Буквально за несколько последних недель слово «правозащитник» обрело в России новые краски. Выйдя из тюрьмы по президентской амнистии, правозащитниками себя объявили участницы Pussy Riot, недавно отплясывавшие на амвоне ХХС. Правозащитой, в его странном понимании, намерен заняться и вышедший по УДО Илья Фарбер, ранее известный как сельский мошенник, а теперь прославившийся топтанием на офицерских звездочках.
Кого и как будут защищать люди, весь интеллектуальный багаж и жизненный опыт которых умещается в один абзац справки-биографии?
Такая странная компания новых «коллег» вряд ли пришлась бы по вкусу людям, с которыми слово «правозащитник» плотно ассоциируется уже много лет. Вряд ли задался бы разговор, например, Солженицына и г-жи Алехиной. Ее впечатлений о зоне в разговоре с таким человеком хватило бы минуты на две. Или академик Сахаров вряд ли вдавался бы в особенности мыслительного процесса товарища Фарбера. Имея расхождения с властью, он, тем не менее, был патриотом своей страны и разом всех российских офицеров бы не оскорблял.
Странной на первый взгляд, но абсолютно маркетинговой логикой руководствуются эти самопровозглашенные «правозащитники». Сначала совершим уголовное преступление, затем объявим себя политзаключенными, затем, когда выйдем (а выйдем точно, поди не сталинские времена) – подадимся в правозащиту, а заниматься все это время по факту будем политикой. Это абсолютно читающийся, да и не скрываемый особо карьерный план, план продвижения себя в медиасреде для повышения собственной узнаваемости и – среди определенной категории рукопожатных – популярности.
В отличие от Сахарова и Солженицына, эти «новые правозащитники» – никто. Их как бы просто нет за рамками этой выбранной стратегии. Они могут оставаться популярными шутами, артистами весьма оригинального жанра – но при чем тут правозащита? Правозащита – это не только наезды на власть. Правозащитниками в советское время становились люди просвещенные, авторитетные, занятие которыми каких-то новых по смыслу позиций меняло настроение массы людей. Но «Пусси Райот» не входили в научную элиту страны, как Сахаров, а Фарбер не воевал, не застрял в ГУЛАГе и не получил Нобелевскую премию по литературе. И Нобелевскую премию мира никто из новых самозваных правозащитников, надеюсь, не получит – иначе это будет огромной потерей статуса для премии и членов Нобелевского комитета.
Про Сахарова не слышали, Солженицына в рамках школьной программы пролистали – и ладно. Наступили на ногу – теперь правозащитником буду. Кого и как будут защищать люди, весь интеллектуальный багаж и жизненный опыт которых умещается в один абзац справки-биографии?
Никого, план не в этом. Вопрос в аудитории. Этим персонажам вовсе не нужен тот вес, которым обладали их предшественники. Их аудитория – не весь народ, а исключительно две категории: московская тусовочка и спонсоры. Надо просто вовремя что-то говорить, желательно в камеру или микрофон. И при чем тут правозащита?
Сейчас правозащитниками скорее являются совсем другие люди. Например, правозащитник и член Общественной палаты Ольга Костина. Еще в 2005 году она создала межрегиональную правозащитную организацию «Сопротивление», которая оказывает юридическую и психологическую помощь потерпевшим и свидетелям преступлений. Масштабы работы огромные, но все это ни разу не похоже на реалити-шоу.
Или адвокат Анатолий Кучерена, председатель комиссии по проблемам безопасности граждан и взаимодействию с системой судебно-правоохранительных органов Общественной палаты – чем не правозащитник? В 2007 году он защищал интересы жителей Южного Бутово, пострадавших от лужковской многоэтажной застройки, а в 2010-м – интересы садоводческого товарищества «Речник». В 2013 году Анатолий Кучерена отстаивал упрощение процедуры обжалования штрафов, настаивал на усилении контроля за автостраховщиками, защищал бывшего сотрудника ЦРУ Эдварда Сноудена, что не помешало ему при этом участвовать в освобождении арестованных активистов «Гринписа», арестованных в прошлом году на нефтеплатфоме «Приразломная» в Печорском море.
Новое время вовсе не противопоставляет правозащитника власти, а – благодаря нормальным правовым основам государства – позволяет им сотрудничать – ради тех, кого правозащитники (реальные) должны «правозащищать».
Очень показательно, что истерика по поводу введения в России закона об «иностранных агентах» сейчас продолжается в основном за рубежом, где остались фонды, которым теперь стало затруднительно российские НКО «окормлять». Российские же правозащитники, взвесив все за и против, действию закона подчинились. Глава МХГ Людмила Алексеева, ставшая правозащитником еще в советское время, заявила, что не может себе позволить считаться иностранным агентом и от иностранного финансирования отказывается. Десятки правозащитных организаций при этом получили государственные гранты через движение «Гражданское достоинство». Потому что если пришло время выбора между политикой и правозащитой, то следует выбрать правозащиту как служение, которым они занялись в свое время вовсе не ради коллекционирования собственных интервью и фотосессий, а бескорыстно.
На днях стало известно, что в России начали разрабатывать этический кодекс правозащитника. Жаль, что он понадобился. Надеюсь, подпись под ним будет чего-то стоить.
