Владимир Можегов Владимир Можегов Как джаз взломал культурный код белой Америки

Когда говорят, что джаз – музыка народная, это не совсем правда, или даже – совсем не правда. Никаких подлинных африканских корней у этой музыки нет. Но как же такая музыка смогла не только выжить, но и завоевать мир? А вот это очень интересная история.

6 комментариев
Тимур Шерзад Тимур Шерзад Выборгская резня навсегда останется позором Финляндии

29 апреля 1918 года финские белые войска взяли Выборг, один из главных центров красных финнов. И тут же принялись вымещать свою ненависть к коммунистам. Но большинством жертв кровавой расправы стало обычное русское население города.

12 комментариев
Андрей Новиков-Ланской Андрей Новиков-Ланской Русская идея Иммануила Канта

Самая устойчивая кантианская цитата – его сентенция о звездном небе над нами и нравственном законе внутри нас. В этой метафоре сконцентрированы главные русские интуиции: чувство бесконечного пространства и нравственное чувство, поиск высшей справедливости.

19 комментариев
21 мая 2008, 17:33 • Культура

Лес в телефоне

Лес в телефоне
@ liter.net

Tекст: Дмитрий Воденников

Ночью осваивал функции в новом телефоне. В частности, проверил камеру. Камера как камера, ничего особенного. Во время съемки – в полной тишине (изредка только проезжала машина за черным открытым окном) увидел: маленький восьмигранный кофейный столик, какое-то барахло на нем, пачки сигарет, часть стула, стиральную машину, край дивана, собственное колено...

Чтоб разобраться, как всё это потом посмотреть, нажал функцию «Воспроизвести».

И вдруг услышал ветер.

Он будет, когда я умру и когда мне почудится, что сквозь пол и через меня прорастают равнодушные ко мне и ко всему остальному деревья

Звук ветра был такой низкий, густой, как может шуметь только море (впрочем, это и было похоже на море) или огромный лес.

Но самое главное было не в этом.

Ветер – был древний.

Сквозь этот ветер – записанный через динамик на звуковую карту, каким-то образом вытянутый техникой – я смотрел, как все на экране стало другим. Как рамка картинки уставилась сперва на маленький восьмигранный стол с барахлом посередине (каким-то другим, но узнаваемым, родным), потом начала передвигаться медленно, как будто совершая какое-то важное дело, на часть стула, потом на стиральную машину, на линолеум, потом описала круг и уткнулась в колено.

И над всем этим (внутри всего этого) плыл низкий тяжелый первобытный шум.

Море вдыхало и опять выдыхало.

Лес шумел.

Ветер дышал, как живое существо, как присутствующее чудовище.

И столько в этом было смысла и безразличной печали, что главным был именно этот звук, а не вся эта движущаяся жизнь на экране.

... Говорят, есть такие фотографии, бытовые, с каких-то среднестатистических вечеринок, на которых вдруг при просмотре на следующее утро запечатленные на них люди замечают, что между их лиц (расгоряченных, каких-то раскоряченных, глупых, неполучившихся) проступает еще одно лицо. Совершенно неясное, чужое, как будто стертое, непроявленное, но очевидное.

И я не верю им. Не верю этим людям, не верю этим свидетелям, самим фотографиям, выложенным в сеть. Это, наверное, просто какой-то блик, случайный эффект, визуальный брак.

Но ветер-то в телефоне был – настоящий. Он – есть.

Просто я никогда не слышал его.

Он был, когда я входил в кухню, когда вертел в руках мобильный телефон, когда открывал меню, когда водил видеоискателем с предмета на предмет... Он был, когда я родился и думал, что надо мной проплывают громадные белые рыбы. Он будет, когда я умру и когда мне почудится, что сквозь пол и через меня прорастают равнодушные ко мне и ко всему остальному деревья.

И только один раз в жизни диктофон этот ветер выявил и запер в картинке.

Но ветер – он – навсегда.

Древний, похожий на первобытный лес или море.

И это было посильнее «Фауста» Гете.

...Пустая телега уже позади,
и сброшена сбруя с тебя, и в груди
остывшие угли надежды.
Ты вынут из бега, как тень, посреди
пустой лошадиной одежды.

Таким ты явился сюда, на простор
степей распростертых, и, словно в костер,
был брошен в веление бега.
Таким ты уходишь отсюда с тех пор,
как в ночь укатила телега.

А там, за телегой, к себе самому
буланое детство уходит во тьму,
где бродит табун вверх ногами
и плачет кобыла в метельном дыму,
к тебе прикасаясь губами.

Небесный табун шелестит, как вода,
с рассветом приблизятся горы, когда
трава в небесах заклубится
и тихо над миром повиснет звезда
со лба молодой кобылицы.

..............