У Сергея Лаврова появился достойный спарринг-партнер

Если говорить прямо, то в пятницу Москву посетил самый интересный наш противник из всех западных политиков. Не потому, что Джонсон такой уж русофоб – он, напротив, даже называет себя русофилом – а потому, что он относится к числу тех редких в британской элите людей, которые могут позволить себе говорить то, что думают.

Во-первых, потому что он думает самостоятельно, а не повторяет клише (что в наши дни стало редкостью), а во-вторых, потому что это уже стало его главной отличительной чертой. Смешки насчет фрика, позволяющего себе нести всякую чушь, свидетельствуют лишь о полном непонимании ни британской политической среды, ни роли Джонсона. По степени откровенности его можно сравнить с покойным Черчиллем или ныне живущим принцем Филиппом, мужем королевы Елизаветы. И такой собеседник гораздо интересней для Сергея Лаврова, чем его предшественники из Форин-офис.

Вообще отношения главы нашего МИДа с «английскими партнерами» более чем примечательны.

Джонсон уже шестой министр для Лаврова. Запомнился разве что Дэвид Мэлибенд, возглавлявший МИД в 2007–2010 годах – его, как гласит запущенная самими англичанами полулегенда, Лавров вообще как-то «послал» по телефону. Знаменитая фраза «кто ты такой, чтобы читать мне лекции», лучше всего характеризует состояние англо-российских отношений в этом веке.

Последний раз руководитель английской дипломатии приезжал в Москву в мае 2012-го, через три недели после инаугурации Владимира Путина – это был Уильям Хейг, преемник Мэлибенда. С президентом он, правда, не встречался – но в то, что в следующий раз глава английского МИДа приедет в российскую столицу лишь в конце шестилетнего президентского срока, было сложно поверить. Но так и произошло.

За эти пять с половиной лет случилось много чего. Отношения портились на фоне той же Сирии и до Крыма, но все же в 2012–2013 Путин дважды приезжал в Лондон, что называется, по удобному поводу: на открытие Олимпиады и на саммит «Большой восьмерки» (оказавшийся последним в ее истории). Весной 2014-го Лондон стал одним из двух главных инициаторов организации блокады России. Вместе с Обамой Кэмерон обличал «российскую агрессию на Украине» и требовал наказать «нарушителя мирового права». Блокада не задалась, однако отношения между Москвой и Лондоном оказались практически заморожены.

Если со своим американским коллегой Керри Лавров так или иначе регулярно обсуждал самые разные темы мировой повестки дня, то с английским министром Филиппом Хэммондом никаких отношений не сложилось. Понятно, что Великобритания просто не играет в мире такой роли, как США (или, точнее говоря, часто играет руками США), но всё же Лондону важно, чтобы с ним считались в самых разных международных вопросах. Россия же в ответ на достаточно резкие, если не наглые заявления английских политиков в наш адрес Великобританию просто игнорировала (порой лишь отпуская в ответ язвительные замечания насчет «маленького острова, от которого ничего не зависит»).

Такие отношения между двумя ядерными державами, постоянными членами Совбеза ООН, в любом случае ненормальны – но было понятно, что кто-то должен сделать первый шаг. И это будет явно не Москва.

Уже в 2015-м, увидев, как Вашингтон начинает заигрывать с Москвой, стремясь сохранить санкции, но наладить геополитический диалог по важным темам, в Лондоне занервничали. Получалось, что на фоне все более недовольной антироссийскими санкциями континентальной Европы Великобритания остается самым стойким антироссийским солдатом и будет нести все издержки этой позиции. Впрочем, желание начать восстанавливать хотя бы диалог с Москвой так и не смогло осуществиться – страна была увлечена сначала парламентскими выборами 2015 года, а потом и обещанным победившим на них Кэмероном референдумом о выходе Великобритании из Евросоюза.

