Это война, где не надо убивать

@ Наталья Горшкова/РИА Новости

31 мая 2020, 12:00 Мнение

Это война, где не надо убивать

Мы с Оксаной везли в реанимацию старика, которому стало плохо. Я не понимала, что происходит, и спросила Оксану, что с ним. Оксана резко ответила: «Умирает он, Аня».

Анна Долгарева Анна Долгарева

журналист, поэт, военный корреспондент

Одни расстреливают соседей за слишком громкую музыку. Другие идут в волонтеры. Когда я стала записываться разносить продукты старикам, оказалось, что желающих очень много. Настолько, что до рассмотрения моей заявки очередь дошла только через несколько недель. Но я к тому времени уже волонтёрила.

Есть организация Memedic. Она помогает медицинскому персоналу. Не только в «красной зоне», но и в «зелёной». Врачей «зелёной зоны» – то есть той части клиники, где официально лежат больные другими болезнями, не с коронавирусом – как-то упускают из виду сейчас. На виду те, кто работает в «красной». Их работа очень страшная. От нее болеют и умирают.

И вот в эту страшную «красную зону» идут работать волонтеры. Не за деньги. Часто спрашивают, сколько волонтерам платят. Нисколько. Волонтер – человек, который находит время среди своей работы и идет помогать медицинскому персоналу, потому что так надо. Потому что идет война. Точно так же рискуя заразиться, как и остальной персонал.

Потому что есть вещи выше денег. Они про человечность. Никогда и нигде я не видела столько человечности, как среди этих людей. В основном молодых, хотя встречались и люди среднего возраста, большинство – с высшим образованием и хорошей профессией. Обычные люди, которых встречаешь на улицах, неплохо одетые. И они идут работать с больными.

Меня не взяли в «красную зону». У меня не было паспорта. Я пошла работать в «зеленую» – в гнойную хирургию. Вы знаете, что такое гнойная хирургия? Это место, где маска надевается не столько из предосторожности, сколько потому что иначе невозможно вынести запах. Гангрена. Трофические язвы. Во время одного из моих дежурств умерла старушка, покрытая трофическими язвами: она была вся покрыта ими, и они причиняли ей невероятную боль. Среди ночи привозят стонущего старика с почерневшей ногой, и он причитает, чтобы к нему пустили сына. Сыну нельзя.

Медперсонала – в обрез. Большая часть ушла на фронт. В «красную зону». Но кто-то должен работать в «зеленой». В тыловой. Врачи и медсестры с запавшими от усталости глазами. Огромные мешки на все лицо у медсестры Оксаны: «Ты журналист? Я тоже поступала на журналистику. Выбрала сюда».

Что делает волонтер? Замеряет температуру, обходит палаты, выслушивает жалобы. У кого-то сползла перевязка, кому-то требуется обезболивающее прямо среди ночи, потому что невмоготу, кто-то хочет пить, но не может дотянуться до бутылочки с водой на столике. Если надо везти человека в реанимацию, волонтер берется за каталку. Если надо довезти свежепоступившего человека до койки в палате – тоже.

Средства индивидуальной защиты – в обязательном порядке. Тесты на COVID-19 – тоже. Волонтер – человек, ходящий по улицам, он может принести вирус в отделение. Поэтому: маски, одноразовые перчатки, постоянно сменяющиеся, одноразовый халат на смену, прозрачный щиток.

В этом, в общем, нет героизма. Это немного напряженная работа, особенно когда кому-то очень плохо, и это тяжело морально – когда на твоих глазах умирают люди. Мы с Оксаной везли в реанимацию старика, которому стало плохо. Я не понимала, что происходит, и спросила Оксану, что с ним. Оксана резко ответила:

– Умирает он, Аня.

Но это я про свое гнойное, а так в «зелёной» зоне есть и другие отделения – неврология, например, где все намного тише и спокойнее, или вот кардиология и чистая хирургия, где тоже умирают люди, но хотя бы нет запаха разложения и смерти. Почему пошла? Потому что в «красную зону» не брали, а когда выбирала отделение в «зелёной», то в гнойную никто идти не хотел. Что, в принципе, понятно.

И работа в каком-нибудь неврологическом, на самом деле, не менее важна, потому что там тоже медперсонал «ушел на фронт», а оставшийся едва справляется. И это тоже врачи, понимаете, тоже герои. Не надо делить врачей на «важных» и «неважных». Сегодня весь медперсонал – герои. Сегодня у любого экстренно поступившего (скажем, с аппендицитом) пациента может оказаться скрытно протекающая коронавирусная инфекция. Ну или коронавирусная инфекция в инкубационном периоде. То есть человек не знает вообще, что он – распространитель заразы, а у него аппендицит, ему в больницу срочно надо. Или он диабетик – и у него гангрена. Или сердечный приступ.

А среди волонтеров настоящие герои – те, кто придумал и организовал всю эту помощь врачам. Потому что вклад одного волонтера – он, конечно, капля в море, но вместе – это движение, реально облегчающее работу медперсонала. И я не устаю повторять, что Memedic, основанный совсем юной, красивой рыжей девочкой Таней Аржемирской – это такая великая штука, проявляющая в людях человечность.

Эта человечность, может, уже запылилась за ненадобностью в мирные времена, когда каждый был в целом за себя. Так бывает с мирными временами. Но наступает война. А эта война – война, где не надо убивать, а только спасать. И человечность оживает, возвращается и становится деятельной и живой.

..............