В своем отношении к отечественной истории мы до сих пор очень неряшливы. Мы можем позволить себе не замечать, пропускать целые эпохи. Огромные исторические массивы у нас до сих пор остаются залежами событийной, фактологической руды, которая еще не переработана, еще не пущена в передел, в обретение добавленной стоимости интерпретации, актуализации, номинирования. Наш гуманитарии действительно очень часто просто ленятся. Ничего не поделаешь с нашими родовыми нелюбопытством и леностью. К числу таких обделенных вниманием эпох относится наша елизаветинская – время правления императрицы Елизаветы Петровны.
Вообще наш XVIII век до сих пор остается для нас великим незнакомцем. Это удивительно, но мы очень мало о нем знаем. Еще более удивительно, но очень многие книги, написанные в XVIII веке, остаются неизданными и пребывают в рукописном состоянии до сих пор. И совсем удивительно наше нелюбопытство, потому что именно XVIII век – эпоха Просвещения – крайне актуален для нас сегодняшних, переживающих нечто похожее на то, что переживали наши предки почти триста лет назад. Наше восприятие того века остается крайне стереотипным, а потому елизаветинская эпоха заслоняется петровской и екатерининской. И не без причин.
Елизаветинская эпоха обладает способностью к незаметности и даже невидимости. Нашей гуманитарной интеллигенции сегодня крайне сложно опознавать елизаветинцев – они не укладываются в интеллигентские исторические стереотипы. Нашим пишущим навзрыд и на разрыв подавай событийную накипь вроде войн, бунтов и революций. Или им нужны спектакли «метафизики» из неких мутных «глубин» осуществления власти – им очень хочется копаться в потрохах придуманных ими же самими правителей вроде Ивана Грозного или Сталина. Какие-то жуткие спекуляции эти никакого отношения к реальности не имеют, с исторической правдой совсем не дружат. А еще нужны мистерии бед и несчастий. Событие без привкуса беды кажется им не настоящим. Знак беды у нас – это печать неведомого удостоверяющего исторического нотариуса и хранителя мутной и сумрачной правды. А с бедой у нашей елизаветинской эпохи все очень плохо.
Елизаветинский период в нашей истории какой-то на удивление добрый и нормальный. В день дворцового переворота будущая императрица поклялась, что в случае успеха не подпишет ни одного смертного приговора. И не подписала. И следующие императоры и императрицы наши более или менее придерживались этого правила, явив миру аномалию властной травоядности. В истории наших XVIII, XIX и начала XX вв. аномально малое количество смертных приговоров. И фавориты Елизаветы какие-то совсем не демонические, а вполне нормальные и добрые, даже по нашим сегодняшним меркам. В государственные дела лезли умеренно, себе урывали не столь много, как могли бы. И вообще елизаветинские фавориты были на удивление толковыми, некоторых из них вполне можно назвать технократами и даже эффективными менеджерами.
Странно, но у нас до сих пор не оценена должным образом фигура Петра Ивановича Шувалова. А ведь сделал он много хорошего. Это был крутой менеджер именно по нашим, современным, меркам. Он начал переносить центр тяжести налогового бремени с подушной подати на косвенные налоги, на то, что потребляли все – и элиты, и подвластные – соль и вино. Он снес все внутренние таможни, создав единый российский внутренний рынок. Он начал строительство более или менее суверенной банковской системы. Он осуществил попытку приватизации государственных металлургических заводов на Урале. Результаты этой приватизации не были однозначными, те предприятия, которые достались дворянам, потом, уже при Екатерине, пришлось выкупать обратно. Зато те, что достались талантливым бизнесменам вроде Турчанинова, пережили самый настоящий расцвет. Вообще, именно на елизаветинскую эпоху приходится расцвет уральской горно-металлургической промышленности.
Шувалов проявил и пристрастие к трубопроводной логистике, планируя создать солепровод из оренбургской земли до берегов Волги, где-то недалеко от сегодняшнего Камышина. Проект реализовать не удалось, но некий грядущий трубопроводный паттерн он нашим элитам привил. Как и кое-что другое. Именно от великого елизаветинца Петра Шувалова мы ведем наши успехи и склонность к очень значимым новациям в области артиллерии. Он, как говорят, предопределил многое. Не только создание новационных для своего времени гаубиц-единорогов, которые очень хорошо показали себя в Семилетней войне, которую сейчас многие называют Нулевой мировой войной, но и создания паттерна конкуренции сразу нескольких «конструкторских бюро» за госзаказ. Так было в эталонном виде в СССР. И у этого есть явные и отчетливые елизаветинские корни.
