Россия заняла место США

Дмитрий Медведев, Сергей Лавров и Дмитрий Рогозин высказывают готовность противостоять американской внешней политике. Джон Маккейн и Кондолиза Райс осуждают «безответственность» и «агрессивность» России. Декларации российских и американских политиков показывают, что Россия и Америка во многом поменялись местами в своем видении мировой политики. При этом у двух стран гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд.

Последние три дня Россия и США активно обмениваются жесткими заявлениями. Во вторник кандидат в президенты России Дмитрий Медведев, впервые высказавшись по международным проблемам, четко обозначил намерения России вести независимую внешнюю политику, развивать отношения со странами, которые американцы считают недружественными, и активно действовать на постсоветском пространстве.

Обе стороны исходят из совершенно разных посылок, а потому диалог по существу становится невозможным

В среду министр иностранных дел РФ Сергей Лавров высказался по широкому спектру международных проблем, подчеркнув, что у России есть свои интересы в ближнем зарубежье и она эти интересы будет отстаивать. Напрямую министр про США не говорил, но зато не пожалел сарказма в отношении американских союзников – Грузии, Литвы, Великобритании.

В четверг новоназначенный представитель России при НАТО Дмитрий Рогозин подхватил эстафету. От него тоже досталось Грузии, а заодно Украине. Сказав ритуальные слова о необходимости сотрудничества с альянсом, Рогозин раскритиковал НАТО за неспособность решать реальные проблемы – вроде афганской.

В свою очередь американские политики не остались в долгу. Причем они говорили без обиняков. В среду кандидат в президенты США Джон Маккейн заявил, что в мюнхенской речи Владимира Путина он услышал «стиль холодной войны».

Товарищ Маккейна по партии государственный секретарь Кондолиза Райс, находящаяся на форуме в Давосе, была дипломатичнее. Она заверила, что ни о какой холодной войне речь не идет. И даже пожурила литовского президента Валдаса Адамкуса за излишнюю резкость в отношении России. Однако и она обвинила Россию в «неразумной и безответственной риторике».

В этом «обмене любезностями» обращает на себя внимание различие в характере аргументации. Российские политики используют резоны «реальной политики». Они говорят о геополитических и геоэкономических интересах. Американцы же прибегают к моралистической риторике. Они оперируют понятиями общечеловеческих ценностей, прав человека, свободы и демократии и т.п.

У обеих парадигм есть свои сильные и слабые стороны. Реалисты твердо стоят на земле, а потому с ними трудно спорить по существу. Моралисты обращаются к будущему, а потому им сложно возражать. В то же время первым регулярно напоминают, что realpolitik – это позапрошлый век, что традиционная политика давно устарела. А вторых не менее регулярно тычут носом в двойные стандарты.

В любом случае получается разговор слепого с глухим. Обе стороны исходят из совершенно разных посылок, а потому диалог по существу становится невозможным. При этом возникает два интересных парадокса.

Российская дипломатия унаследовала от советской сильную степень идеологизированности. Американская внешнеполитическая элита (во всяком случае, ее республиканская половина) всегда придерживалась реалистической политики. Но за последние 2–3 года Россия совершила решительный поворот к прагматизму. А вот США с приходом «неоконов», наоборот, впали в сугубую идеологичность и морализм. То есть две страны словно поменялись местами. Это парадокс первый.

Второй же парадокс заключается в том, что различие подходов показывает тот факт, что обе страны находятся в одном цивилизационном и ценностном поле. Именно поэтому Россия не может принять моралистическую риторику: придется признавать, что многие ценности, равно значимые для нас и для американцев, у нас соблюдаются не полностью. А США не могут вернуться к реализму – иначе придется признавать, что у России куда больше оснований претендовать не ведущую роль на постсоветском пространстве.

Такая общность создает двойственную ситуацию. С одной стороны, невозможность диалога усиливает напряженность. С другой – делает практически нереальным переход конфликта в антагонистическую стадию.

Так что новая холодная война, скорее всего, не случится. Однако, как гласила старая советская присказка, «войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».