Пока на Украине идет государственное строительство, люди творческие осмысляют его совсем не так, как хотелось бы властям. Газета ВЗГЛЯД представляет последний фрагмент рассказа Яна Серебрянского, в котором слишком много правды для фантастики и слишком мало выводов для журналистской заметки.
Письмо генерала Шереметьева капитану Шереметьеву из Севастополя.
Здравствуй, Николай.
Боевики радикального сектора начали подходить к спецназовцам и поочередно бить каждого из них по ногам сзади. «На колени! На колени перед героями Майдана!» Массовка заревела: «На колени! На колени!
Продолжаю надеяться, что мои хлопотания не напрасны. Истории Севастополя Нового необходимы подлинные примеры офицерского мужества. Отнюдь не ради пустого отцовского бахвальства на недавнем съезде всероссийского военного общества, в числе прочих офицеров, я упомянул и твое имя.
Я говорил ранее и подтверждаю сейчас: города русского Киева, той славной славянской столицы, которой во времена твоего деда гордилась земля Русская, больше не существует. И мне больно видеть, как передовые офицеры вроде тебя, которых здесь, в русском Севастополе, ждет блестящая карьера, терпят унижения от нацистских...элементов, захвативших власть в столице.
В конце концов, это небезопасно. Ранее ты сообщал о полученных угрозах и даже подвергался допросу.
Ты человек твердой воли и единого решения, а потому я не вижу смысла продолжать уговоры. Ты состоятельный предводитель, боевой офицер, который привык брать на себя ответственность. И в первую очередь ты отвечаешь за жизни своих ребят. Уверен, твое пребывание в Киеве – это сознательный, аргументированный выбор. У тебя свои расчеты.
Но все же... Севастополю нужны такие люди, как ты. Во времена перераспределения приоритетов в системе вооруженных сил Крыма твое дарование не останется незамеченным.
Подумай об этом.
Постскриптум.
...Коля, сынок, мама очень волнуется... Настасья все время с заплаканными глазами ходит, спрашивает – где брат, когда он уже вернется домой...
Все наши мысли заняты тобой. Ведь ты там совсем один.... В случае происшествия тебе будет не к кому обратиться. Ситуация обостряется с каждым днем. Возвращайся домой, сынок.
Ты нужен нам здесь. Живой и здоровый. Остальное приложится.
С любовью...
Папа, мама и сестра
В действительности, Шереметьев не раз обдумывал возвращение в родной Севастополь. Последние годы службы в киевском корпусе, который отчасти являлся мини-копией общенациональной милитарной системы, с головы до ног коррумпированной, измазанной клочками засохшей, многолетней грязи, отразились на его восприятии. Идеалы, прививаемые выпускникам севастопольского училища, разбивались о реалии столичной схемы. Все его офицерское естество требовало перезагрузки.
Однако после зимних событий в Киеве молодой капитан позабыл о возвращении на родину. Слишком живыми были картины февральского побоища. Шереметьев потерял сон. Он ежедневно казнил себя за бездействие, за тупое следование бесплодному приказу руководства.
Капитан распознал новое, движущее им чувство. То была месть.
Шереметьеву было больно глядеть на изнасилованный город, к которому он питал теплые и даже родственные чувства. Он долгое время был его защитником.
Дед Николая, полковник Шереметьев, когда-то нес службу в легендарной киевской контрразведке. Это была опора, щит и меч великого государства, с которым приходилось считаться врагам внутренним и внешним. Но как же скоро ориентиры долга и чести отошли в небытие...
Поединок
Штурмовой броневик летел вдоль проспекта. Улицы города, познавшие в последние месяцы много горя, уже предчувствовали последствия будущей кровавой стычки. В бронированном фургоне царило нервическое затишье. Капитан давал последние указания...
– Они серьезно вооружены, ребята. Соблюдаем дистанцию. Под пули не лезем. Действуем по тактике «3/1» – взаимное прикрытие. Верю, сегодня Бог на нашей стороне...
В центре Киева средь белого дня образовалась зона отчуждения. Словно перед нашествием цунами, все живое улетучилось в глубины острова. Отчаянные крики о помощи доносились из здания банковской конторы. Радикалы бесчинствовали на протяжении двадцати минут. Стоящий на карауле боевик Резон получил тревожный сигнал...
