Не измельчала ли Нобелевская премия? Такой вопрос мне очень часто задают журналисты, когда просят прокомментировать очередной выбор Нобелевского комитета.
Давайте сразу оговоримся: у меня нет никакого права оценивать премию мира и премию по литературе – я не занимался их изучением, почти не читал произведения лауреатов премии, а о премиях мира могу судить только как обыватель, и то, что происходит в этой области, мне стабильно не нравится – премии Обаме или Ясиру Арафату? Ну странный выбор, прямо скажем. С другой стороны, премия мира автору стратегии Большой дубинки Теодору Рузвельту, всего лишь шестая «нобелевка» в истории – говорит о некоей традиции в этой области.
Другое дело – премии в естественно-научных дисциплинах: физиология или медицина (именно так, с «или»), физика и химия. Так случилось, что я год за годом описываю в проекте «Как получить Нобелевку» на портале Indicator.Ru всех героев этих номинаций, начиная с 1901 года. И поскольку мы в нашем проекте находимся уже в середине 1970-х, некоторое мнение составить уже можно – тем более, что последние 15 лет я тоже ежегодно описываю три премии по долгу службы научным журналистом в самых разных изданиях.
Итак, не измельчала ли Нобелевская премия – если брать эти три дисциплины? Короткий ответ – нет. При этом Нобелевский комитет давно «забил» на само завещание Альфреда Нобеля, который просил присуждать премии строго по двум критериям.
Во-первых, премию нужно было бы вручать за открытие или изобретение (важное уточнение), которое принесло максимальную пользу человечеству. Во-вторых, за работу, сделанную в предыдущий премии год.
Второе правило не соблюдалось почти никогда. «Почти» – потому что в истории премии были «быстрые» награды: например, за открытие инсулина (здесь вообще был потрясающий случай, потому что от душевного потрясения, испытанного Фредериком Бантингом – от диабета умер его друг, и ученый начал заниматься заболеванием – до присуждения Нобелевской премии прошло всего три года) или за открытие гравитационных волн, или бозона Хиггса.
Но чаще всего соблюдается правило «до своего Нобеля нужно дожить». В премиях 2020 года Роджер Пенроуз чуть-чуть не дотянул до сомнительного рекорда «долгождателя» премии: с момента выхода его ключевой работы, за которую он и получит в декабре диплом, чек и медаль, прошло всего-то 55 лет. Френсис Пейтон Роус, первооткрыватель онкогенных вирусов, ждал 56…
Первое правило соблюдается чаще – и именно поэтому среди лауреатов мы видим и создателя автоматических маяков Густава Далена, и простого физиотерапевта Нильса Финзена, лечившего туберкулез кожи солнечным светом, и людей, развивавших технологии радио Гульельмо Маркони и Карл Браун (к слову, доживи наш Александр Попов до 1909 года, кто знает – был бы он третьим?). Более того, среди номинантов на премию по физике мы можем встретить и братьев Райт, и другого пионера авиации, Анри Фармана.
С другой стороны, оба отступления от правила обоснованы. Во-первых, бывает так, что ценность открытия потом оказывается преувеличенной, да и само открытие опровергается. В истории «естественно-научных» Нобелевок таких премий, пожалуй, две.
Во-первых, премия Йоханнесу Фибигеру, который получил ее за открытие онкогенных червей – что достаточно быстро было опровергнуто, а во-вторых, Эгашу Монишу за создание метода лоботомии. При этом даже в этом случае я не могу сказать, что сами Фибигер или Мониш недостойны премии: первый стоял у истоков современных клинических исследований и доказательной медицины, а второй до лоботомии создал первый нормальный метод нейровизуализации – рентгеновскую ангиографию (и за это тоже был номинирован на премию).
Во-вторых, фундаментальные исследования не менее важны для нас: они в итоге все равно приносят практическую пользу, но еще раньше утоляют жажду новых знаний – отличительную черту человечества.
Не могу я сказать и о том, что премия «измельчала» в наградах. Возьмем последние годы – гравитационно-волновая астрономия; сверхмассивные черные дыры в центрах галактик; редактирование генома; искусственное оплодотворение; открытие вируса гепатита С; обход фундаментального предела, позволивший увидеть молекулы в оптический микроскоп; машины из отдельных молекул – это потрясающие работы, открытия и изобретения, которые не менее достойны премии, чем великие открытия конца XIX – первой половины XX века, за которые присуждали Нобелевки в первые 50 лет.
- Впервые в истории Нобелевскую премию по химии получили две женщины
- Российские ученые объяснили, за какое открытие присудили Нобелевскую премию по физике
- Объявлены лауреаты Нобелевской премии по медицине
Значит ли это, что у Нобелевской премии нет проблем? Конечно же, не значит. Постоянно звучат жалобы, что премии по химии и по медицине превратились в «премии по молекулярной биологии» (премия 2020 года по химии за редактирование генома – тому яркое подтверждение), и постоянно есть вопрос: почему этим, а не тем? Но тут уж ничего не поделать, завещание Нобеля не переделать в своей основе: номинации останутся такими, премия сможет быть поделена только на две части и только между тремя учеными.
Но наука изменилась. Во времена Нобеля просто не было молекулярной биологии и генетики, которые проложили мостик между химией и физиологией. Во времена Нобеля не было крупных коллабораций ученых и крайне редко случалось так, чтобы ключевые работы в совершении одного открытия совершало более трех человек. Сейчас – иначе. Именно поэтому сейчас появляются «альтернативные» Нобелевки с не меньшим (а то и большим) призовым фондом. Например, вручаемая раз в два года премия Кавли, которая уже обросла авторитетом и присуждается за «самое большое», «самое маленькое» и «самое сложное» – за работы в области астрофизики, нанотехнологий и нейронаук. И это правильно.
И последнее, что я хочу сказать про Нобелевские премии. Мне посчастливилось общаться и приятельствовать с заметным количеством нобелевских лауреатов – наверное, их число уже превысило два десятка человек. Чаще всего это прекрасные, любопытные и скромные люди, никак не выказывающие своего величия. Но при этом изучение истории показывает, что Нобелевка не гарантирует ничего. Среди лауреатов бывали и есть атеисты и истово верующие, есть приятные люди и люди, отвратительные в общении, были фашисты, ратующие за «расово верную науку», были люди, продвигавшие антинаучные теории, были ВИЧ-отрицатели и ратующие за паранормальные явления. Вот кого среди более 600 лауреатов не было – это людей, чьи научные заслуги были недостойны награды.
