Признав конец гегемонии Запада, Макрон допустил важную ошибку

Французский президент провел во вторник ежегодное совещание с послами, на котором продолжил излагать свое представление о необходимости новой стратегии для Франции и Европы. Важное место в ней занимают и отношения с Россией – но вообще-то замах у Макрона глобальный, даже не общеевропейский.

Это видно по его высказываниям конца прошлой недели, еще накануне саммита «большой семерки». Сразу после встречи с Владимиром Путиным Макрон провел встречу с представителями французского бизнеса, на которой заявил о своем желании продвигать «инициативу по пересмотру нашей международной системы». Причем речь идет не просто об отношениях между государствами, а вообще об устройстве современного мира, как экономическом, так и политическом. Оговорившись, что «та модель, которую предстоит разработать, отнюдь не будет означать прекращения действия системы рыночной экономики», Макрон все же поставил под вопрос сами основы современной модели, точнее то, что под ней понимает Запад:

«Однако нельзя не признать, что эта модель заржавела в результате того, что деградировала сама система демократии. А также потому, что сам капитализм деградировал и сошел с ума – так как мы сами же порождаем те проявления неравенства, урегулировать которые мы затем не в состоянии».

То есть демократия и капитализм деградировали, и нужно придумать что-то новое, позволяющее идти дальше. Отчасти это, конечно, ответ на то, что говорил несколько месяцев назад Владимир Путин – что «либеральная модель» потерпела крах. Впрочем, президент России тогда не говорил о кризисе капитализма как такового и вообще имел в виду в основном западные страны. Макрон тогда возразил Путину, заметив, что либерализм жив. Однако теперь решил выступить в качестве реформатора не просто либеральной модели, но и всего мироустройства как такового.

Разговор о сути рыночного капитализма, который действительно пришел к своему системному кризису и находится в тупике, приводя ко все большему накоплению богатства в руках узкой прослойки сверхбогатых, настроенной при этом космополитически, – это сложнейшая и не имеющая сейчас решения тема. Глобальная рыночная экономика все меньше отвечает интересам национальных государств и будет меняться по мере того, как они (а точнее, их союзы) будут перехватывать у транснациональных корпораций контроль и само направление движения глобализации.

Макрон говорит о кризисе демократии. И тут цифровое общество будущего с его виртуализацией реальности и тотальным контролем за всеми гражданами тоже приведет к переформатированию нынешней системы выборов. Однако скорость и глубина всех этих изменений, и даже их необратимость, очень сильно зависят от того, как будет складываться ситуация на мировой арене. То есть от «банальной» расстановки сил и стратегий основных игроков, от геополитики. И вот тут Макрон тоже не скрывает своих целей:

«Мы видим конец западной гегемонии в мире. Обстоятельства меняются...

Мировой порядок переживает беспрецедентный кризис. Мир живет в эпоху кризиса рыночной экономики и огромных потрясений в технологическом и экологическом плане. Европейской цивилизации необходима новая, дальновидная стратегия».

То есть Макрон согласен с тем, что западный цикл в мировой истории заканчивается. Некоторые европейцы предчувствовали это еще столетие назад. И появление в России коммунистического проекта как бы подтверждало их опасения. Но, несмотря на потерю формального контроля над все большей частью мира (сначала СССР, потом Китаем и колониями в Азии и Африке), Запад продолжал верить в непоколебимость своей гегемонии. А после развала СССР в 1991 году и вовсе впал в ересь «конца истории».

У Макрона хватает мужества признать это – чтобы попытаться спасти то, что ему дорого, а именно западную цивилизацию, точнее ее европейскую часть. Для этого нужна новая стратегия, отвечающая на стоящие перед Францией и Европой вызовы. Самостоятельная стратегия, подчеркивает Макрон, «не подстраивает свою политику под кого-либо». А дальше говорит уже, по сути, не о Франции, а о Европе:

«Мы единственные, для кого неподвижность смертельна. Другие могут иметь не многостороннюю, а одностороннюю или двустороннюю стратегию, мы – нет».

И снова о Франции – «нам надлежит играть в мире роль державы равновесия». Невозможность провести жесткое разграничение понятна: Макрон сторонник евроинтеграции, то есть передачи все больших полномочий на наднациональный, общеевропейский уровень. То есть Франция постепенно растворяется в Европе. При этом, правда, в Париже рассчитывают, что именно французы будут, по сути, определять если не внешнюю политику Евросоюза, то его международную стратегию.

Западная гегемония заканчивается, и все больше укрепляются «новые державы», сказал Макрон – «Китай выдвинулся на первый план, а Россия добивается большего успеха в своей стратегии». Усиление России Макрон прямо связал с ослаблением Запада:

«Вот уже пять лет, как Россия занимает небывалое место во всех крупных конфликтах, потому что Соединенные Штаты Америки, Великобритания и Франция были слабы. Запад не реагировал соответственно, когда Россия пересекала «красную линию». Россия максимизировала в контексте актуальности все свои интересы. Она вернулась в Сирию. Она вернулась в Ливию. Она вернулась в Африку. Она присутствует во всех кризисных ситуациях из-за наших слабостей и ошибок».

Впрочем, слабость Запада ведь возникла не просто так – она стала прямым следствием провала попытки Запада установить свою глобальную гегемонию на беспрецедентно высоком уровне, путем как военного, так и финансово-экономического диктата. Это был замах на глобальную империю, которая диктует всем и все. И он провалился, вызвав мощнейший кризис самого Запада.