– Подмена, братва! Врассыпную!
Однако было слишком поздно. В тот самый миг к стенам оккупированного здания подлетел бронемобиль. При попытке радикалов покинуть пределы филиала завязалась жестокая перестрелка. Бойцы 211 вели огонь на поражение. В ходе перестрелки были убиты пятеро боевиков радикальной группы и двое спецназовцев. Террористам пришлось уткнуться носом в пол, как некогда их банковским жертвам.
Глядя на дрожащего от гнева, раскаленного капитана Шереметьева, раненый Резон прохрипел: «И до тебя доберемся, гнида...»
Шереметьев, утратив на мгновение контроль, провел прямой «сапожный хук» по лежащему вице-командору сектора.
– Капитан, не нужно! Эта мразь того не стоит...
«Замчики» и главы
Кабинет нового главы СБУ. Атмосфера пропитана чувством внезапно нагрянувшей женственности. Явились новые фарфоровые побрякушки, лиловые подушечки. Благоухающий пан Благожинский грациозно покачивается в кресле. Он как бы в ожидании...
– Киса, что все это значит?!
Внезапно в дверях появляется заместитель Кишечный, расхристанный и взъерошенный.
– Ярик...? Успокойся, дорогой... Что стряслось?
– Ты... Ты же обещал, что банковское дело, то мой актив!! Как по плану! Как условились! А ты...
Круглолицый Благожинский вытянулся и даже заострился.
– Присядь... Присядь... Давай все по порядку... Ты не ездил на вызов?
– Нет же!! Нет! Произвол... У-у....– Кишечный хлопнул ладонью по столу. – Неисполнение приказа головы!! Неппп...подчинение старшему по званию!!
На последнем слоге Кишечный перевозмутился до фальцета.
– Ну ты пока еще только замчик... – Благожинский подмигнул. –... Ну-ну-ну... Успокойся, мой хороший. Кто тебя обидел...?
Кишечный немного охладел. Садиться не стал. Скрепив по-наполеоновски руки, «замчик» принялся мельтешить по кабинету взад-вперед.
– Этот капитан... Ничтожество!! Да...да что он знает о моей компетентности! Он ее даже не видел.... Сволочь!
Благожинский нахмурился, словно туча пред грозою.
– Фамилия?
– Шш...Шереметьев!
– Завтра же на ковер явиться.
Провинившийся Кишечный коснулся корпусом плеча Благожинского. Голос его заметно подсел.
– Ты же... это.... Говорил мне... про батальон. Ведь я же воин, ты помнишь... Воин...
Благожинский повернул голову в его сторону и расплылся в кошачьей улыбке...
– Ты мой воин. Им был, им останешься... А по поводу... твоей компетентности.... Так ее должен видеть только Я...
Занавес опускается. Кабинет главы СБУ превращается в опочивальню императора Тиберия.
Новостные сводки киевских СМИ.
Вчера бойцами спецподразделения 211 была обезврежена группа неизвестных, пытавшихся сломить сопротивление охраны российского банка. При перестрелке убиты шестеро неизвестных, причастных к погрому отделения. Среди бойцов спецзагона жертв не обнаружено...
В тот же день преступники были выпущены на свободу. Бойцы подразделения 211 были подвержены жестким репрессиям.
Судьба человека
Еще не остывший после вчерашних лобзаний кабинет главы СБУ. Благожинский с утра полон энергии..
– Капитан Шереметьев по вашему приказанию прибыл.
– Вольно...
Образовалась пауза. Поляк глядел на изможденного офицера. Шереметьев смотрел в пустоту.
– Знаете, почему вы здесь, а не в клетке вместе со своими бойцами?
– Никак нет.
– С нами связывался ваш отец. Узнав о вашем положении, он начал умолять нас депортировать вас в Севастополь. Мне лично на просьбы его начхать. Но в кругах...столичного полководства...он, как ни странно, пользуется популярностью...
– Уважением...
– Как вы сказали? Впрочем, не важно.... Так вот, ввиду исключения, руководство СБУ, рассмотрев прошение вашего отца, готово пойти на уступки. Но лишь в случае вашего Немедленного исчезновения из города.
