Как заурядный русский князь был обессмертен русской литературой

Игорь Святославович стал действующим героем одной из самых тяжелых и кровавых эпох русской истории. «И раздрася вся земля Русская», – с горечью характеризовали летописцы эпоху «удельных замятен», окончательно воцарившуюся на Руси после смерти Владимира Мономаха в 1125-м и его сына Мстислава Великого в 1132-м.

Из тьмы веков

Нельзя сказать, что тогда, в XII веке, не было на Руси людей, понимавших опасность ситуации, пытавшихся бить во все колокола, пытаясь остановить, воззвать: что делаете, безумцы, остановитесь! Отечество губите и своими же руками отдаете его на поругание иноземцам! Автор «Слова о полку Игореве» вот пытался...

Кто бы сейчас, за исключением горстки узких специалистов, знал князя Игоря, кабы не обессмертившее его «Слово»? По тем временем обстоятельства его жизни не заключали в себе ничего особо выдающегося. Родился он в семье князя Святослава, представлявшего в обширном роду Рюриковичей ветвь Ольговичей (то есть потомков широко известного князя Олега Святославича «Гориславича», соперника Мономаха) и сменившего немало княжений. Вот и Игорь Святославович за полвека своей жизни успел покняжить и в Новгороде-Северском, и в Чернигове. По реалиям того времени, поучаствовал в междоусобных войнах – ходил, в частности, под знаменами великого князя Владимирского Андрея Боголюбского на Мстислава Игоревича, великого князя Киевского.

Но главным в судьбе Игоря было все же то обстоятельство, что он вволю скрестил мечи с врагами и настоящими, внешними. А наиболее опасными врагами Руси тогда являлись безжалостные степняки-кочевники половцы, за полтора века выпившие немало русской крови. Что особенно горько, многие князья с охотой использовали половцев в своих драках, отдавая язычникам русские земли на поток и разграбление.

На эту тему
• Российские ученые делают не известные никому открытия
• Зализняк стал создателем краеугольных камней русской идентичности
• Антон Крылов: Так знаем или верим?

События, благодаря которым Игорь застолбил себе место в вечности, имели место весной 1185-го. Тогда он с братом Всеволодом, князем Курским и Трубчевским, и племянником Святославом Ольговичем, князем Рыльским двинулись на половцев и сразились с ними на берегах реки Каялы. После итогам трехдневного сражения Игорь и остальные князья угодили в плен, многие русские витязи сложили там головы. Впрочем, из плена Игорь бежал, а в 1191-м провел с братом Всеволодом новый поход на половцев – теперь уже удачный. В 1198-м занял черниговский престол, на котором и сидел вплоть до смерти.

Такая вот жизнь, основные события которой можно было бы уместить в один абзац – кабы не «Слово о полку Игореве», рассказывающее о том неудачном походе на Каялу и обусловившее огромный интерес историков к личности и обстоятельствам жизни князя Игоря.

Однако история самого «Слова» представляется намного более интересной, чем биография его героя. Почти у каждого великого народа есть свой литературный эпос. У французов это «Песнь о Роланде», у немцев – «Песнь о Нибелунгах», у англичан – «Смерть Артура» и т. д. Стоящее, несомненно, в этом же ряду «Слово о полку Игореве» отличает наиболее необычная судьба. В течение нескольких веков оно было совершенно забыто – и заново обретено лишь в конце XVIII века, волею случая попав в руки собирателя древностей графа Алексея Мусина-Пушкина.

В защиту подлинности

Обстоятельства, при которых граф обрел свою бесценную находку, до сих пор точно не выяснены. То ли он приобрел средневековую рукопись у бывшего настоятеля упраздненного к тому времени Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле архимандрита Иоиля (Быковского). То ли Мусин-Пушкин, будучи обер-прокурором Синода, получил ее из библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря – версии разнятся.

«Слово» впервые было издано в 1800 году – но, увы, рукопись-первоисточник до наших дней не дожила. Она хранилась в доме Мусина-Пушкина и сгорела вместе с другими бесценными средневековыми текстами в огне московского пожара 1812 года. И почти сразу же объявились скептики, объявившие «Слово» подделкой: среди них, в частности, оказались историки Михаил Каченовский и писатель Осип Сенковский, позже – французские слависты Луи Леже и Андре Мазон, прочие... Одни высказывали предположение, что подлинным автором гениального произведения был архимандрит Иоиль (эту версию пытался продвигать, в частности, даже столь известный специалист, как советский историк Александр Зимин), другие – сам Мусин-Пушкин, третьи приписывали создание «Слова» русскому историку Николаю Бантыш-Каменскому, занимавшемуся подготовкой к печати многих древнерусских текстов.

На защиту подлинности «Слова» пришлось встать уже Александру Сергеевичу Пушкину. Разбирая бытовавшие в его время возражения, он ставит логичный вопрос: кто же тот гений, кто имел талант достаточной силы, дабы осуществить в XVIII веке столь грандиозную фальсификацию? Поэт разбирает текст «Слова», особое внимание уделяя словам и выражениям, которые безусловно свидетельствуют о глубокой древности текста и к концу XVIII века давным-давно вышли из употребления.

Однако его доводы убедили не всех – и копья продолжали ломаться. Примечательно, что гипотезу об авторстве историка Николая Карамзина, отвергнутую еще Пушкиным, некоторые немецкие филологи пытались утвердить уже в 1970-1990-х годах. Иногда возражения скептиков звучали совсем уж курьезно. Например, недоброжелатели академика Дмитрия Лихачева, занимавшегося исследованием «Слова», утверждали, что он намеренно, дескать, «пропихивал» заведомую «подделку», дабы сделать себе имя.

