Столетие великого русского исхода из Севастополя породило, кроме юбилейных мероприятий, вал публикаций, в которых поверхностно или дотошно разбирается: а мог ли главнокомандующий русской армией в Крыму, генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель удержать полуостров от вторжения Красной армии и создать там долгосрочную «белую республику»? Анализ военной-политической ситуации вокруг Крыма и хозяйственного положения в самой Тавриде позволяет исследователям отвечать на этот вопрос однозначным «нет».
Но так ли все было однозначно? Речь не об альтернативной истории в духе скабрезного политического памфлета «Остров Крым» Василия Аксенова, обычно поминаемого по этой теме, а о возможно единственном, чисто политическом шансе, хотя и достаточно фантастическом, применительно к Белому движению.
Сперва стоит сказать, что были и реальные, чисто военные и военно-политические, шансы удерживать полуостров еще не один месяц. Разумеется, здесь все в пресловутом сослагательном наклонении: если бы Пилсудский тайно не договорился с Лениным после разгрома Тухачевского под Варшавой не развивать польское наступление на восток; если бы большевики не договорились с Махно о совместном штурме Перекопа; если бы на Перекопе действительно, а не на бумаге, была возведена «неприступная линия обороны», о которой врали сперва белые, а потом красные. Наконец, если бы «черный барон» и глава его правительства, царский министр Кривошеин успели бы провести неплохо задуманные земельную и земскую реформу на полуострове, мобилизовать население и беженцев, остановить железной рукой коррупцию, спекуляцию, разложение армии…
Тогда – после отбитого штурма Перекопа, несколько месяцев военного затишья в Крыму при установлении там относительного порядка и законности, учитывая польские проблемы, колебание держав Антанты, Кронштадтский мятеж и тамбовскую крестьянскую войну против продразверстки – большевики в Москве оказались бы в несколько ином положении. И, вполне возможно, пошли бы на перемирие с Врангелем, оставив на время белый полуостров в покое, при условии невмешательства в дела на «материке».
Кстати, еще в начале 1919 года по инициативе президента США Вудро Вильсона представители союзных держав предложили всем участникам Гражданской войны в России встретиться в феврале на Принцевых островах, чтобы наметить перспективы примирения. Советы не только согласились принять участие в конференции, но и выразили готовность среди прочего уступить своим политическим оппонентам некоторые территории, в том числе Крымский полуостров. Встреча эта, как известно, не состоялась – из-за отказа Колчака, вскоре убитого, и Деникина, вскоре смещенного с поста главнокомандующего Вооруженными силами Юга России (ВСЮР).
Некоторые историки при этом вполне допускают, что согласиться на участие мог бы барон Врангель, который, в отличие от своего предшественника, пытался действовать в духе realpolitik. Приняв командование войсками и звание правителя Юга России в начале апреля 1920-го после поражения деникинцев под Харьковом, в Донбассе, после «новороссийской катастрофы», барон хорошо осознавал, что Белое дело на тот момент практически проиграно. Прежде чем принять командование, он обошел всех высших офицеров, требуя подписать бумагу, в которой констатировалось, что речь может идти не о победе над большевиками, а о лишь достойном «свертывании» белого проекта. Худший вариант он имел в виду сразу, отдав еще весной тайный приказ готовить корабли к организованной эвакуации. Но будучи не только реалистом, но и природным оптимистом, Врангель попытался осуществить лучший из возможных вариантов. О чем прямо написал в своем манифесте: «Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа».
- Красные не могут быть главными героями современной России
- Порошенко припомнил «победу украинского движения»
- Необходимо историческое примирение между красными и белыми
И начал осуществлять этот вариант со всей присущей ему энергией. В основу создания нового порядка легла земельная программа правых эсеров и кадетов. Ее суть выразил глава его кабинета Александр Кривошеин, бывший соратник Столыпина. «Если ставка на коллективный разум хозяйственного крестьянства оправдает себя, то мы сможем с гордостью и удовлетворением сказать, что заложен прочный фундамент будущей великой России».
Было восстановлено упраздненное деникинским правительством волостное земство, избираться куда смогли землевладельцы, духовенство, оседлые арендаторы и служащие. То есть речь шла о создании преимущественно крестьянского самоуправления. Политическим болтунам, партийным дельцам в этой схеме не оставалось места.
