Современный человек слишком озабочен возможностью следить за ним и знать о нем все с помощью современной техники. Человек заклеивает на своем ноутбуке фронтальную камеру, чтобы вездесущий Гугл не увидел – как будто там есть на что смотреть. Человек возмущен тем, что его разговоры, даже посторонние, становятся поводом для того, чтобы предложить ему что-нибудь купить. Человек обобщает свой неприятный опыт и резюмирует словами из старой книжки: большой брат следит за тобой.

Человек совершенно прав, разве что не договаривает важную мысль до конца. Дело в том, что современный большой брат смотрит на тебя очень пристально, и у него теперь гораздо больше глаз, чем предвидел Оруэлл. Но глядя на тебя столь пристально и внимательно, он тебя не видит. Точнее, он не видит – тебя. Ты, как личность, индивидуальность – ему не интересен. Только в составе социальной группы. Как потребитель, покупатель (в том числе и книжек), потенциальный голосователь против – да. Но ты, ты сам – совершенно нет. В этом отличие нового тоталитаризма от того, который был в XX веке.

Тот, старый, пугающий Европу и Америку, интересовался твоей личностью и хотел сделать ее похожей на другие. Собственно, интересовался-то только если находил непохожесть. До тех пор, пока человек оставался «как все» в важных своих проявлениях, он был неинтересен большому брату – неповоротливому и, в общем-то, равнодушному. Советский большой брат начинал шевелиться не раньше, чем человек придумывал торговать джинсами или множить на «Эрике» запрещенную литературу. При этом, раз уж дело доходило до дела, он очень интересовался личностью, мотивами диссидента, причинами, из-за которых тот диссидентом стал. Начиная с отщепенцем бороться, большой брат делал того равновеликим себе. Государству размером в полмира.

Новый большой брат просто игнорирует тот факт, что у тебя есть личность. Ему не нужна твоя личность. Она лишняя. Не вредная и не опасная, не льсти себе. Лишняя. Не нужна личность, чтобы выстроить отношения клиента и интернет-магазина. Тоталитаризм XX века требовал, чтобы ты, во имя идеалов, отказался от себя. Новый тоталитаризм Гугла и Эппла ничего не требует, поскольку то, что у тебя есть какие-то идеалы, совершенно никак не влияет на твое поведение. Потому что теперь ему нужно не то, чтобы ты куда-то ходил в железных когортах, а только чтобы ты потреблял положенное. И не насильно, а под влиянием контекстной рекламы.

Кстати, политическое твое поведение он тоже рассматривает, как акт потребления. Покупка кофеварки, смартфона и рекламного образа кандидата от демократов – это одна и та же процедура под влиянием одних и тех же приемов большого брата, и она не имеет к идеалам никакого отношения. А кроме покупок в новом тоталитарном обществе ты больше ничего совершить не можешь.

Да, вот так просто.

– Дорогая, нам, кажется, нужна новая кофеварка, – говоришь ты на кухне.

Смотришь на поля открытой интернет-страницы, а там уже темно от кофеварок. И еще неделю будет темно – выбирай, дорогой. А дальше смотришь – на тех же полях тех же интернет-страниц появляются кандидаты от демпартии. Например, от демпартии. Потому что большой брат анализировал большие данные и бигдата сказала ему, что избиратели демпартии пьют кофе. А избиратели другой партии… Нет, были сигналы, не чай они там пьют. Но через интернет чаще, чем кофеварки, покупают, например, удочки. Или багажники на крыши машин.

Все чаще в последнее время я вспоминаю о классических антиутопиях. О «Скотном дворе». О «Дивном новом мире» – рае / аде потребления. И особенно о «1984». Я вспоминаю и думаю, как же страшно мы обманулись в перестройку, сочтя, что книжки написаны про нас.

Конечно, нам было легко обмануться. «Ангсоц» Оруэлла испытывал дефицит продуктов. Там еда была по карточкам, марка джина «Победа» была единственной и безальтернативной, а главный герой неделю брился одним лезвием и еще ему по карточкам распределяли обувь. Да, он еще был в партии! Конечно, немудрено было примерить это все на «совок». Потому что в 80-е только это советских людей и возмущало в окружающей действительности: талоны на колбасу, на водку, на все остальное. А там-то, в свободном мире, сто сортов колбасы...

Ну вот, прилавки полны и можно отвлечься от колбасы и джина. И становится понятно, что Джордж Оруэлл писал про свою родину и боялся за свою родину, Англию! И боялся он не карточного распределения еды (не после мировой войны ему этого было бояться, там карточки отменили позже, чем в СССР), а «телескринов», взгляда большого брата и возможности изменять прошлое, работая с прессой в настоящем, а также новояза боялся он.

И вот прошел календарный 1984-й, наступил век следующий – и видно явственно, как на дисплее, что он именно там боялся, где и следовало. Большой брат смотрит на тебя с каждого телескрина, и особенно с маленького, карманного. Большой брат разрешает тебе говорить, что он плохой – вот только в новоязе для этого не осталось слов. Большой брат мягче, чем в старой книжке, но столь же безжалостно указывает тебе, как жить, что покупать (ты есть то, что ты покупаешь и больше ничего) и за кого голосовать (потому что это тоже покупка).

... А наши доморощенные дураки все еще смотрят на Запад и восклицают: смотрите, там свобода! А там большой брат.