Впечатлившись картинами отмены русской культуры в Европе, некоторые сделали вывод о том, что русские сегодня – это «новые евреи», новые уникальные мировые изгои. Но не стоит задирать нос.
При внимательном рассмотрении обнаруживается, что отмена русской культуры – это лишь отражение той отмены европейской культуры, к которой в последние годы стремились и местами довольно близко подошли активисты темнокожих, женских и иных заинтересованных меньшинств. Да, это отражение усиленное, концентрированное и более широко подхваченное, хотя сама эта готовность подхватить отмену кого-то еще, возможно, объясняется подсознательным желанием европейцев отыграться, найти кого-то еще более достойного отмены, чем они сами.
Европейскую культуру (в том числе культуру американцев европейского происхождения) хотят отменить, потому что она в основе своей колониальная, имперская, бело-супрематистская – словом, культура, в течение столетий методично выпалывавшая ростки, которые возможно дали бы человечеству совсем иные культурные результаты, вывели бы его к иным горизонтам. Это и возмездие народов и групп, которые достигнув совершеннолетия, обнаружили, что лишены положенного им наследства, и наивный ресентимент против истории, которую уже никак не изменишь – попытка что-то затереть, что-то подновить, что-то фальсифицировать и сделать вид, что так оно и было.
Что ж, русская культура находится по отношению к своим гонителям в том же положении, что и культуры европейских народов – к своим. Как ни парадоксально, в этом она тоже обнаруживает свой европейский характер. Попросту говоря, к ней предъявляются те же претензии, высокие и вместе с тем абсурдные, как зарубежными отменителями, так и теми, кто им сочувствует внутри страны. Как было сформулировано в одном из сетевых обсуждений, «русская культура несет в себе имперскую идею и программирует людей на ее продолжение в действительность». Не нужно возражать, так оно и есть.
И наш любимый Достоевский, который написал про «слезинку ребенка», был убежденным сторонником имперской экспансии. И наш любимый Пушкин не хотел себе иной родины вместо огромного и продолжавшегося расширяться российского пространства.
Имперство, империализм для многих теперь ругательство. Однако, переводя на стилистически нейтральный язык, можно сказать, что русская культура – это просто-напросто культура великого народа. Это в ней привлекает одних и отталкивает других.
А народ становится великим только через экспансию – цивилизационную, экономическую, но прежде всего военную. Через столкновения с другими народами. Через победы в этих столкновениях. Через ассимиляцию больших иноплеменных масс. Через взаимодействие, взаимопроникновение с их культурами. Поэтому русских так много. Поэтому они такие разные. Поэтому их представления о мире не умещаются в горизонт типового национального государства.
Русские прожили жизнь великого народа, их судьба уже состоялась и другой не станет. На них нападали, и они отбивались. Их покоряли, и они освобождались. Они, как и все другие народы, много раз начинали войны, так делается история. Порой наступательную войну трудно отличить от оборонительной. Порой одна следует за другой. Кто стыдится такой истории, тот, наверное, в знак протеста против нее не должен ездить не только в Крым или Донецк, но и в Астрахань, и в Тюмень, и в Выборг. Это то, что нас сформировало, хотим мы этого или нет. В альтернативной истории уже упомянутый Достоевский был бы не русским, а польским писателем.
- Впервые за 30 лет у русской культуры все самое важное не в прошлом, а впереди
- «Подвергать дискриминации конкурс имени Чайковского – большая глупость»
- Что слушает русский вертолетчик над Уманью
И мы в самом деле запрограммированы на продолжение этой «имперской идеи» в будущее. Это нелегкое наследие. Нередко дети великих отцов оказываются сломленными перед лицом недостижимой наследственной планки, в то время как рвущийся вверх из низов будет доволен минимальным успехом в жизни, чтобы «всё как у людей». Так националисты малых народов бывают довольны придуманной родословной и пестрыми этническими костюмами, своим ухоженным садиком и редкими соотечественниками, которые смогли хоть чем-то прославиться в большом мире.
Хор малых народов, требующий убить имперский нерв русской культуры – то есть практически всё выдающееся, что в ней есть, – на самом деле протестует против самого хода истории. Против неправоты Фукуямы. Ведь чтобы история остановила свое течение, великое должно склониться перед малым и раствориться в нем. Русских, стало быть, надо как следует поскрести, отмыть от русскости, расфасовать по компактным этническим туескам, как клубнику на рынке, и заставить маршировать вместе со всеми в постисторию.
В некотором смысле хорошо, что в головах у противников России наступила эта кристальная, непротиворечивая ясность. Хорошо, что у них больше нет иллюзий насчет русской культуры. Прежде они противопоставляли русскую культуру и российское государство. Мол, одно дело – Путин (а до того все российские/советские правители, кроме Петра III, Горбачева и Ельцина), а другое – прекрасный Чайковский, написавший для нас лучшую рождественскую музыку. Теперь им открылась неутешительная истина: и Чайковский, и Чехов, и Левитан, и Стравинский, и Малевич, и Бродский – из той же команды, что Ермак, Потемкин, Суворов, Ермолов, Скобелев, Жуков.
И мы вынуждены с этим согласиться, но в положительном смысле. Принять это как данность и благодать. Судьба русской культуры неотделима от судьбы русского государства, причем даже там, где она ему оппонирует. И в будущем мы не можем рассчитывать на достойное продолжение своей культуры, если откажемся от своей истории, переупакуем нашу единую идентичность в десятки придуманных или реконструированных идентичностей.
Соблазн самоумаления издавна преследовал образованных русских – от «гражданина кантона Ури» до влюбленности советских интеллигентов в Польшу и Прибалтику и до мечтаний постсоветского среднего класса о переезде в тихий европейский городок с черепичными крышами. Теперь под этими крышами резвятся украинские беженцы, русским же указывают на дверь. И это прекрасно, поскольку за этой дверью – родной простор, тоскующий по работнику и творцу.