Во внешней политике Врангель при помощи своего министра иностранных дел Петра Струве повел весьма изворотливую и небезуспешную политику. Франция де-факто признала правительство Врангеля, поставляла на полуостров продовольствие и оружие. Правда, за это барон якобы заключил с французским правительством кабальный «секретный договор» на долгосрочную передачу ряда активов Юга России. Документ опубликовала английская газета лейбористов «Дейли Геральд». Впрочем, по мнению многих историков, это был проплаченный «вброс» большевиков.
Одновременно с попытками прорыва в области Войска Кубанского для создания совместного крымско-казачьего правительства, Врангель заигрывал в разное время с немцами, поляками, британцами, греками. Даже – с Махно и Петлюрой. Существует апокриф о присылке врангелевского переговорщика в 1-ю конную армию Буденного. Согласно этой истории, посла буденновцы убили, но лишь на третий день, видимо после сношения с Москвой. Косвенно эту версию подтверждает записка Ленина председателю РВС Троцкому: «Бросьте вы эту похабщину разводить насчет возможного замирения с Врангелем…».
При этом известно, что и большевики, и белое правительство Крыма активно искали варианты поддержки со стороны американских кругов. Но только первые делали это активнее, а главное – нащупав верный «джокер»: еврейский вопрос.
И здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали: последнему шансу барона Врангеля. Как известно, еврейский комиссариат при Народном комиссариате национальностей еще в 1918-м предложил создать в Крыму Еврейскую автономную республику, переселив туда около трех миллионов евреев, оставшихся без заработка при военном коммунизме, превратив их в земледельцев на свободных землях Тавриды. Советское руководство, включая Ленина, поначалу отвергло этот план, но два года спустя весьма им заинтересовалось, сделав ставку на денежную и политическую помощь влиятельных европейских и особенно американских финансистов-евреев.
В Крыму уже тогда проживало около 50 тысяч местных евреев, и число их значительно выросло за счет беженцев из Центральной России и с Украины. Секретное соглашение РСФСР с еврейским комитетом Джойнт в 1923 году позволило начать переселение в Тавриду сотен тысяч евреев с запада Украины и Белоруссии для создания еврейских колоний при финансовой поддержке специально созданной организации «Агро-Джойнт». Под этот проект, получивший название «Крымская Калифорния», Советской России были предоставлены долгосрочные кредиты воротил Уолл-стрит, обеспечено политическое признание и техническое сотрудничество американских бизнесменов.
История расцвета и фиаско «Еврейской республики» в Советском Крыму, свернутой Сталиным – отдельная история.
Спрашивается: а могли бы эмиссары Врангеля – Струве выйти на те же финансовые круги Америки и предложить аналогичную сделку раньше Советов? С одной стороны, предположение вроде как дикое: общим местом считается антисемитизм белой армии. Однако правительство Крыма и при Деникине и особенно при Врангеле довольно жестко боролось с погромными настроениями. Другое дело, что они часто были просто бессильны справиться с массовым «жидоедством» значительной части офицерства, да и многих крымчан. Однако не менее, если не более, в Русской армии ненавидели поляков, вынашивавших планы восстановления Речи Посполитой на руинах Российской империи. Но то не помешало «черному барону» создать русский отряд в Польше. Так почему бы изворотливому Врангелю, умевшему убеждать своих подчиненных, не выйти на Джойнт, предложив свой вариант маленькой крымской Палестины в обмен на политическую, финансовую, а, может, даже и военную помощь американцев?
Конечно, связи с еврейскими магнатами у большевиков через Троцкого и Свердлова были более налажены, чем у Струве. И все же что-то говорит, что еще весной 1920-го деятели Джойнта не отвергли бы с ходу подобное предложение от правительства Врангеля. Другим союзником в подобном проекте наверняка стала бы та же Польша и, возможно, Великобритания, для которой намеченное сионистами возвращение евреев в палестинский Эрец-Исраэль было весьма нежелательным. Другой вопрос, насколько реалистична была бы такая массовая миграция через земли, охваченные Гражданской войной?
Впрочем, подобная гипотеза так и останется всего лишь нетривиальной версией сослагательного наклонения. В произошедшем же въяве мы имеем то, что имеем. «Уходящий берег Крыма я запомню навсегда» – пронзительные строки из хрестоматийного стихотворения Николая Туроверова смешались в памяти потомков с поздней «кабаре-версией» русской трагедии в песне Владимира Качана и Леонида Филатова: «А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул...».