Довольно рано обратили внимание на явную схожесть «Слова» с другим знаменитым произведением древнерусской литературы – «Задонщиной», посвященной Куликовской битве 1380 года. Уже упомянутые Луи Леже, Андре Мазон и их последователи, в том числе Зимин, стали доказывать, что некий мистификатор XVIII века смастерил «Слово о полку Игореве» на основе «Задонщины»! Предложена и более мягкая, примиряющая версия: что «Слово о полку Игореве» – это никакой не XII век, а конец XIV века или XV век и что оно цитирует более раннюю «Задонщину». Сторонники этой версии цитируют того же Пушкина, свидетельствующего, что знатоки, видевшие рукопись, «сказывают, что почерк ее был полуустав XV века».

Но все эти предположения аргументированно разбивает известный специалист в области русского и славянского языкознания, академик Андрей Анатольевич Зализняк. По его словам, лингвистический анализ «Слова о полку Игореве» дает следующий результат: все основные характеристики (фонетические, орфографические, морфологические, синтаксические) здесь такие же, как в памятниках древнерусской литературы, созданных в XI–XIV веках, но дошедших до нас в списках XV–XVI веков. «Здесь сохраняется древнерусская грамматика (иногда с некоторыми ошибками), но писец уже произносит слова не по-древнему, а в соответствии с фонетикой своего времени и записывает по более поздней орфографии», – констатирует Зализняк.

Он добавляет, что фальсификатор должен был быть первоклассным лингвистом, который поставил себе сознательную цель создать у своих будущих критиков впечатление, что перед ними древнее сочинение, переписанное в XV–XVI веках. Но для этого он должен был убедительно воспроизвести в своем тексте древнейшие грамматические черты, особенности их передачи и частичного искажения последующими переписчиками, а также характерные диалектные признаки. И в чем смысл этой работы? Чтобы результат твоего титанического труда оценили лишь потомки, ибо в конце XVIII века исторической лингвистики как науки еще просто не существует! Что-то совсем не верится в существование подобного гения, причем пожелавшего полностью скрыть от человечества свою гениальность.

Автора! Автора!

Другой интригующий вопрос: кем был древний автор «Слова»? Каких только гипотез не высказывалось на сей счет! Некоторые доказывали, что это человек княжеского сословия – возможно даже, что и сам князь Игорь Святославович. Другие (например, писатель Алексей Югов) называли жившего в XIII веке в галицкой земле певца Митусу, враждовавшего с князем Даниилом Романовичем.

Известнейший ученый Борис Рыбаков предположил, что «Слово» написал киевский боярин Петр Бориславич, возможно, являвшийся еще и автором обширного летописного свода. Академик Лихачев, под редакцией которого в 1995-м вышла Энциклопедия «Слова о полку Игореве» в пяти томах, подводившая итог двухсотлетним исследованиям, благосклонно отнесся к гипотезе Рыбакова. А вот современные исследователи подвергают ее критике.

Ученый-историк и публицист Клим Жуков напоминает, что вообще-то по основной своей специальности Рыбаков являлся археологом – а тут Борис Александрович взялся за текстологические изыскания. Он поясняет, что Рыбаков пользовался реконструкцией текста, которую произвел Лихачев. «Дело в том, что текст так просто прочитать невозможно: мало того, что это утраченное произведение (то есть его подлинника мы не видим), так еще там и перепутаны страницы, грубо говоря. Пришлось производить его реконструкцию. И Борис Александрович опирается на реконструкцию текста, изучая, таким образом, не первоисточник, а то, как это воспроизвели ученые. Ну и, конечно, на основании настолько разрозненных, обрывочных сведений об этом Петре Бориславиче...

Он точно исторический персонаж, он точно был, но мы больше практически про него ничего не знаем. Выводить из него и автора летописания, и автора «Слова» – это, конечно, верх вольного допущения», – полагает Клим Жуков, признавая, однако, что гипотеза Рыбакова по-своему и красива, и изящна.

А недавно свои соображения на этот счет опубликовал профессор, доктор филологических наук, проректор по научной деятельности Московского государственного института культуры, руководитель научного центра Российского НИИ культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачева Александр Николаевич Ужанков. Он считает, что «Слово о полку Игореве» написал игумен киевского Выдубицкого монастыря Моисей. В подтверждение своей гипотезы Ужанков обращает внимание на тот факт, что, как достоверно известно, Моисей был автором-составителем киевской летописи той эпохи, вошедшей позднее в Ипатьевский свод. То есть игумен Моисей писал для этой летописи и раздел о походе князя Игоря.

Так вот, описывая сражение при Каяле, игумен замечает: «Во день святого воскресения наведе на ня (нас) Господь гневъ свои, в радости место наведе на ны (нас) плачь...» То есть он сам был участником этой битвы. Более того, в том, как описывается битва в летописи и в «Слове о полку Игореве», прослеживается несомненное сходство.

Кроме того, Ужанков напоминает, что у автора «Слова» есть обращения «княже» и «господине». Ученый подмечает: «Такая форма была свойственной именно духовным лицам, нет ни одного случая подобного обращения князя к князю в рукописях XI–XII века. Можно предположить, что этот Игорев дружинник дал Богу обет оставить мир, если спасется...» Конечно, со стопроцентной точностью личность автора мы вряд ли когда-нибудь установим – это через восемь с лишним веков-то! Но кем бы он ни был, труд его не пропал даром. Ибо «Слово о полку Игореве» будет жить столько, сколько проживет еще само человечество.