На эту тему
• Джонсон призвал Лаврова признать «вмешательство» Москвы в референдум о Brexit
• Джонсон попросил считать его «убежденным русофилом»
• Лавров дал оценку отношениям России и Британии
• Заявления Джонсона о "русофилии" отдают лицемерием
• Джонсон рассказал о пении «Калинки» в юности
• Джонсон возложил цветы к могиле Неизвестного солдата

Референдум правительство летом 2016-го неожиданно проиграло, хотя угадать народные настроения было не так уж и сложно. Но Кэмерон был слишком итонцем, то есть представителем отдельной, специально выращенной элиты – и считал, что сумеет провернуть хитрую комбинацию, выпустив пар недовольства Евросоюзом и убрав вопрос «Брексита» с повестки дня на долгие годы. Едва ли не единственным видным политиком-консерватором, агитировавшим за «Брексит», был как раз мэр Лондона Борис Джонсон, приятель Кэмерона по Итону, гораздо более живой и интересный тип.

В итоге после «Брексита» Джонсон чуть не стал премьер-министром – но это все же было бы для истеблишмента некоторым перебором, так что Джонсону пришлось довольствоваться постом главы МИДа. Восстановление связей с Россией было важно для правительства Мэй – и подразумевалось, что Джонсон займется и этим. Сама Мэй даже не пыталась установить отношения с Путиным. Они разговаривали всего один раз, в сентябре прошлого года в Китае, где на саммите «Большой двадцатки» прошла их ознакомительная встреча.

При этом для Великобритании на фоне выхода из ЕС и все более непростых отношений с США еще более актуальным становится подчеркивание своего статуса мировой державы. А делать это при замороженных контактах с Россией более чем сложно.

Но в итоге Джонсон добрался до Москвы лишь с третьей попытки и спустя почти полтора года после назначения. Россия за это время выиграла войну в Сирии, а Британия только доползла до начала переговоров по «Брекситу». Впрочем, количество тем для разговоров не уменьшилось.

Ближний Восток (который еще век назад Лондон перекроил так, что до сих пор кровоточит), Украина (которую Великобритания, естественно, намерена вывести из состава русского мира – непонятно, впрочем, как), Иран, отношения Европы и России (да, даже выйдя из ЕС, Лондон намерен активно ссорить Европу и Москву), совместные энергетические проекты (более чем выгодные Англии и таким компаниям, как «Бритиш Петролеум»).

Но главное в таких переговорах не темы, а сам факт восстановления контактов. Джонсон всегда более чем резок и высокомерен – и приехав в Москву, он сочетал фирменный британский юмор-хамство с комплиментами и заверениями в лучших намерениях.

Начал с того, что назвал себя убежденным русофилом:

«Хочу сказать, что у меня есть предки в Америке, Германии и, конечно, здесь, в Москве. Я уверен, что я первый министр иностранных дел Британии, которого зовут Борис. Я думаю, Борисов на этом посту еще долго не будет».

Действительно, у Джонсона есть предки из России, причем со стороны и отца, и матери – но даже их сложно назвать русофилами. Потому что это жившие на территории современной Литвы евреи, уехавшие в 19 веке в США, и черкесы, в том же веке перебравшиеся после поражения в Кавказской войне в Османскую империю (где прадед Джонсона даже стал министром).

При этом призыв Джонсона к России и Британии «не сидеть на обочине и не жаловаться друг на друга», совершенно искренен – ему нужны отношения с Лавровым, Путиным, Россией. Потому что это нужно Великобритании и потому что он видит себя в будущем ее премьер-министром. И 53-летний Джонсон вполне может им стать – не сейчас, но через 5, 10 или больше лет. Когда его сравнивали с Трампом, он ругался на американского миллиардера (когда тот еще был кандидатом в президенты), но теперь тот же Трамп нужен Джонсону как никто другой, если он действительно хочет вывести свою страну из Евросоюза и сохранить ее в ряду первых держав мира.

А Россия нужна ему для этих же целей – поэтому он и проводит лестные для себя аналогии с временами большой англо-русской дружбы. Вынужденной – но всё же. Отвечая на вопрос про свое посещение российского посольства в Иране, где ему показали зал, в котором в 1943-м проходила Тегеранская конференция, Джонсон напомнил, что тогда «были определенные сложности, вы помните, между Уинстоном Черчиллем и Иосифом Сталиным, отношения были нерадужные»:

«И Черчилль говорил, что он хотел бы задушить еще при родах Советский Союз, и далеко не благосклонно относился к деятельности Сталина. Однако я хочу сказать, что наши отношения с Сергеем (Лавровым) намного лучше, чем между Черчиллем и Сталиным. Но когда речь зашла о необходимости решить мировые проблемы, Великобритания и СССР смогли работать вместе, чтобы построить лучший мир. Мы должны принять сложности и не можем их умалять. Но в то же время мы должны работать вместе и делать то, что мы можем, ради всего мира».