При этом Запад не просто слабеет: он не хотел этого признавать, и одновременно с этим попытался изолировать и блокировать набирающую силы Россию. Такой неумной политикой давления на Россию Запад лишь еще больше ослаблял свои позиции на мировой арене и давал новые возможности для нашей страны, в том числе и по возвращению тех позиций, которые были у нас в советские годы. 

Но Макрон пытается представить усиление России лишь как на следствие ослабления Запада – и делает неправильные выводы.

Заявив о том, что присутствие России во всех кризисных ситуациях вызвано слабостью и ошибками Запада, Макрон сказал, что подобное положение дел не может сохраняться долго:

«Я в это не верю. И если бы я был на месте русских (...), я бы задался таким вопросом, потому что эта великая держава, много инвестирующая в свои вооружения, которые нас так пугают, имеет ВВП, равный Испании, убывающую демографию, стареющую страну и нарастающую политическую напряженность».

То есть Макрон говорит, по сути, о том, что «не по Сеньке шапка» – Россия, воспользовавшись слабостью Запада, возомнила о себе слишком много, но сил-то у нее на то, чтобы быть сверхдержавой, нет. Тут есть, конечно, сильнейшее передергивание. Впрочем, очень частое у наших западных соседей. В девяностые годы нам предрекали сокращение населения едва ли не на треть за следующие 50 лет, в нулевые доклады ЦРУ исходили из большой доли вероятности распада России к 2020 году, а уж про размер ВВП и вовсе говорить смешно, особенно если взять долю расходов на армию в нашем бюджете. И это не говоря о том, что Россия является великой мировой державой уже 300 лет – и при всех испытаниях, поражениях и падениях каждый раз восстанавливала свое влияние, причем, как правило, даже усиливая его.

Впрочем, рассуждения о слабых местах России нужны были Макрону для обоснования своего главного тезиса – что Европа и Россия нужны друг другу. Ведь предназначение России не в том, чтобы стать «миноритарным союзником Китая», сказал Макрон, продемонстрировав полное непонимание сути российско-китайского сближения. Впрочем, тезис «Китай подавит Россию» используется регулярно и уже не удивляет. Обычно его применяют те, кто считает, что Россия боится Китая и нужно всячески развивать в русских этих страхи с тем, чтобы не допустить укрепления российско-китайского альянса. Макрон, впрочем, честно признает, что такой альянс не в интересах Европы:

«Я думаю, что толкать Россию дальше от Европы – глубокая стратегическая ошибка. Потому что мы толкаем Россию либо в изоляцию, что создает напряжение, либо в союзничество с другими большими державами, как Китай. И это совсем не в наших интересах».

Европа, наоборот, должна в определенный момент подготовить и предложить России «стратегическую опцию, которую она, несомненно, будет искать», заявил Макрон. То есть европейские мудрецы должны предложить России такую роль в мире, от которой она не сможет отказаться. «Мы в Европе, и Россия тоже», заметил президент:

«Если в определенный момент мы не сумеем сделать что-нибудь полезное вместе с Россией, то останемся при глубоко бесплодной напряженности, продолжим иметь всюду в Европе замороженные конфликты. Мы продолжим жить в Европе как в театре стратегической борьбы между США и Россией».

Поэтому Макрон «искренне убежден, что также нужно основательно перетасовать карты, установить искренний и требовательный диалог с Россией», выработать общеевропейскую стратегию в отношении России. Французский президент призвал «стратегически использовать пути сближения с Россией», ставя при этом «свои условия». Он отметил, что многим из присутствующих в зале дипломатов приходилось иметь дело с ситуациями, которые диктовали настороженное отношение к России, «иногда оправданно». «И все наши отношения с Россией с момента падения Берлинской стены были построены на этом недоверии. Из-за чередования недоразумений». Принципиальные разногласия с Россией при этом остаются, признал Макрон – в том числе и «российский проект, глубоко консервативный и противостоящий европейскому проекту».

На эту тему
• Макрон объявил о конце гегемонии Запада в мире
• Макрон заявил о необходимости Европы для России
• Макрон заявил о деградации демократии и капитализма

Действительно, есть наша консервативная (а на самом деле традиционалистская) идеология, связанная как с религиозными и моральными ценностями, так и с геополитикой. Россия – самодостаточное государство-цивилизация, европейско-азиатское, но при этом и не европейское, и не азиатское. Евразийское, если так проще нас понять, хотя лучше понимать как русских.

Когда мы видим сегодняшний европейский проект, мы понимаем, о чем идет речь: в смысле ценностей это тот самый умирающий либеральный проект. Нам его не надо, и не только в силу ценностных различий. Но геополитически мы готовы предложить Европе быть вместе от Лиссабона до Владивостока – то есть от Атлантики до Тихого океана.

Это совсем не то, что от Лиссабона до Урала, как говорил де Голль, потому что если европейцам нужна европеизация России, то нам нужно обращение европейцев в нашу сторону, в сторону русских, их разворот в сторону Азии, переход к Евразии. Такой формат не предусматривает отказа от своей сущности ни для европейцев, ни для русских. Но в «до Владивостока» мы можем быть и вместе с китайцами, и вместе с европейцами. А в формате «до Урала» нам предлагают лишь опцию части европейского проекта. Так дело не пойдет – тесноват для русских такой наряд.

Впрочем, стремление Макрона «очень глубоко переосмыслить грамматику» отношений с Россией в любом случае можно приветствовать – атлантического духа в новом французском осмыслении точно станет меньше.