Мы достаточно настрадались от романтиков-революционеров

Полтора века назад юноши и девушки, которых Россия могла с гордостью назвать цветом своей молодежи, горячо спорили о судьбах родины. Это были неравнодушные, энергичные представители юного поколения, преисполненные верой в высокие идеалы и готовностью пожертвовать собой, чтобы те стали реальностью. Им была невыносима окружающая действительность со всеми ее пороками, несправедливостью и полицейским государством.

Молодые люди обсуждали, как можно изменить все к лучшему, и в результате пришли к выводу, что реформированию существующая система просто не подлежит. И перешли от слов к делу.

Запущенный ими маховик насилия в итоге превратился в кровавую баню, затянувшуюся на много десятилетий. Ее последствия страна до сих пор не до конца разгребла. Собственно, это все необходимо иметь в виду для понимания дела «Сети».

Мы привыкли говорить о современном российском государстве как весьма гуманном в том, что касается наказания за нарушения формальных правил политической деятельности – и это вполне соответствует действительности.

Селфи из автозаков улыбающихся участников несанкционированных политических мероприятий служат недосягаемым для западных стран образцом либеральности государственной политики в отношении несистемной оппозиции. Административный протокол и штраф – наиболее распространенные наказания, и даже единичные случаи приговоров к заключению (обычно два–три года) в глазах большей части общественности выглядят откровенно мягкими, учитывая обвинения в сопротивлении правоохранительным органам. «В Штатах на месте бы пристрелили» – наиболее популярный комментарий к таким случаям.

Именно поэтому приговор по «пензенскому делу» впечатлил всех своей крайней суровостью. А между тем ничего нового в происходящем нет. Дело «Сети» является продолжением давнего и последовательного тренда – государство четко разделяет политические силы по степени угрозы для себя, и молодые люди с фанатичным блеском в глазах проходят у него по разряду повышенной опасности.

Меньше месяца назад заинтересованные общественные круги бурно обсуждали нового генерального прокурора страны Игоря Краснова, который известен активной ролью в ликвидации националистического подполья – за многочисленные убийства. А параллельно было разгромлено движение русских националистов как внесистемная политическая сила, которая, кстати, в какой-то момент превращалась в весьма влиятельную.

Похожим образом сложилась судьба Национал-большевистской партии* – одной из самых ярких политических организаций последних десятилетий. НБП не прибегала к насилию, на ней нет крови, зато была масса акций прямого действия, включая захваты органов власти. Бывшие лимоновцы могут многое рассказать о методах, применявшихся против них. Результат известен – НБП сошла с политической сцены 10 лет назад.

Кто-то может задаться вопросом: ну что за глупое сатрапство? Ведь обсуждение в кругу единомышленников возможности вооруженной борьбы с режимом вовсе не гарантирует, что участники дискуссии обязательно перейдут от теории к практике.

Наверное, не гарантирует. Вот только исторический опыт России неутешителен. Разговоры в студенческих кружках второй половины XIX века обернулись волной террора, а затем и национальной катастрофой с десятками миллионов жертв. Современность в виде дела «приморских партизан» намекает, что тенденция перехода от слов к делу в подобных случаях неизменна.

Так что именно тут государство провело черту, отделившую для него оппозиционеров от террористов – пусть даже разговорно-кухонных.

Человек может выйти на Красную площадь с плакатом, на котором будет написано про власть что угодно. Полицейские его корректно препроводят в отделение, где товарищ майор вежливо составит протокол, и гражданин, скорее всего, пойдет домой, исполненный чувства выполненного гражданского долга. Там он, может быть, запишет ролик для YouTube и даже станет популярным блогером, а затем сделает политическую карьеру.

Но если человек в кругу соратников будет обсуждать – пусть даже абсолютно гипотетически – насильственную смену власти с зачитыванием избранных мест из «Поваренной книги анархиста», ему надо быть готовым, что однажды к нему придут суровые мужчины с буквами Ф, С и Б на камуфляже. А дальше он на собственном опыте выяснит, как именно в России борются с терроризмом, а также с угрозами общественной и национальной безопасности. И никакие заверения, что все это были пустые разговоры, ему не помогут.

Высокие идеалы обладают огромным обаянием, подпольная работа очаровывает романтическим ореолом, а фанатизм заразителен. Но государство в России извлекло урок из прошлого и теперь предпочитает на взлете ликвидировать угрозы, исходящие от экстремизма любого толка – хоть левого, хоть правого, хоть религиозного, хоть серо-буро-малинового. А заодно доступно доносит до всех заинтересованных лиц, что ожидает тех, кто рискнет пойти по этому пути.

Российское общество от деятельности романтиков-революционеров тоже нахлебалось достаточно, и одной только «террористической» статьи обвинения ему достаточно, чтобы не испытывать сочувствия к пламенным борцам.

Да и пылкому оппозиционному юношеству куда проще сделать выбор, когда альтернативы четко очерчены: сториз с пикета в Instagram* или 10 лет строгого режима.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