На фоне Черчилля Джонсон хотел еще и подчеркнуть свою русофилию – вот, дескать, Черчилль был последовательным антикоммунистом, боролся с большевиками еще в годы Гражданской войны, но потом ради общего дела пошел на союз со Сталиным, а у нас сейчас есть противоречия, но не такие серьезные (вечером в пятницу он добавит, что «я не солдат холодной войны, мы не мыслим парадигмами холодной войны: эти блоки, барьеры больше не применимы в современном мире»), и мы должны вместе работать там, где можем.

В принципе, Россия не против диалога с Великобританией – но так как сами англичане его фактически прервали, то им его и возобновлять. Визит Джонсона показал, что Лондон предлагает перевернуть страницу – при этом не отказываясь ни от санкций, ни от антироссийской риторики. Ничего удивительного в этом нет, такова обычная практика великобританского самомнения. Россия не прочь поговорить на любые темы – не только не поступаясь своими интересами, но и заставляя «партнера» чувствовать себя неловко.

Особенно наглядно это проявилось в пикировке Джонсона и Лаврова на тему российского вмешательства во внутренние английские дела, то есть придуманной истории влияния Путина на референдум по «Брекситу». Тема, запущенная в развитие американской истории, – атлантическая солидарность и англосаксонское братство потребовали от Лондона как-то поддержать американскую антироссийскую истерию, нацеленную на дискредитацию Трампа. Джонсон буквально накануне поездки в Москву сказал, что «у нас нет никаких данных об успешном российском вмешательстве в наши британские демократические процедуры», хотя есть «отдельные свидетельства» попыток вмешательства. Когда в пятницу на совместной пресс-конференции Лаврова спросили о «вмешательстве», последовал такой диалог:

– Например, мой сосед Джонсон недавно заявил, что у него нет доказательств того, что Россия как-то вмешивалась в референдум по выходу Великобритании из Евросоюза.

– Думаю, здесь правильное слово «неуспешно»...

– Теперь, если он мне не возразит, то у него на родине его репутация среди СМИ будет испорчена.

– Сергей, я беспокоюсь о Вашей репутации. Очень важно, если вы признаете российские попытки вмешаться в наш референдум. Какие бы они ни были, они оказались неуспешными. Если бы они возымели успех, то все было бы совсем иначе.

– Отсутствие действий никогда не может привести к результату, я с тобой согласен. Но по-прежнему факты о том, что мы вмешивались, но безуспешно, хотелось бы получить. Без фактов говорить очень трудно. Думаю, что вы вашей западной компанией все это себе придумали. К сожалению, сейчас вы находитесь в плену у этой темы. Очень трудно слезть с забора, на который забрались.

Да, придуманная история о вмешательстве теперь мешает самим англичанам – ведь нельзя ни признать, что его не было, ни найти его доказательства. А без этого любой разговор с русскими будет трактоваться как национальное предательство, как это сейчас происходит в США.

Впрочем, нет сомнений, что Джонсон выкрутится – недаром он является самым интересным и сильным из действующих английских политиков. Диалог с таким противником ни в коей мере не умаляет наши национальные интересы.

Например, Сталин считал Черчилля не просто геополитическим противником, но и тем, кто способен, при определенных обстоятельствах, снова стать врагом – на этот счет у советского вождя никогда не было иллюзий. И даже если бы он узнал, что в конце зимы 1945-го Черчилль рассматривал вариант удара по СССР с помощью капитулирующих немецких дивизий, а через год в беседах с американским руководством пробрасывал тему ядерного удара по нашей стране, то не слишком бы удивился.

У нас нет и не может быть иллюзий в отношении целей и взглядов британского истеблишмента. Вся английская геополитика базируется на противостоянии с Россией, на сдерживании нашей страны и желании манипулировать ею. И других Борисов в островной элите быть просто не может. Однако, в отличие от времен Черчилля, Британия уже не правит морями. И хотя пока еще правит деньгами, но и эта эпоха подходит к концу. А с выходом из Соединенного Королевства Шотландии исчезнет и понятие Великобритании – оставшись лишь на географических картах как название острова у берегов Европы.