Говорят, новый закон об иностранном капитале приведет к закрытию многих глянцевых изданий. Почему же никого из тех, кто сейчас страдает по этому поводу, ни капли не жалко? Потому что это они научили нас не жалеть.

1

Одним из самых цитируемых текстов недели стала статья Марии Байбаковой, посвященная правильному увольнению прислуги. Журнал Tatler устами «лондонской отличницы» выдал отечественным олигархам несколько ценных советов, и текст почему-то не прошел незамеченным.

Дело в том, что именно глянец двадцать лет учил страну презрению, ненависти, умению унижать слабого, бить сзади и вытирать ноги о чью-то спину

Пользователи Сети крайне воодушевились и всыпали автору по первое число. Нашлись у Байбаковой и защитники, которые, как и критики, не заметили, что в статье «прямиком из Лондона» слишком много открытой рекламы брендов (какие-то «экологически чистые средства» – не знаю, что это могло бы значить), а значит, вопрос стоит переводить не столько в моральную, сколько в юридическую плоскость.

Налоги заплатили с полученных от рекламодателя денег?

А несколькими днями ранее та же общественность (причем тут оба лагеря были едины), не жалея себя, заходилась в праведном негодовании по поводу нового закона, ограничивающего долю иностранного капитала в СМИ. Это как раз о «глянце», как ни странно, который, по словам просвещенной публики, может закрыться вдруг, и мы понесем ужасную утрату.

Как сказал о смерти Валерии Новодворской один блогер, «с ее уходом мы поглупели». И немедленно поглупел, конечно.

Обсуждение того, «как мы будем жить без глянца», немного утихло, но мы еще об этом услышим. Публика пока просто занята возмущением законом о «виллах» (текст документа никто не читал, правительственный отзыв – тоже, законопроект в этом виде принят не будет, но кому когда такие мелочи мешали, тьфу на них), а мы вернемся к глянцу, который может закрыться.

Вместе с Байбаковой (которую не так перевели, как она сама утверждает) и ее слугами.

Думаю, что самое время поговорить о кармическом воздаянии.

2

В романе Сервантеса «Дон-Кихот» самое интересное и важное – медленное преображение нашего взгляда на героя. Сначала идальго нелеп, потом комичен, и, наконец, его история становится настоящей трагедией. Гибнет хороший человек, сумевший сохранить себя, а мы узнаем об этом так поздно.

Проблема Дон-Кихота – не в нем, а в нас, и любой сюжет, я полагаю, стоит мерить именно этой меркой.

Давайте попробуем вспомнить, кем казались прогрессивной общественности 90-х редакторы (и уж тем более авторы) толстых журналов. Энтузиастами?  Нет, тогда и слов таких не знали. Фриками, лузерами, жалкими лапотниками, с которыми серьезно и говорить не о чем.

Ну, чего им было надо? Денег все это не приносило, в рынок ну никак не вписывалось, раскинуть понты тоже было нельзя. Чисто конкретно страна свободы обсуждала разборки, понятия, фасон пиджака, который позволял скрыть ствол.

Затем пришли сытые «нулевые»: вчерашние пользователи стволов стали, кривляясь, играть в аристократию (привет Байбаковой): рынок адаптировался, и вместо «Чары» (сколько лохов купилось на это, смешно, правда: отчего бы не покуражиться-то), в глянце попроще появилась реклама третьесортных шмоток, а в глянце с претензией – парфюма стоимостью в сто «потребительских корзин».

Бабло побеждает зло – главный лозунг эпохи потребления – вполне доходчиво объясняет, где оказались в эти времена наши Дон-Кихоты. Воевали с ветряными мельницами, бились незаметно за чьи-то неизвестные сердца. Даже самодовольного презрения от сильных мира сего не заслужили.

Толстые литературные журналы не уничтожили не из жалости: просто снобам нужен был фон, на котором, как им казалось, выгодно смотрится всякий, кто умеет отличить одну тряпку от другой.

Живите, не жалко.

3

И жили. Спивались, уходили в таксисты, подрабатывали рекламой, писали что-то без надежды, заканчивали жизнь самоубийством. И все это тихо, внимания к очередному ухажеру какой-нибудь политически активной колумнистки глянца хватило бы на двадцать лет провинциальной русской культуры.

Культура была и остается корявенькой, маленькой, плохонькой. Кое-как просачивается сквозь шеренги друзей Иосифа Бродского и собутыльников Сергея Довлатова, нет-нет, да и отыщешь что-то в журналах, которые никому не нужны.

Торжествующий глянец гогочет заливисто: спа-салон, трусы, рынок все стерпит и все расставит на свои места. Все было так еще вчера.

И тем удивительней читать коллективную заплачку: оказывается, ни в коем случае нельзя закрывать глянец, ни-ког-да. Общественность топочет ножкой, негодует, требует, ругается – как это больно, оказывается, когда тебя вдруг нет и рынок тебе не поможет.

По секрету скажем, что и рынок-то – вранье на вранье: безбожное завышение тиражей – вот и вся методика под рекламный бюджет. Да, «экологически» чистое что-то – тоже мне, открыли Америку.

Но не в этом дело.

Дело в том, что именно глянец двадцать лет учил страну презрению, ненависти, умению унижать слабого, бить сзади и вытирать ноги о чью-то спину. Все те, кто сейчас (вчера и завтра) ноют, закатывая глаза, о том, что их обижают, столько лет обижали, растаптывали, издевались над всем, что было «лоховством», что «лоховство» выжило из одного лишь упрямства.

Когда умирает Дон-Кихот и верный Санчо Панса утешает старого друга: мол, будет еще столько приключений – худой, некрасивый, в коричневых пятнах, рыцарь печального образа отвечает, что ничего дальше не будет, а зовут его не Дон-Кихот, а Алонсо Добрый.

Да, его звали Алонсо Кихано Добрый, кто бы спросил его об этом за весь роман.

Он был добрый, а вы были злы, и поэтому вас не жалко. Закроют ваши глянцевые гадюшники, устроитесь в толстый литературный журнал корректором. Там еще умеют прощать, это только мы с вами уже разучились.