Гагарин, дублер Титов» было окончательно утверждено на высшем уровне 8 апреля, за четыре дня до старта. Когда же о полете узнали избранные поэты, композиторы – и сотрудники издательства, между прочим?

* * *

Архивные документы издательства «Советский композитор» сообщают нам в том же годовом отчете: «Большой удельный вес в выпуске музыкальной литературы занимают вокальные произведения. Они издавались как в виде отдельных изданий, так и сборниками. Песни отражали знаменательные события, которыми был богат прошедший год. Здесь песни, посвященные XXII съезду КПСС» – где делегатами были и Юрий Гагарин, и Герман Титов: голосовали за вынос Сталина из Мавзолея и одобряли построение коммунизма к 1980 году. «Песни о Ленине, Партии, космонавтах, сборник «Песни борьбы и освобождения стран Латинской Америки, Африки и Азии» (РГАЛИ, там же. Л.11).

Песни о первом полете для издательства – на четвертом месте, даже не в призовой тройке. Само по себе интересно с точки зрения советских табелей о рангах, хоть к желаемой дате и не приближает. В описи архива издательства есть несколько десятков дел – договоры «Советского композитора» с авторами за 1961 год. Там даты наверняка есть. Но в хранилищах РГАЛИ нет этих дел как таковых.

На эту тему
• Представитель НАСА прочитал стихи к 60-летию полета Гагарина
• Минобороны рассекретило архивные документы первых космонавтов
• Как спасти училище Юрия Гагарина

А спросить не у кого: все авторы уже не с нами. Как и руководители издательства «Советский композитор» того времени.

Впрочем, одна ниточка все же обнаружилась. «Лит. редактор И. Супинская» – сообщается в выходных данных четырех песен о первом полете в космос. В издательстве «Советский композитор» Ирина Антоновна проработала много лет. Правда, фамилия ее поменялась в 1962 году: Ирина Шостакович. Вдова Дмитрия Дмитриевича, разумеется.

«За давностью лет Ирина Антоновна не помнит точно, – пишет в ответ на запрос спецкора деловой газеты ВЗГЛЯД Дильшат Харман, секретарь Архива Д.Д. Шостаковича. – Но предполагает, что песни были приготовлены заранее, в надежде на благополучный исход предприятия».

Вслед за Ириной Антоновной можно предположить: по крайней мере, семь авторов (четыре поэта и три композитора) и некоторое количество сотрудников издательства «Советский композитор», а также члены их семей знали о главном советском секрете задолго до того, как об этом на весь мир сообщил Юрий Левитан. На круг – несколько десятков человек.

Конечно, знали в общих чертах: наконец-то полетит. Конечно же, с элементом аврала – потому что фамилию «Гагарин» наверняка никто никому из творческой интеллигенции до всего сообщать не собирался, и его пришлось зарифмовывать именно перед сдачей нот в производство и подписанием в печать.

Но похоже, что все они знали – или догадывались – чуть больше, чем сам Левитан. Которого в середине марта без объяснения причин попросили не уезжать из Москвы. А с начала апреля – сообщать дежурному, по какому адресу и номеру телефона его можно будет найти в любое время суток. Знакомый главному диктору СССР режим – как во время войны.

Вариантов сообщения ТАСС, описывающих возможное окончание полета, как известно, было три. Первый – тот, что мы знаем: благополучное приземление, отличное самочувствие. Второй – на приземление за пределами СССР с просьбой помочь со спасением и эвакуацией первого космонавта домой. Третий – на трагический исход. Для деятелей искусства, однако, задача ставилась в точности по Брехту: «Плохой конец заранее отброшен, он должен, должен, должен быть хорошим».

И невозможно представить, как нашим замечательным творцам было трудно держать все это в тайне. Людям творческим, маститым, известным. А в эти дни – и облеченным важной миссией общегосударственного значения. Как им – ну, многим из них – хотелось рассказать хотя бы коллегам. Особенно тем, кого не можешь терпеть. Похвастаться, как свойственно каждому творцу.

Но нет. Никаких утечек, как сказали бы сейчас. Секрет был сбережен – легко, ненавязчиво, уютно, по-домашнему. Так, как на месте первых полетов мастера-литейщика Юрия Гагарина отмечают нынешний юбилей. Его самого главного полета.