На заре демократии у нас часто воспоминали и Моисея, который сорок лет водил евреев по пустыне (напомню, это ничем хорошим не кончилось: самого Моисея из-за поведения его спутников в прекрасный Израиль будущего не пустили), и Столыпина, который говорил: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии». Россию через 20 лет и так не узнать, хоть внешнего покоя нам так и не дали, а вот три четверти срока в пустыне проанализировать можно.
Нынешние оппозиционеры считают, что демократическое счастье закончилось в 2000-м, а наиболее радикальные романтики демократии вроде Владимира Буковского утверждали то же самое еще в 1992-м. Они предполагали, что можно было сразу имплантировать постсоветской России все либеральные свободы, которые на иссохшей рабской земле прижились бы как на черноземе. Эта иллюзия с тех пор дорогого стоила еще много-много раз; самым свежим примером оказался Афганистан. Свобода, к сожалению или счастью, по команде не приходит.
«События в Афганистане – это крах доктрины «…либеральной демократии для всех, победившей и остановившей историю» в 1991 году. Как выяснилось (внезапно), реальный мир плохо приспособлен для идеалистических экспериментов по унификации всех под единую идеальную концепцию. Сначала в этом убедился СССР. Теперь США, во главе коллективного Запада», – констатировал советник главы офиса президента Украины Алексей Арестович, заключив: «В одном я пока убедился точно: борьба за построение в Украине «…нового, демократического государства» смысла не имеет».
«То, что мы считали безусловным благом, не было таковым для всех», – в том же контексте открыл Америку Александр Генис. «Уход из Афганистана и Ирака – это признание того, что невозможно совершить демократическое чудо извне. Правительство Буша-младшего, которое начало обе войны, ссылалось на опыт послевоенных американских президентов, преобразивших тоталитарные Германию и Японию. Это сравнение – большая ошибка. ...Те, кто надеются на демократическое чудо где бы то ни было в результате правильно приложенных внешних усилий, обманываются: получится не Япония, получится Афганистан», – это уже пишет Александр Баунов.
Примечательно, что эта немодная мысль скоростным экспрессом вне расписания миновала станции Отрицания, Гнева, Торга и Отчаяния, и с прибытием на вокзал Принятия оборачивается господствующим дискурсом. Мне кажется, этот феномен сразу и не отрефлексировать – на него стоит лишь обратить пристальное внимание. В общественной мысли он может произвести переворот сродни теории относительности в физике: «не всё так однозначно». Незачем, стало быть, ходить по пустыне – всё равно из осинки не родятся апельсинки?
Но правда ли мы ждали чудес тридцать лет назад? Романтики демократии – пожалуй. Им на долю выпало сыграть роль известной старухи с нереалистично завышенными ожиданиями из пушкинской сказки. Ни съесть золотую рыбку, ни сесть на престол морской владычицы оказалось невозможно. Остальные наслаждались открывшимися перспективами и мелкобуржуазными радостями. Я в том числе.
Вызывает ли это у меня сожаление? Ничуть. Наверное, не в моем характере страсть к изменению мира – или ее латентный характер сублимировался в профессиональный азарт и связанный с ним перфекционизм, печальные плоды которого приходилось пожинать слишком часто. В этом смысле диссидентство для меня и близко, и отталкивающе, как единство и борьба противоположностей: не правда ли, безумно раздражает, когда люди навязывают тебе свои абсурдные взгляды или же сопротивляются твоим, единственно верным?..
- Талибы пообещали вести мирный диалог с бывшими афганскими чиновниками
- Жители Кабула рассказали о жизни при талибах
- Талибы объявили всеобщую амнистию в Афганистане
Как ни странно, после загула по буфету в антракте между политическими представлениями – и смены театрального репертуара – прогрессивная интеллигенция начала испытывать похмелье в чужом пиру, хотя в своем голова о судьбах родины у нее особо не болела. Нет, чеченскую бойню она не приветствовала и смело критиковала своего президента, но речь о смене власти не заводила. Против своих революций не устраивают. Умные люди пилят сук, на котором расселись другие.
«И всякий требует лично для себя конституции: мне, говорит, подай конституцию, а прочие пусть по-прежнему довольствуются ранами и скорпионами. Эта всеобщность недовольства, сопряженная с пожеланием самых приятных проектов лично для себя и с полнейшим равнодушием относительно жизненной обстановки соседа, представляется для меня фактом тем более замечательным, что фрондерство, по-видимому, заползает в сердце самых твердынь». Это еще Салтыков-Щедрин.
В какой момент революционный дискурс захватил умы, сказать сложно. Распиливать бюджет на борьбе с «оранжевой заразой» начал еще предприимчивый Глеб Павловский, на тот момент – модный кремлевский коуч. Аппетит приходит во время еды. Но корм оказался не в коня, и с майдана начала доноситься музыка революции. Не думаю, что наши диванные революционеры мечтали жечь покрышки, но плох тот Обломов, который не хочет стать актором исторического процесса.
Чего они хотели от революции? И чего продолжают хотеть? Дмитрий Быков* неожиданно предостерег (считается, что поэты первыми чувствуют новые тренды): «Мой добрый совет всем: разделять западные ценности хорошо, имея западное гражданство. Иначе тебе придется цепляться за шасси улетающего самолета. Эта позиция не только неудобная, но очень унизительная. В сущности, вся российская оппозиция находится сейчас в положении людей на кабульском аэродроме».
Десятилетиями мы жили с надеждой: «Запад нам поможет». И вот эта надежда рухнула. Мы остались лицом к лицу с самими собой. Кому предъявлять претензии за несбывшиеся идеалы? Свободному миру? Ельцину? Путину? Русскому народу? «Уничтожившей генофонд» советской власти? Не спрашивай, что ты можешь взять у свободы – лучше скажи, что ты можешь ей дать.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом
