Мы же всё чаще слышим об информационных войнах, а также о войнах гибридных и сетевых. В целом многим уже понятно, что это такое, но есть нюансы.
До определенного момента (традиционное) государство представляло собой некий иерархический комплекс – элиты, как правило, сакральные, традиционные – наверху; народ, массы – внизу. Народ в традиционном государстве – это не механическая сумма всего множества жителей государства, а органическая общность. Традиционные элиты – это либо жреческая каста, клир, либо же, чуть позже, воинственная, мобилизованная аристократическая верхушка.
В такой иерархической системе все находятся на своих местах: клир молится, воины воюют, третье сословие – торгует или пашет. Всё вместе это существует, как единое целое – духовно или идеологически, действует синхронно, монолитно, по крайней мере, для внешнего врага. Элита формирует смыслы, идейные основы, которые спускает вниз, в массы, а массы эти смыслы потребляют. Тем самым и достигается мировоззренческое и идеологическое единство государства.
Всё начало меняться в Новое время. Революции, начавшиеся в Европе, разрушали этот традиционный порядок и приводили к перемешиванию сословий в атомарную гражданскую массу искусственных политических наций. С появлением государства-нации на месте традиционного государства-империи на смену органической общности народа пришла концепция гражданского общества, представляющего собой сумму атомарных индивидуумов, граждан: каждый со своими интересами. Здесь и открылась возможность использовать эту атомарность, эту индивидуализацию, раздробленность общества для того, чтобы воздействовать на него, минуя обращение к элитам, то есть через их голову. Ибо общество, гражданские массы, сами объявляются субъектом, источником власти, а элиты лишь избраны, или даже наняты ими для исполнения служебных функций. То есть формально как бы зависимы от гражданских масс, которые номинально и есть власть. Причем сами элиты избираются как бы, опять-таки, номинально, из рядов самих масс, то есть формально от них ничем не отличаются.
Такое низвержение элит до уровня масс, навязываемое Европой и Западом всему остальному человечеству, соответственно низвергает и сакральные, жреческие, героические, аристократические функции элит. Элиты нового типа уже не имеют преимущества держателей не только власти, но и смыслов и идей. Идеи в таком перемешанном обществе идут как будто тоже из самих масс и через институт политических партий и их политической конкуренции, вроде как поднимаются наверх, становясь правящими идеологиями, политически реализуемыми самими партиями.
Я делаю постоянные оговорки – «вроде как», «как бы», «как будто» – по той причине, что всё это лишь западный концепт гражданского, республиканского, демократического, буржуазного, как ни назови, устройства. Но так четко и упорядоченно оно воспринимается лишь на Западе, и то не везде, а лишь в элитах. Всё остальное человечество продолжает жить в традиционных обществах, лишь номинально и очень поверхностно использующих или имитирующих использование западной структуры государственно-политического устройства. Но как-то криво-косо, худо-бедно это установлено почти везде.
Именно такая система гражданско-политического устройства и открывает возможность обращения напрямую к массам, как правило, чтобы воздействуя на них, управлять происходящими в государстве процессами извне. Это и есть основа, подоплека, среда для ведения информационных войн. Нет никакого непререкаемого источника смыслов, не говоря уже о сакральности. Всё рассыпано, перемешано и заново слеплено в искусственную политическую общность, где все как бы равны. Если же такие непререкаемые источники сакральности или философской онтологии где-то сохраняются или появляются, то гражданское общество с ними начинает бороться, набрасываясь со всей решительностью и нетерпимостью к тому, что представлениям этого гражданского, десакрализованного, а значит бессмысленного (смыслы запрещены, так как тоталитарны) общества противоречит.
Иными словами, главных по смыслам нет, монополии на идеи и сакральности нет, все равны, все одинаково бессмысленны, а если кто-то пытается свои смыслы навязать остальным – это тоталитаризм. Правда, если у власти либералы, то им можно навязывать свои смыслы, ибо это они придумали эту систему – а значит, их смыслы и идеи не подвергаются сомнению. Остальное запрещено. В такой системе воздействовать разрешено только на массы тех государств, которые еще недостаточно либеральны, то есть где есть либо идеология (не либеральная), либо своя философия (это уже фашизм, как фашистом с либеральной точки зрения является, например, Платон), либо, не дай б-г (с маленькой буквы, их, либеральный б-г), какая-то сакральность.
- Как выиграть первую антироссийскую инфовойну
- Бигтех перестал скрывать агрессию к России
- Макрон польстил России жалобой на блогеров
В таких нелиберальных обществах можно делать всё, ибо они по умолчанию тоталитарные, фашистские и плохие. Например, любыми средствами, воздействуя на массы, обращаясь к ним через голову элит, тем самым воздействовать на сами элиты, на принятые ими решения. Ведь элиты в национальном государстве обращаются к массам с опросами, постоянно запрашивают обратную связь, проводят статистические замеры, тем самым пытаясь понять, что в головах у масс, чтобы, исходя из этого, принимать какие-то решения на уровне государства. А у масс в головах то, что вкладывают им элиты. И если элиты ничего не вкладывают (кроме разрешенного либерализма), то им вкладывают это извне – разрешенный по умолчанию либерализм. То есть если воздействовать на массы, подумали теоретики новых подходов ведения войны, то можно, формируя общественное мнение, заставить элиты подчиняться воле внешнего игрока, который, обращаясь к массам, тем самым воздействует на элиты. Это и есть исходная предпосылка информационной войны.
Такое открытие и стало некой отправной точкой возникновения революционного (во всех смыслах) подхода к пересмотру ведения военных действий как таковых. На этой же основе возникли такие концепции, как, например, концепция ведения войны «изнутри наружу» Джона Уордена, которая рассматривалась сначала исключительно в военном аспекте: то есть сначала поражение военно-промышленной инфраструктуры (военные заводы, фабрики, ремонтные мастерские) с помощью нанесения точечных ракетных ударов; затем поражение коммуникаций. Всё вместе это лишает армию поддержки, внутренней подпитки. В результате слабеющая армия неспособна оказывать сопротивление. И только после этого – столкновение с ослабленной и обескровленной армией, как финальная, завершающая стадия.
Эта же концепция ведения войны «изнутри наружу» чуть позже была переложена и на информационно-смысловую сферу. Возникла логичная идея, что точно так же, но только смысловым, идеологическим образом можно поразить сначала национальные, государственные элиты, затем обслуживающие их научные и интеллектуальные круги, затем экспертное сообщество, потом медиапространство. А медиапространство уже влияет на массы, население, которое и составляет основу и источник рекрутирования армии. Так можно разложить не только само государство, его элиты, науку, образование, культуру, медиа, но и армию. Ничего не напоминает?
Самое главное – это разложение происходит на уровне смыслов, на уровне идей. Новая методика ведения войны, одним из проявлений которой и является информационная война, делает акцент на идею, на идеологию, на «захват воображения», как выражаются теоретики «большой перезагрузки». Тем самым захватывается общество, которое, соответственно, влияет на армию как производную от этого общества.
Таким образом, государство может быть захвачено исключительно через сферу идей, посредством идеологического воздействия, через формирование идеологем, без использования обычных вооружений. Но в информационной войне важно не только иметь инструментарий ведения войны – сети, СМИ, коммуникации. Самое главное – что через них транслировать, какие идеи, какие смыслы прокачивать? С помощью идей и смыслов общество захватывается и без горячей войны. А дальше делай с ним что хочешь.