В тот момент перед Шереметьевым пронеслись картины южных лет. Он вспомнил дом на Большой Михайловской улице. Вспомнил мать, которая читала ему «Судьбу человека» в то время, как он хворал. Отца, который учил его плавать. Капитан вспомнил академические годы. Профессоров и тренеров, которые принимали непосредственное участие в его становлении как будущего офицера...
– Что будет с бойцами батальона 211?
– На завтрашнем вече они будут представлены народу убийцами «небесной сотни». После этого... неприятного ритуала их ожидает кутузка. И, как вы догадываетесь, покинуть ее пределы удастся нескоро... – глава СБУ начал водить пальцем по бумаге. – Батальон 211... принимал активное участие в уничтожении защитников революции. Враг еврореволюции автоматически становится врагом народа.... Вот такие расклады, капитан...
– Я своих бойцов не брошу.
Благожинский опустил руку, придерживающую подбородок, и поднял глаза на капитана.
– Вы хорошо подумали, молодой человек? Второго такого шанса у вас не будет...
– Решение окончательное.
– Свободен...
Мертвые клетки
Майдан. Десять часов утра в Киеве. Толпа зевак, жаждущих очередной «люстрации», оккупировала площадь. В среде гражданских звучат призывы кровопускательного характера. Слышны кричалки и песнопения, восхваляющие нацистские персоналии из прошлого.На сцене заправляют боевики-радикалы в масках. Между двумя группами красно-черных беспредельщиков представлена шеренга бойцов подразделения 211. У парней скованы руки. Злобное дыхание радикалов, готовых в любой момент разорвать безоружных спецназовцев, ощутимо даже за пределами сцены. Толпу подогревает картавый галицкий тембр...
– Вот они – убийцы украинской нации! Стоят здесь перед вами!
Из глубин человеческой кучи доносятся тошнотворные голоса:
– Отдайте их нам!
– Бросьте! Бросьте вниз! Я самолично шкуры спущу!
– Ганьба! Ганьба! Ганьба!
Резон, хромающий после ранения, подошел к капитану Шереметьеву.
– Ну что, гнида? Хочешь туда?
Последовал плевок в лицо. Офицер не шевельнулся.
На площади раздался истошный крик сумасбродной бабы.
– Убили! Убили моих мальчиков! Не прощу! Ненавижу!
Настроения подхватил галицкий затейник.
– Я обращаюсь к вам, убийцы! Сегодня, глядя в глаза всему народу, вы обязаны молить о прощении! Стоя на коленях перед этими людьми, вы будете извиняться за свои преступления!
Боевики радикального сектора начали подходить к спецназовцам и поочередно бить каждого из них по ногам сзади.
– На колени! На колени перед героями Майдана!
Массовка заревела: «На колени! На колени!»
Стражей порядка принудительно усадили на холодный пол. Из толпы полетели предметы различного происхождения.
Один из бойцов, не выдержав натиска, стал проговаривать некую речь, посвященную нации. Доселе безмятежный капитан Шереметьев резко вскочил на ноги и подошел к галицкому сатиру, удерживающему микрофон.
– Проси! Проси прощения у нации!
Вооруженные радикалы последовали за ним.
– Вы не голос нации! Вы – мертвые клетки...на теле некогда великой славянской нации.... И я не вижу, перед кем здесь извиняться!
После молчаливой паузы, по-видимому, вызванной оглушительной прямотой капитана, толпа заревела: «На дыбу, мразь! Ганьба! Ганьба!»
Бойцов батальона 211 повели через коридор позора. Охраняемые с двух сторон лишь красно-черными боевиками, ребята прочувствовали не только рев обезумевшей толпы, но и ее уколы.
Радикалы умышленно сужали коридор, давая возможность взбесившимся патриотам дотянуться до объекта ненависти. Шереметьев ощутил, как что-то острое полоснуло его по щеке.
Кровавые капли упали на киевский асфальт. Идущий впереди боец, мгновением ранее принявший на себя удар громадного кулачища, внезапно вынырнувшего из толпы, чудом удержался на ногах...
– Капитан, да что же это...
– Держаться, Сережа! Держаться...
Постскриптум
Командующий батальоном 211 Николай Шереметьев был приговорен к десяти годам лишения свободы без права на восстановление по службе. Элитное «шереметьевское» подразделение было расформировано и предано забвению.
