Если и идет речь в Севастополе об оккупации, то только об оккупации украинской

В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Евгения Петрова о том, почему присоединение Крыма к России ничем не отличается от объединения ФРГ и ГДР.

Стюардесса последний раз прошлась по салону самолета, предлагая взлетную карамель. Я тоже взял парочку. Много чего изменилось в нашей жизни за последнее время. Вот и летаем не только самолетами «Аэрофлота», да и ТУ-104 канули в лету, но вот вкус взлетной карамели остался неизменным.

За этим коротким сочетанием «Симферополь – Россия» сокрыто то многое, чего в двух словах не расскажешь

«Боинг» легко набирает высоту, под нами раскинулась фантастическая по своему предрассветному зрелищу панорама ночного Петербурга. Гул турбин действует убаюкивающе, я закрываю глаза и погружаюсь в воспоминания.

Самолет уносит меня в мир детства, такой сладостно приятный, как вот эта взлетная карамель со вкусом ностальгии. Через три с небольшим часа мы должны будем совершить посадку на крымской земле. Конечный пункт назначения – Севастополь, Августейший город, город славы русских моряков, а теперь и просто город славы русских людей.

Я не был в этом городе более четверти века, сказать, что я испытывал волнение, значит не сказать ничего. На посадочном талоне был указан пункт отправления: Санкт Петербург – Россия и пункт прибытия: Симферополь – Россия. Вот за этим коротким сочетанием «Симферополь – Россия» сокрыто то многое, чего в двух словах не расскажешь.

Были здесь и черный дым горящих покрышек Майдана, и Вика Нуланд со своим подарочным набором «Мальчиша-плохиша», и мэр-боксер, и исполнитель роли президента. Все это в одночасье кончилось. Я лечу в Россию, лечу на родину своей матери, туда, где служил военным моряком на крейсере «Молотов» мой отец и где ждет меня сестра, с которой не виделись вот уже 27 лет.

Когда друзья говорили: «Счастливо тебе отдохнуть на югах!» – я обижался, ведь к отдыху мой вояж не имел никакого отношения: загорание на пляже и поедание чебуреков – это совсем из другой оперы.

Сделав несколько витков, спираль жизни возвращала меня на круги своя. В самое синее Черное море, горьковатый вкус которого я хранил где-то глубоко в душе, вкус, который не сравнится по солености с водой Балтики: это вкус детства.

«Уважаемые пассажиры, наш самолет снижается!» Голос командира лайнера вернул меня к реальности, барабанные перепонки уловили этот маневр чуть раньше объявления.

«Боинг» прорезал пелену облаков, и я увидел очертания хорошо знакомого географического контура Крымского полуострова, или, может, это моя фантазия рисовала такие картины. Почему-то вспомнился «Остров Крым» Аксенова – вот он, островок русского мира, непокоренный остров, выдержавший четверть века оккупации, но оставшийся верным своим духовным корням. Да простят меня злые языки за высокопарный слог.

Вот и первые шаги по крымской земле, в толпе встречающих пытаюсь отыскать сестру, пока не нахожу. Читаю таблички, что обычно держат в руках те, кто встречает незнакомых людей, на одной из них довольно странная надпись: «Немец Василий». Кто бы это мог быть, что за немец с исконно русским именем? Ответ на этот вопрос мне узнать было не суждено.

Рассказываю сестре, что решил помочь нашему президенту, он-де, по сообщениям Маши Харф, единственный турист этим летом в Крыму. Ну что же, значит, я буду вторым, почту за честь разделить такую компанию.

Еще час в пути по равнинной части Крыма, и мы въезжаем в город-герой Севастополь. Сестра с мужем живут неподалеку от исторического Херсонеса: мне повезло вдвойне. В первый же день приезда спускаемся к морю, пройдя через знаменитый сквер Анны Ахматовой, пытаюсь представить, как гуляла здесь русская поэтесса, как встречался у колокола со своей возлюбленной лейтенант Шмидт.

Есть что-то сакральное в этих камнях: этот берег до предела насыщен историческими событиями, здесь каждый камень – обелиск. По преданию, именно в этих местах начинал проповедовать апостол Андрей Первозванный, и здесь же принял христианство равноапостольный князь Владимир.

По возвращении домой друзья часто спрашивали меня: «Ну как там люди? Есть ли разница, что показывают нам по телевизору и что там на самом деле?»

Ответить на этот вопрос и просто, и сложно. Просто потому, что разницы нет, эмоции невозможно подделать. И если и писал Александр Сергеевич «..здесь русский дух, здесь Русью пахнет», то писал он, сам того не ведая, про Севастополь 2014 года.

Когда я спросил сестру, как у них проходил референдум – не под дулом ли автомата? – она ответила мне очень доходчиво: «Я на референдум ходила с флажком Российской Федерации, а было бы знамя, пошла бы со знаменем!» Что тут еще можно добавить.

Сложно ответить тем, кто считает, что мы поступили, мягко говоря, неправильно, что нехорошо брать чужое. Да, чужое брать нехорошо, но нам чужого и не надо – как можно назвать Севастополь чужим городом? Как можно пройти мимо, когда тебя просят о помощи? Хотя, говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Хорошо, тогда давайте вспомним, как объединились ФРГ и ГДР. Почему ни у кого в так называемом цивилизованном мире не возникло на сей счет вопросов?

И та же фрау Меркель, если не ошибаюсь, уроженка восточных земель, вполне комфортно себя чувствует в роли оккупированного гражданина. То есть то был процесс воссоединения нации, тогда почему воссоединение Крыма с Россией – это аннексия и оккупация? И если это оккупация, то где партизанское движение, где движение сопротивления?

Ответ на этот вопрос лежит на поверхности – мы сделали это без спроса. Дескать, надо было спросить на это разрешения, как говорит наш президент, у наших партнеров. Вот что возмутило международную общественность – «Не должно сметь, свое суждение иметь», а все остальное – политическая трескотня.

Может быть, нашим партнерам будет лучше понятно, что произошло в Крыму, если они увидят контуры бывшего украинского флага на гранитном берегу у входа в Севастопольскую бухту.

Изображение флага слегка просматривается, краска въелась в камень, и смыть ее каким-либо растворителем стало невозможно. Так вот, добровольцы, вооружившись металлическими щетками, газовыми горелками и альпинистским снаряжением, сантиметр за сантиметром выскребали, выжигали 40 квадратных метров чужой государственности день за днем.

Проще бы было этот флаг закрасить, но тогда бы он мог проявиться вновь. Нужны ли еще какие-то доказательства свободного волеизъявления севастопольцев?

И если и идет речь в Севастополе об оккупации, то только об оккупации украинской, которую, кроме как 23 годами рабства, не называют. Вот слова простого жителя Севастополя: «..мой отец никогда не был Миколаем! Не надо писать мне в паспорте отчество Миколаевич!» Вряд ли это поймет кто-либо из наших международных партнеров, да и надо ли им это объяснять?

Помнится, некий украинский министр обороны с многозначительной фамилией Гелетей, подписавший нераскрытой авторучкой присягу, мечтал провести парад в украинском Севастополе.

Так вот «украинский Севастополь» – это и есть пример модного ныне слова «оксюморон», и Пигмалиону за океаном, создающему таких вот Галатей, это надо бы хорошо усвоить.