Именно при Елизавете был открыт Московский университет, что можно считать стартом самого настоящего Просвещения в России. Придуман он был великим Ломоносовым, титаном нашей культуры, а реализован другим Шуваловым – Иваном Ивановичем, который отказался от графского титула и ничего не взял из казны, хотя был фаворитом императрицы в ее последние годы. И вообще – всё главное для страны и мира Ломоносов создал именно в елизаветинскую эпоху. Ломоносов – это самый настоящий елизаветинец. Как и Сумароков, и Тредиаковский.
- Как нам всем полюбить Россию
- Как заурядный русский князь был обессмертен русской литературой
- Как Суворов толкнул Османскую империю в пропасть
В елизаветинскую эпоху было на столетие вперед предопределено еще одно важное в нашей цивилизационной истории – галломания. Елизавету еще Петр Великий готовил для женитьбы на французском короле Людовике XV, и потом она хранила верность французским шмоткам и языку. Прагматичный немецкий наши элиты принесли в жертву романтичному французскому. Наше дворянство стрекотало на французском вплоть до Великой Октябрьской революции. Даже две елизаветинские войны были обыденными, но успешными. Мы окончательно застолбили за собой результаты Северной войны в недолгой схватке со шведами. И мы, даже без великих полководцев, на артельном классе, разгромили сильнейшую сухопутную армию тогдашней Европы, взяв Берлин.
Именно при Елизавете наши власти начали брать на подряд европейских гуманитариев. Широко известна дружба Екатерины и Вольтера, но именно при Елизавете Вольтера, как говорят сегодня, подписали на создание истории Петра Великого. Тут постарался Иван Шувалов. Кстати, именно при Елизавете родилось отечественное производство фарфора. Мы в этом деле обогнали многие европейские страны. А фарфор тогда был больше, чем просто столовая керамика. Фарфоровые изделия были очень дорогими и значимыми предметами роскоши, статусными товарами. Существовала даже самая настоящая фарфоровая дипломатия – фарфор был наиважнейшим дипломатическим подарком.
Даже если сложить вышеприведенные общеизвестные факты, то вырисовывается очень симпатичная для нашей истории эпоха. Кстати, и Петербург обрел привычный для нас облик и стиль именно при Елизавете. Это была какая-то долгоиграющая, с большим хвостом в последовавшем будущем, эпоха. Однако способная быть невидимой. Без елизаветинской эпохи не было бы екатерининской, тоже блестящей и значимой. И вот какое ощущение постоянно меня не покидает. Елизаветинская эпоха не по совпадениям в событийном дизайне, а по какой-то общей интонации все больше напоминает мне путинскую, которая тоже остается немного невидимой, которая тоже какая-то добрая и уравновешенная.
Кстати, Елизавета приходила к власти тоже на волне чаяний избавления от засилья иностранцев в десятилетие правления Анны, эдаких «проклятых 90-х» XVIII столетия. В добрую елизаветинскую эпоху перестали пороть дворян. Из-за чего родилось первое не поротое дворянское поколение, которое обрело нечто вроде достоинства и чести, которые оно употребило все же традиционно по-русски, о чем свидетельствуют наблюдения французского француза шевалье д'Эона, который написал целый мемуар «Рассуждение о легкости революции в России по смерти императрицы, с Планом, коему надобно следовать, чтобы преуспеть, и о возможности осуществления его в дальнейшем». «Всякий русский, кто получил образование и путешествовал, сотни раз вздыхал над несчастной долей в приватных со мной беседах. Те, кто читает французские брошюры, а тем паче английские, объявляют себя приверженцами самой смелой философии и противниками, вместе с друзьями своими, деспотического и тиранического государства, в котором они живут», – писал он. А сегодня разве не так?
Очень много аналогий можно привести, что внушает надежду на то, что за доброй и немного невидимой путинской эпохой последует другая, еще более блестящая и славная.
