Добрая катастрофа карантина

@ Sergei Mikhailichenko/Global Look Press

12 мая 2020, 09:18 Мнение

Добрая катастрофа карантина

Мы пошли на беспрецедентные меры ради сохранения каждой жизни – независимо от ее экономического вклада в общество. Мы приняли систему ценностей, в которой каждая жизнь драгоценна. Мы, как общество, возросли в добре.

Сергей Худиев Сергей Худиев

публицист, богослов

Конечно, сама мысль о том, что в карантине есть нечто доброе, может вызвать раздражение – экономика несет тяжелый урон, причем множество семей почувствовало это на своем бюджете. Многие планы рухнули и карьеры пострадали. Но я хотел бы обратить внимание на то, что в нравственном и психологическом отношении мы наблюдаем то, что можно было бы назвать катастрофой с обратным знаком, «доброй катастрофой». Во всех этих тяжелых – а иногда и трагических – событиях последних недель открылось нечто хорошее и глубоко правильное. Поясню, что я имею в виду.

Иногда – во время смут, войн и революций – происходит катастрофический обвал того уровня цивилизованности, нравственности и солидарности, который был достигнут до этого. Человеческая жизнь обесценивается до стоимости девяти граммов свинца – или ниже. Лозунгом момента становится «умри ты сегодня, а я завтра». Те, кто еще вчера были соседями, вцепляются друг другу в горло.

Обычно улучшение нравов происходит очень медленно и почти незаметно – как растет лес. А обвал происходит быстро – как пожар. Но нынешняя эпидемия сделала нас свидетелями обратного, и при этом быстрого развития – уровень морали и солидарности повысился. Общество в целом – и власти и граждане – пошли на серьезные экономические жертвы, чтобы сохранить жизнь и здоровье наиболее слабым и уязвимым. Огромные средства были вложены в срочное строительство новых больниц, готовых принять жертв пандемии. Общество и государство мобилизовались для того, чтобы помочь пострадавшим.

Как сказал президент, мы – не Спарта. Мы не сбрасываем слабых в пропасть. Мы заботимся о каждой жизни. Конечно, государства с древнейших времен могли проявлять заботу о людях. Подданные – работники, воины, налогоплательщики – были оборонным и финансовым ресурсом. Но особенность ковида в том, что он грозит смертью – не исключительно, но преимущественно – пожилым и больным людям, которые экономическим и военным ресурсом не являются. Напротив, они часто являются получателями социальной поддержки.

Их жизнь ценна не как государственный ресурс – но сама по себе, как жизнь уникального человеческого существа, в каждой минуте которой есть не всегда понятный, но глубокий смысл. И это общее для всего цивилизованного мира согласие – жизнь слабых, уязвимых, экономически непродуктивных людей стоит того, чтобы спасать ее, идя на существенные жертвы – и проявилось в нынешнем карантине. Это стало восприниматься как что-то самоочевидное.

Ценность человеческой жизни – именно жизни как таковой, а не общественного ресурса – повысилась. Мы оказались в более гуманном обществе. Нам был предложен выбор – пойти на суровые самоограничения ради старых и слабых, или ну их, пусть умирают. Мы выбрали бороться за каждую жизнь.

Такое развитие событий не разумелось само собой. Еще недавно высоколобые философы (больше на Западе, чем у нас) рассуждали о «долге» старых и больных умереть, чтобы не отягощать свои семьи и государство. Как говорила ведущий британский моральный философ баронесса Хелен Уорнок, лица, страдающие старческим слабоумием, обязаны умереть. «Если вы страдаете слабоумием... из-за вас впустую тратится жизнь многих людей... жизнь вашей семьи и ресурсы национального здравоохранения».

Проповедь расчетливой бесчеловечности становилась все более респектабельной. На человека, предлагающего побуждать стариков к самоубийству и предоставлять им для этого яд и квалифицированного «помощника», смотрели без испуга – ну интересная, хотя и спорная идея, надо обсудить.

С приходом коронавируса эти разговоры могли бы усилиться – вот сама природа пришла за старыми и больными, надо ли мешать неизбежному, да еще ценой тяжелого ущерба для экономики? Но и власти, и общество в большинстве развитых стран, включая Россию, твердо ответили «надо». Голоса тех, кто считал, что не стоит идти на такие меры, чтобы спасти больных и стариков, которые «все равно скоро умрут», оказались в меньшинстве. Те, кто принимали решения от лица всех нас, рассудили иначе.

Мы пошли на беспрецедентные меры ради сохранения каждой жизни – независимо от ее экономического вклада в общество. Мы приняли систему ценностей, в которой каждая жизнь драгоценна. Мы, как общество – несмотря на все ворчание и недовольство, раздававшееся в соцсетях – возросли в добре. И это стоит запомнить – и хранить. Бывают события, которые внушают стыд за человеческий род, которые открывают, какие бездны зверства и низости могут скрываться в человеческом сердце.

Но сейчас мы переживаем нечто прямо противоположное – время заботы, солидарности и человеколюбия. Мы оказались в ситуации, когда, может быть, первый раз в истории героями, окруженными славой и почетом, оказались не те, кто проливал кровь и отнимал жизни врагов, а те, кто спасал жизни – рискуя своими. Мы увидели самоотверженный подвиг врачей и медсестер, которые полагали жизни свои за ближних. Героический статус приобрела самая мирная и гуманная профессия – профессия медика.

Конечно, как всегда во времена испытаний, люди во всем мире проявили себя по-разному. Кто-то боролся за спасение людей, кто-то пользовался ситуацией, чтобы продвинуть свои собственные интересы. Шататели продолжали шатать, а паникеры – паниковать. Конечно, мы не оказались в новом мире.

Но мы пережили определенный сдвиг в общественном представлении о том, что является должным и правильным. Всякая человеческая жизнь стоит того, чтобы ее спасать. Конечно, цивилизация – очень хрупкая вещь, и нам еще предстоит удержаться на этой высоте. Но для начала нам стоит признать, что мы на ней оказались – и это очень хорошо.

..............